Бен Хетч - Знаменитый газонокосильщик
— О боже мой! — вскрикивает он, вероятно полагая, что я это сделал специально. — Что ты стоишь! Убери это скорей! Выкини в раковину, пока у меня все не погибло! У меня ушло на это два часа!
Чем больше я думаю о поездке, тем больше мне нравится эта идея. В Судане у нас с Джеммой не будет никаких проблем. Там ничто не будет нам мешать. Судан станет нашим необитаемым островом.
Я беру то, что осталось от кубика, и выбрасываю в раковину. Папа тем временем включает и выключает ноутбук, бормоча под нос, что я погубил предыдущий и, судя по всему, угробил и этот. По-моему, он даже хочет, чтобы ноутбук сломался, тогда у него будет повод обрушиться на меня с еще большей силой.
Но мне уже на все наплевать. Может превращать мою комнату в свой кабинет, если ему так надо. Может сжечь ее или сдать людоедам. Меня все равно уже здесь не будет. Я уезжаю в Судан. Мы с Джеммой уезжаем в Судан.
— Я звонил Полу Дэниелсу, — говорю я. Я хочу вывести его из себя. Я хочу, чтобы он вышвырнул меня из дома.
— Полу Дэниелсу? — переспрашивает он.
— Да, этому телевизионному магу.
— Я знаю, кто такой Пол Дэниелс.
— И Эдварду Хиту.
— Теду Хиту? Ты звонил Теду Хиту? — На его лице появляется серьезное выражение.
— Я говорил с ним всего пару секунд, — говорю я.
— И что же ты сказал нашему бывшему премьер-министру?
— Ничего особенного. Я сказал, что меня зовут Денис Хили и что я считаю его редкостным ослом.
— Ослом?! — Он резко поворачивается ко мне спиной.
— Ага, — отвечаю я.
И он столь же стремительно снова поворачивается ко мне лицом. Он так быстро крутится, что, видимо, ему стоило заниматься балетом.
— Так, давай по порядку. Ты звонишь бывшему премьер-министру Великобритании, возглавляющему палату лордов, и называешь его ослом. Сам ты осел после этого! — Он издает легкий смешок, означающий «ну что еще можно от тебя ожидать», и наливает себе большой стакан «Куантро», чтобы мне стало стыдно за то, что я вынуждаю его пить. И тут он замечает, что формочка для льда почти пуста. Надо видеть выражение его лица! Он замирает, и плечи у него обвисают, как будто в них вдруг исчезли кости. На какой-то момент это даже вызывает у меня тревогу.
— Я наливал воду. Наверное, она вытекла. Я точно помню, что наливал. Я абсолютно в этом уверен, — говорю я.
Мне не придется долго убеждать Джемму. Она может взять академку в Шеффилде. Мы будем сами зарабатывать себе на хлеб в Судане, разведем кур, я даже позволю ей командовать. При мысли обо всем этом у меня даже голова начинает кружиться, и я присаживаюсь на скамейку рядом с папиным ноутбуком. Он подходит ко мне и садится рядом. Он абсолютно спокоен. Такое ощущение, что после пустой формочки для льда я могу делать и говорить все что угодно, потому что хуже уже не будет. И я начинаю подумывать, не рассказать ли ему о Судане.
— Я хочу знать… я должен знать — кому ты звонил, — произносит он. — Я хочу знать правду, Джей. Когда эти люди узнают — а они непременно узнают, — что им звонил мой сын… — Его голос замирает.
На мгновение мне становится его жалко — надо же иметь такого сына, как я! Я говорю, что не помню точно, кому я звонил, что является истинной правдой. Тогда он достает свою записную книжку, и мы проходимся по всем именам, а я говорю «да» или «нет», когда он называет имя, и повторяю то, что сказал, если мне это удается вспомнить.
«Нанетт Ньюман?» — «Нет».
«Питер Сиссонс?» — «Нет».
«Том Бейкер?» — «Да». — «Что?» — «Представился Давросом… Нет, Далеком».
«Антеа Тернер?» — «Да». — «Что?» — «Не помню».
«Кэрол Вордерман?» — «Нет».
«Лорд Веймаут?» — «Да». — «Что?» — «Назвал его распиздяем».
«Иммон Холмс?» — «Да». — «Что?» — «Назвал его распиздяем».
«Филипп Шофилд?» — «Да». — «Что?» — «Распиздяй».
«Кейт Чегвин?» — «Сука».
«Арнольд Палмер?» — «Распиздяй».
«Никки Кемпбелл?» — «Распиздяй. Но он обозвал меня еще хуже».
Четверг, 22 апреляСегодня Берни пытался уболтать по телефону какую-то девицу, пользуясь методами ОИДСЖД. А Джеймс слушал их разговор по параллельному телефону, давая Берни ценные указания: «Подробнее, Берни, подробнее… Вернись к определению проблемы… Не забудь об этапах получения согласия».
По другому наушнику его слушает Джульетта («Подчеркивай итог каждого этапа, Берни!»… «Не нарушай структуру!»).
Все это напоминает игру, и в конце разговора Джеймс устраивает с Берни обсуждение, и тот усаживается, весь подрагивая от возбуждения. «Она была уже почти твоя, когда ты подвел итог, но потом ты ее упустил. Ты спросил: „А что вы делаете в пятницу?“, она ответила: „Нет, в пятницу я занята“, и в этот момент ты должен был узнать у клиентки, когда она будет свободна. А вместо этого ты говоришь: „Ну ладно, как-нибудь в другой раз“. Твоя лексика недостаточно позитивна. Ты должен был настоять на том, что встретишься с ней в пятницу, когда она закончит все свои дела!»
— Все будет как в фильме «Тельма и Луиза», — объясняю я Джемме, — с той лишь разницей, что в конце мы не свалимся в пропасть. Мы будем есть манго, вместе состаримся и изучим друг друга как свои пять пальцев.
— Я не люблю манго, — отвечает Джемма.
Она смотрит на Марка и Кейт, которые сидят за соседним столиком, и меня это раздражает. Я хотел позвонить ей еще вчера вечером, но потом решил, что о таких вещах надо сообщать при личной встрече. Конечно, я не рассчитывал, что на ее прощальный вечер явятся Марк и Кейт.
— Ну тогда будешь питаться кокосами или еще чем-нибудь. В конце концов, разве дело в пище? Я говорю абсолютно серьезно, — добавляю я. Ее рассеянность начинает меня раздражать. Вполне естественно рассчитывать на внимание, когда ты предлагаешь человеку отказаться от западного образа жизни и переехать в юрту. — Я же извинился за то, что делал в последнее время. Я много думал и наконец нашел решение. Видишь, я достал тебе блок-флейту.
Я взял старую блок-флейту Чарли. Вряд ли она ему понадобится. В Роксбурге никто не играет на блок-флейтах — это считается излишней роскошью. Думаю, Чарли уже играет на фаготе. В моих мечтах я пел колыбельные, а Джемма играла на блок-флейте. Этот инструмент должен был потрясти черную малышню. Я возлагал на него большие планы. В дневное время мы бы рыли колодцы, а по вечерам учили черных ребятишек петь колыбельные.
Но Джемма смотрит на Марка и Кейт. Она курит, обхватив себя руками за плечи. Обычно при мне она этого не делает.
— Джей, мне не нужна блок-флейта. Зачем мне блок-флейта? Я уезжаю учиться. Я уже внесла месячную плату. К тому же не думаю, что мой отец очень обрадуется, если я ни с того ни с сего уеду в Судан. Впрочем, скорей всего, твоему отцу это тоже не понравится. А как же твоя работа? А что, если тебя примут на журналистику? Ты же еще не знаешь…
— Хорошо-хорошо, успокойся, — отвечаю я. — Ты так кричишь. — Джемма специально говорит достаточно громко, чтобы ее слышали Марк и Кейт. И мне это не нравится.
— Я не кричу, и никто ничего не слышит, — заявляет Джемма, выпуская струю дыма. — Это ты постоянно кричишь.
— Я не кричу.
— Нет, кричишь, Джей. Ты все время разговариваешь на повышенных тонах. Посмотри на свои руки. Видишь, как они трясутся? Думаю, тебя из-за этого не приняли в волонтеры. Ты ведь сказал, что тебя забраковали. Или это очередная ложь?
Я отворачиваюсь, чтобы показать, насколько я обижен тем, что меня назвали лжецом.
— Попробуй взглянуть на это с моей точки зрения, — говорит Джемма, гася в пепельнице недокуренную сигарету и тут же прикуривая следующую. Раньше она размахивала руками, вызывая у меня смех, а теперь непрерывно курит. Уж если кто-нибудь из нас и страдает гипервозбудимостью, так это она. — Несколько дней назад ты разорвал со мной все отношения. Сказал, что не будешь приезжать ко мне в Шеффилд. Помнишь? А теперь ты хочешь, чтобы мы вместе жили в какой-то хижине. Ты только послушай, что ты говоришь.
Я продолжаю смотреть в окно.
— Просто смешно. Как, интересно, мы окажемся в Судане? Где мы будем жить?
— Общество гуманитарной помощи здесь ни при чем. Фургон можно превратить в жилой трейлер, — отвечаю я, снова поворачиваясь к ней. — И мы будем жить в фургоне, пока не построим мазанку. Мы станем членами племени, Джем. Мы своими руками станем зарабатывать себе на хлеб. И даже тогда, когда его будет довольно, мы станем работать для других. Это будет потрясающе. Только представь себе вкус хлеба, испеченного собственными руками. Джем, подумай об этом хлебе. — И как ни странно, то, что еще накануне вечером казалось мне несбыточным, начинает приобретать реальные черты. Я отчетливо вижу, как мы с Джеммой печем хлеб — я мелю зерно, а Джемма замешивает тесто. Наверное, это одна из основных причин, по которой я хочу уехать.
Джемма закрывает глаза и прикасается к моей руке.