Дэниэл Хэндлер - Наречия
— Меня всего лишь вырвало, — отвечает Аллисон. — Или ты не слышал? Все прекрасно. Ведь я замужем за одним из самых уважаемых художников комиксов Века Вулканов. Беда в другом — мне никогда не приходило в голову, что люди могут быть приветливы ко мне.
— Не вижу в этом ничего удивительного, — говорит Кит и несет ей стакан воды.
— Но потом им достаточно сказать всего одну вещь, и все летит к чертовой матери.
Аллисон ощущает прикосновение прохладного норвежского фаянса и еще глубже наклоняет голову в крошечный унитаз, словно хочет сказать нечто такое, что действительно беспокоит ее. Но ее беспокоит не это. Ее всего лишь вырвало. Беспокоит же ее тот факт, что она одна посреди океана.
— Однажды Адриан услышал, как я резко отозвалась о чем-то, и он даже не отложил ручку. У меня есть несколько любимых стихотворений Джона Донна, я помню их наизусть, и от этого мне грустно.
— Тс-с, — говорит Кит. Аллисон тем временем глоток за глотком пьет воду. — Не надо так громко разговаривать, Аллисон.
— Хочу и буду, — заявляет она и декламирует: — Там, где, подобно подушке на кровати, раздулся берег, чтобы стать местом отдохновения красавицы-фиалки, сидели двое, не мыслившие жизни друг без друга. Он мой единственный, Адриан.
— Ты действительно беременна? — спрашивает Кит. — Ты действительно беременна и любишь своего мужа?
— Я пишу диссертацию, — отвечает Аллисон, — и в центре ее теория о том, что это не твое собачье дело. Да, я часто люблю его. Я часто люблю его, и он все время мой муж.
Кит забрал у нее стакан. Аллисон поднимает глаза и, к своему ужасу, осознает, что он успел снять рубашку. Грудь Кита не идет ни в какое сравнение с грудью Адриана, волосы струятся по ней прядями, точно дым от сигареты. Интересно, в каком возрасте красивых мужчин учат подобным вещам — вот так взять и ввалиться в комнату, где женщине и без того паршиво, и пусть коктейли внушат вам, что это действительно вечеринка. Какие причины нужно привести, чтобы отговорить их от подобных неправильных шагов?
— Меня всего лишь вырвало, — говорит Аллисон. Когда в стенном шкафу одновременно находятся двое, вновь возникает ощущение аптеки. Или она действительно беременна? Но Кит уже положил руку на плечо Аллисон, положил так, чтобы она обратила внимание на то, как важен этот момент.
— Потанцуем?
— Нет.
— Но мы ведь только что танцевали, — настаивает Кит. — Я видел.
Аллисон еле заметно кивает.
— Я слышала песню.
— Да-да, любовь моя, да-да, — говорит Кит, и его рука перемещается ей на живот.
— Другую песню, — говорит Аллисон. — Ту, которую исполнял оркестр. Я помню ее еще со школы. Она спасла мне жизнь, как часто бывает с песнями. «Что бы я ни делал, я всего лишь убиваю время, чтобы быть ближе к тебе». Я эту песню имею в виду, Кит или как тебя там. Уходи, потому что я люблю его. Я его часто люблю. А в другие моменты…
— А в другие моменты бывает отпуск, — говорит Кит. — Вот и ты сейчас в отпуске.
— А в другие моменты на земле ад. Когда его со мной нет, вокруг поджоги и перестрелки, акулы и бармен, который жуткий поклонник.
Она поднимает глаза, и стенной шкаф идет кругом, словно у него тоже кружится голова.
— Я не могу одна. Мне нужна его помощь.
— Впечатляющая история, — говорит Кит, однако руки все же убирает. — Мне можно ее использовать?
— Ты можешь использовать что угодно, — отвечает Аллисон и вытряхивает содержимое сумочки по всей Скандинавии. — Мне из этого ничего не нужно. Полный бумажник денег, которые здесь никто не берет, завалявшиеся в сумочке мятные леденцы, и если тебе захочется повесить очки на шею, найдется веревка. Да, еще упаковка бумажных носовых платков, если ты вдруг всплакнешь, и набор для анализа на беременность.
— О господи! — восклицает Хиллари. Она застыла в дверях ванной, что, с одной стороны, довольно неожиданно, но с другой — очень даже предсказуемо. — О господи, ребята. Живо включайте телевизор. Включайте немедленно.
— Ты разве никогда не стучишь в дверь? — спрашивает Кит и нехотя натягивает рубашку.
— Произошла катастрофа, — говорит Хиллари, но Аллисон не видит глупого выражения ее лица, потому что в данный момент выполаскивает изо рта остатки рвоты и засовывает обратно в сумочку все ее содержимое.
— Я ненавижу тебя, — негромко говорит она Хиллари. — Твои комиксы — сущий идиотизм и к тому же ужасно нарисованы. К тому же ты дважды используешь одни и те же шутки. Например, заголовок твоих комиксов «Маскарад», но, не читая их, уже знаешь, чем там кончится дело. И ты, Кит, тоже. У твоих персонажей дурацкие огромные головы, и вообще, танцуя, не прижимайся ко мне своей джинсовой эрекцией.
Но Аллисон говорит едва слышно, и потому никто не слышит ее молитву. Прошу тебя, Адриан, возьми меня за ремень и избавь от этого судна, во имя баночки, в которой ты хранишь свои карандаши, во имя твоей стрижки. Аминь.
Но не сегодня. Аллисон заставляет себя пройти в спальню, где Хиллари и Кит в ужасе таращатся на пустой экран.
— Нет у нас никакого телевидения, — говорит Аллисон. — Потому что мы посреди океана.
— Как это нет? Разумеется, есть, — говорит Кит. — Разве ты раньше никогда не бывала в «Круизе комиксов»?
Медленно, мучительно медленно на экране возникает объятый пламенем город.
— Это Сан-Франциско, — говорит Хиллари. — Это то место, где живет твой муж, Аллисон. Один в один похоже на его произведение.
— Я тоже там живу, — говорит Аллисон, но в данный момент она на корабле.
— Продавщица из аптеки сказала мне, будто в новостях только что передали, что это вулкан, — говорит Хиллари. — Знаешь, Супруга, мне как-то не по себе. Сначала вулкан, как в его комиксах, а потом ты, беременная, как в его новых комиксах. И все это происходит во время «Круиза комиксов»!
— Переключите канал или выключите телевизор вообще, — говорит Аллисон. Она лежит на кровати, что в принципе входило в ее планы. — Не хочу на это смотреть.
— Не хочешь — не смотри, — говорит Кит. — Тебя никто не заставляет. Но это показывают по всем каналам, хотя я голову на отсечение даю, что это никакой не вулкан.
— Тот самый чертов вулкан, — доносится голос с телеэкрана. — Ад на земле. Вы только посмотрите, какие кадры мы получили, и сами скажете: «Ни хрена себе!»
— Ни хрена себе! — восклицает Кит. — Представляю, сколько зеленых положил себе в карман тот, что отснял эти кадры.
— О господи! — охает Хиллари. — Боюсь, мы теперь застряли в «Круизе комиксов» надолго, если не навсегда. По крайней мере пока этот ужас не кончится. Я вам не мешаю?
Аллисон лежит на полу и пытается слушать. Адриан должен быть здесь, на этом корабле посреди океана, или же она должна быть там, и пусть ее рвет в ее собственной ванной. Сан-Франциско, он куда больших размеров, и в нем больше ее личных вещей. Аллисон смотрит на кучу всякой всячины, которая возвышается посреди каюты, за которую она заплатит позже, если она правильно поняла то, что сказал мужчина за регистрационной стойкой. Она не нужна им одна. Они не хотят, чтобы она была здесь одна, без мужа. И она здесь не одна. Нет, такого просто не может быть. Вы только взгляните, что валяется на полу: бумажник, мятные леденцы, бумажные носовые платки. И среди этого мусора нет пистолета, чтобы проложить себе дорогу, как нет и ребенка, который бы составил ей компанию. У нее нет ничего, на чем можно было бы бежать с этого судна, и прошу вас, умоляю, вы только посмотрите на его пепел на полу! Такое часто случается. Но не настолько.
— Аллисон, ты только посмотри! — Хиллари скачет вверх-вниз, словно обезьяна.
Аллисон в задумчивости переводит взгляд на сумочку в надежде обнаружить нечто такое, чем можно было бы ее прикончить. Пожалуйста, только не пепел.
— О господи, о господи, о господи, о господи, о господи!
— Выживших нет, — доносится голос с экрана телевизора. — Хотя, возможно, и есть. Разумеется, в данный момент мы не можем быть уверены на тысячу процентов относительно каждой мелочи.
Аллисон кладет руку на свой живот. Она кажется себе толстой, хотя, может, это просто она. Может, она здесь одна.
— Помоги мне, — говорит Аллисон, но говорит едва слышно, а те, кого она любит, далеко.
Едва
Будьте осторожны в отношении того, что говорите, за две недели до вашего дня рождения. Если вы упомянете птиц — получите птиц. Если упомянете альбом любимой группы, лучше не покупайте его сами, потому что он уже ждет вас в пакете из магазина грамзаписи «Зодиак рекордс» — десятипроцентная скидка предоставляется в понедельник, среду и пятницу во второй половине дня, когда там работает паренек с курчавыми рыжими волосами и крошечной бороденкой, какую обычно отращивают все бас-гитаристы. Этот парень готов сделать десятипроцентную скидку любому, кто только улыбнется ему. За две недели не упоминайте ничего такого, чего вам не надо; в противном случае, стоит вам только заикнуться, как именно это вы и получите. Так что, повторяю, будьте осторожны.
