Франсеск Миральес - 2013. Конец времен
Если меня – пусть даже и против моей воли – приняли в «Возрождение», это означало, что я стал «апостолом» номер тринадцать. Более того, мне, как и Иуде, предстояло предать мессию, то есть Ханнеса.
Подобное сравнение вызвало у меня немалое беспокойство, однако мои невеселые раздумья прервало появление лидера «Возрождения». Присутствующие с необычайно почтительным видом расступились, давая ему пройти, но при этом было заметно, что их отношения с ним основаны на дружеской доброжелательности. Возможно, он привил им всем дух товарищества, однако они знали, что в определенные моменты нужно вести себя отнюдь не панибратски. И сейчас был как раз один из таких моментов.
Ханнес поприветствовал их всех в неформальной манере, а затем освещавший помещение тусклый свет погас, и показ пропагандистского фильма начался. В модуле воцарилась полная тишина, и это придало еще большую эффектность зазвучавшей через несколько секунд музыке – музыке, которую я за последние несколько дней слушал уже в третий раз.
С первыми нотами песни Доуленда «Flow my tears» на висевшем на стене экране появились кинокадры, изображающие Лондон, погрузившийся в сумерки. На фоне этих кинокадров стала прорисовываться авторучка, которой писались какие-то неровные строчки. Я с изумлением осознал, что это была авторучка Ханнеса – та самая, которую я видел на судне, плывущем на остров Патмос. Возможно, он сам и дал тогда экипажу судна запись этой песни, чтобы обеспечить звуковое сопровождение своим бредовым мыслям, которые он пытался изложить на бумаге.
То, что и мне тоже нравились произведения Доуленда, не было просто случайным совпадением. В прочитанной мною недавно статье о синхроничности утверждалось, что схожие друг с другом люди натолкнутся друг на друга в любом уголке мира – куда бы они ни поехали. Поскольку у них одинаковые вкусы, они отдают предпочтение одному и тому же, в результате чего их жизненные пути снова и снова перекрещиваются. А вот две личности, которые друг на друга ничем не похожи, могут жить по соседству и при этом ни разу не встретиться – не встретиться даже на улице, на которой они живут, – потому что ключевым фактором случайных встреч людей является их схожесть друг с другом.
Возможно, Ханнес усмотрел между собою и мной какое-то сходство, и поэтому он решил затащить меня в созданное им общество – пусть даже это и могло данному обществу навредить.
Тоскливую песню Доуленда сменила симфония Густава Малера, посвященная красоте каналов Венеции. Это был знаменитый отрывок, использованный режиссером Лукино Висконти в его фильме «Смерть в Венеции». После этого отрывка зазвучали одно за другим различные музыкальные произведения, а на стене замелькали короткие киносюжеты о городах – Париже, Берлине, Нью-Йорке, Токио…
Во всех этих киносюжетах о мировых столицах имелось кое-что общее: ни в одном из них не показывались люди. Ханнес, видимо, специально подобрал кинокадры, на которых были запечатлены пустынные площади и улицы, чтобы проиллюстрировать ими свое представление о счастливом мире. Ему, наверное, не были известны предсказания Алана Вайсмана о том, какие ужасы ждут планету Земля после исчезновения человечества.
В конце этого странного пропагандистского фильма перед взором зрителей предстало неподвижное изображение – карта Таро номер XIII, «Смерть». Я догадался, что для Ханнеса она была – наряду с перепиской между Юнгом и Каравидой и различными предсказаниями – еще одним подтверждением того, что именно 2013 год станет годом конца света.
Возможно, чтобы как-то сгладить удручающее впечатление, производимое этой картой Таро – на ней был изображен скелет, едущий на коне по лежащим на земле трупам, – в самом конце пропагандистского фильма его сменил черный фон, на котором снова появившаяся ручка Ханнеса написала:
Конец – это началоЭта фраза была любимым высказыванием одного моего университетского товарища, который очень рано отправился на тот свет, и потому я вздохнул с облегчением, когда показ пропагандистского фильма закончился и снова зажегся свет.
Все другие присутствующие, вероятно, были уже достаточно осведомлены относительно того, что все это означало, ибо они, поаплодировав, очень вежливо друг с другом попрощались и, покинув центральный модуль, разошлись по своим жилищам.
Я же остался в центральном модуле, невольно задумавшись о том, чем же занимаются все эти люди в таком глухом месте. Ханнес, подойдя ко мне, положил на мое плечо свою холеную руку. Он был одет в черный свитер, отчего его лицо казалось еще более бледным и болезненным.
– Уж слишком много впечатлений за такое короткое время, да? – сказал он снисходительным тоном. – Тебе понравилась концовка?
– Это была уже довольно избитая фраза.
– Как говаривал один мой друг, если хочешь чего-то новенького, обратись к классикам. А еще у Оскара Уайльда есть на этот случай подходящая фраза; «Нет ничего опаснее, чем быть модным. Все модное очень быстро выходит из моды».
– А зачем ты окружаешь себя всяким барахлом из шестидесятых годов? – поинтересовался я, удивляясь в глубине души той фамильярности, с которой я обращался с этим «гуру».
– Я имею слабость ко всему тому, чем я был окружен в своем детстве. Эти предметы вызывают у меня чувство безмятежности, потому что они напоминают мне о том времени, когда жизнь была легкой и приятной.
– Ты, наверное, с тех пор немало настрадался, – предположил я. – Если нет, то тогда мне непонятно, зачем ты затеял все это. А еще я не понимаю, чем занимаются все эти люди в лагере, оторванном от всего остального мира.
– Им нравится жить в обсерватории. Они находятся здесь добровольно. Кроме того, они выполняют очень важную задачу.
– А за какими объектами в этой обсерватории ведется наблюдение? – спросил я, уклоняясь от разговора об упомянутой моим собеседником задаче. – И при помощи чего? Я что-то не заметил здесь ни одного телескопа.
Ханнесу, похоже, нравилось, что я ему слегка перечу. Возможно, он воспринимал меня как дружески настроенного оппонента, в разговоре с которым можно проверить убедительность своих собственных идей. Он посмотрел в направлении двери, чтобы убедиться, что возле нее никого нет и что нас никто не слышит, а затем зажег сигарету и стал поучительным тоном говорить:
– Наш телескоп – это «Новое Откровение», ибо оно позволяет нам видеть очень далеко. Знание будущего делает осмысленным настоящее, дает своего рода путевой лист. Если мы живем в обсерватории, предназначенной для наблюдений за приближением конца света, это отнюдь не означает, что мы сидим здесь сложа руки.
– Насколько я понял, «Возрождение» собирается помочь Господу Богу в его благом намерении стереть человечество с лица земли в 2013 году.
– Именно так, и ты можешь считать, что тебе очень повезло – ты попал в число избранных, – сухо добавил Ханнес. – Благодаря этому ты спасешь свою жизнь.
13
Час спустя Ханнес вызвал меня к себе в модуль, чтобы продолжить меня инструктировать. Вскоре мне, по его словам, будет разрешено идти хоть на все четыре стороны, однако он меня предупредил, что как только я познакомлюсь с «путевым листом», я стану «цепляться» за обсерваторию, как потерпевший кораблекрушение матрос цепляется за еще не утонувшие обломки корабля.
Вернувшись после инструктажа в свой модуль, я подумал, что с каждым часом, проведенным мною среди членов «Возрождения», я мало-помалу теряю ощущение реальности. Мне уже не казалось странным то, что, пожив некоторое время здесь, в этой «обсерватории», человек невольно становится «не от мира сего» и думает только о появлении нового мира в 2013 году.
Чтобы отогнать от себя подобные мысли, от которых у меня уже даже начинала кружиться голова, я включил компьютер, намереваясь узнать, что произошло за последнее время в мире – если, конечно, в этой «обсерватории» имелась возможность это узнать.
Когда монитор компьютера зажегся, вместо каталога с названием «ЭЛЕМЕНТЫ ДЛЯ НОВОЙ ПЛАНЕТАРНОЙ КУЛЬТУРЫ» я щелкнул на иконке веб-браузера, надеясь войти в сеть Интернет. После нескольких секунд ожидания на экране появилось окошко поисковика «Гугл», показавшееся мне в этот момент огромным окнищем во внешний мир.
Пока я набирал название барселонской интернет-газеты, мне подумалось, что у Ханнеса, похоже, нет реальной возможности скрывать даже и самые важные свои секреты, раз уж он позволяет своим приверженцам поддерживать связь с остальным миром. «Обсерватория» неразрывно связана через Интернет с окружающим миром и, видимо, будет с ним связана до тех пор, пока не наступят Постапокалипсис и «эра неторопливости».
Я порыскал по различным разделам газеты – от спортивных колонок до страниц, посвященных экономике, – с приятным ощущением человека, который болел-болел, а теперь вот выздоровел и возвращается к своей обычной жизни. Быстро просматривая заголовки статей, посвященных наиболее значимым из произошедших недавно событий, я невольно зацепился взглядом за знакомую мне фамилию: