Энтони Берджесс - M/F
— Да нет, не особенно.
— Я поручил мистеру Лёве в Нью-Йорке поискать для меня информацию. Регистрационная книга гостиницы «Лорд Камберленд» в Риверхеде, штат Массачусетс, подшивки старых газет, ну, все, что делается обычно. Я, видишь ли, беспокоился. Приближался какой-то великий момент.
— А эта женщина-птица, она как-то связана с Адерин?
— Похоже, мысли о взаимосвязях тебя прямо одолевают, да? Удивительно для человека, который так восхищается всей этой бессвязной дребеденью, плесневеющей теперь здесь. Нет, совершенно никак не связана.
— Что вы знаете про мальтийский язык?
— Вот уж точно: с пятого на десятое. Ничего, кроме того, что это северный арабский диалект, заимствовавший много слов из итальянского, и что письменность он получил чуть более века назад.
Значит, я дал неверный ответ. Приемлемый, но неверный. Насчет этой елизаветинской пьесы, золотой номинально. То есть золото было в самом названии? Может быть, что-то утерянное: «Царь Мидас и его золотое касание», «Не девица, а золото» (хотя мне смутно помнилось, что она была позже 1596 года), «Все золотишко для добрых господ», «Возвращение золотого века, или Триумф Глорианы», «Золотой пальчик и Серебряная шкурка». В общем, об этом можно уже не думать.
Я спросил:
— А зачем этот французский акцент, если вы явно воспитаны в англосаксонской традиции?
— В англосаксонской традиции?
— Печеная свинина и яблочный соус. Совмещение сладкого и острого. Совершенно не по-французски.
— Умно. Мне всегда импонировал галльский подход к жизни. Прекрасная традиция свободы и равенства. А братство, оно не имеет такого большого значения, верно? В Америке, при рассмотрении вопросов, требующих рассмотрения, мой французский акцент мне всегда помогал. Плюс к тому, это символ рационалистических, гуманистических и революционных принципов, ныне по большей части, увы, утраченных. Но твое замечание об англо-саксонской традиции пришлось весьма кстати. Я изучал язык. Я знаю значение имени Сиб Легеру.
— А я знаю значение имени Майлс Фабер.
— Да, но любой псевдоним, а Сиб Легеру — это и есть псевдоним, заключает в себе скрытый смысл. Возможно, мой собственный основной псевдоним имеет слишком обобщенное значение. З. Фонанта, zoon phonanta, говорящее животное, человек.
— А вы не занимаетесь сбытом тортов под названием «Затейник»?
— Однажды я предложил это название одной маркетинговой компании в Нью-Йорке. Ты даже не представляешь, как меня радует, как ты ищешь связи, закручиваешь гайки, которых не существует, упорствуешь и не сдаешься, несмотря на свою очевидную усталость, сооружаешь единую структуру.
— А зачем вы связались с цирком?
— А почему бы и нет? Цирк относительно легко пересекает государственные границы. Начинал я с того, что использовал чужие цирки, а потом учредил и свой собственный. Видишь ли, мальчик мой, я начинал в крайне неблагоприятных условиях. Искалеченный, без гроша в кармане, терзаемый чувством инцестуальной вины…
— Господи, и вы тоже?!
— Боюсь, это семейное. Но ты снял проклятие. Собственно, для того ты сюда и приехал. В семье Фабер больше не будет инцеста.
— С кем, с кем…
— С моей собственной матерью. Боги меня наказали с образцовой поспешностью. В Лилле меня переехал трамвай. Но я все равно не разлюбил Францию. Впрочем, вернемся к нашему разговору. У меня не было ни профессии, ни ремесла, несмотря на родовое имя, деньги были нужны — и как можно скорее. Судьба и общество не дали мне искомых возможностей. И я решил подвизаться на ниве нелегального импорта-экспорта.
— Используя цирки?
— Таможенники категорически не проверяют полы в львиных клетках. В птичьем зобу можно прятать ценные вещи. Цирки невинны, сложны, в высшей степени мобильны. Нынешний век жаден до нелегальной поставки товаров — по большей части наркотиков. Но я уже сколотил состояние Фаберам и теперь практически отошел от дел. У меня появилось свободное время получить настоящее образование. Но и в учении у меня так и не обнаружилось способностей к целенаправленной узкой специализации, от которой я бы не отказался. Все на любительском уровне, да. Дилетантство. Получил медицинскую степень, уже приближаясь к преклонному возрасту, в университете с сомнительной репутацией, которому сам же и предоставил долгосрочную беспроцентную ссуду. Хотел специализироваться в психологии инцеста, но эта область поразительно ограниченна. Так что я до сих пор дилетантствую: музыка, литература, легкая философия. Я думал, искусство дает человеку спасение, но нет. Это. Какое-то. Псевдо. Искусство.
Эту последнюю фразу он произнес раздраженно, выделял каждое слово, ударяя керамической рукой по ручке кресла, пыхтел, морщился, задыхался, совсем старик с виду.
Я спросил:
— Кто такой Сиб Легеру?
— Кто? Кто? Уместнее было бы спрашивать «что он такое». Во-первых, рассмотрим само имя. В знаменитой проповеди, прочитанной епископом Вульфстаном Вустерским в конце первого христианского тысячелетия, в тот период, когда Антихрист в облике данов грозил развратить, расколоть и уничтожить англосаксонскую цивилизацию, прозвучало слово «siblegeru». Это древнее англосаксонское слово, оно означает «инцест».
— Нет.
— Ты не согласен, что оно именно это и означает?
— Нет. Нет.
— Несомненно, ты думал, что в этих работах так замечательно воплощена пресловутая свобода художественного самовыражения. Да, несомненно, несомненно, ты молод. Полное раскрепощение. Освобождение даже от бессознательной одержимости. Смерть стариковского синтаксиса. Никакой больше лунной и солнечной грубости резкого света. Вместо этого только чарующее затмение. Полный бред. Эти работы так же тесно заключены в жесткие рамки заданной формы, как, скажем, тот мой осенний сонет, на который ты так морщил нос, явно давая понять, что находишь его таким скучным, таким безвкусным, таким старческим и несвободным. Взгляни вот на эту картину. Ее элементы сложились из детской игры в слова, когда заменяешь по букве и каждый раз получаешь другое слово: кровь — бровь — бронь — брань. А вон те две картины сделаны по игре в ассоциации: хлеб — жизнь — рождение — кровь. Кровь — струи — сгустки — кровяная колбаса — сытость — тело. Ассоциации, может быть, и свободные, но визуальные образы, заданные строгим порядком слов, уже несвободны. А эти псевдолитературные произведения, они все построены на самой бессвязной и неуместной таксономии, их структура обусловлена алфавитным порядком статей в энциклопедиях и словарях. Сам попробуй, мой мальчик; это может каждый. Да я прямо сейчас могу сымпровизировать бессметные строки Сиба Легеру в любых количествах. Вот например:
Броненосец бродячий в броне из блескучих браслетовРазбирает с подругой-ехидною бренные бредни,Бригантина на бреющим бризе забрезжит под бронзовым звоном к обедне,Бриолином брусничным сверкает брутальное лето.Мертвечиной объевшийся беркут арабское небо терзает,Буря буравит бурлящее солнце в затмении.Яйца трещат в проводах электрического вожделенияНа краю преисподней, где заблудившийся крик замирает.
— Лучше, — сказал я, — чем все творения Мрака Смайта, вместе взятые. Хотя последняя строчка явственно отдает Робертом В. Серсисом.
— Просто импровизация на ходу. На основе всего лишь одного столбца на одной странице любого английского словаря. Не покупайся на эту чушь, мальчик мой. Как ни плохи мои последние стихи, по крайней мере они честны. В них речь идет о нормальных процессах человеческой жизни: любовь, дружба, смена времен года…
— О Господи.
— Господь, да, утешение верой, мечты о тихой и радостной смерти, жизнь, прожитая с пользой, смена времен года, дружба…
— Вы повторяетесь.
— Мальчику следует проявлять уважение к деду, ну да ладно. Чего ждать от нынешней молодежи? Но не будем отвлекаться. Эти работы Сиба Легеру обнаруживают наиболее скверные аспекты инцеста — причем я использую этот термин в самом широком смысле для обозначения крушения порядка, разрыва связей, безответственной культивации хаоса. Отсутствие смысла сочетается в них с проказливой бойскаутской зашифровкой. Человек должен вносить во Вселенную провозглашенный порядок, а не стремиться к нулевой главе в Книге Бытия.
— Так это вы… это вы были…
— Сибом Легеру? О да. Я и другие, главным образом мои пациенты. Твой отец написал совершенно бредовую эпическую поэму о Ламане и Роше, до ужаса бесхребетный студень. Это был вроде как терапевтический эксперимент. Иллюзорная радость от иллюзорного творчества, за которой следует живительный ужас при осознании, насколько безумны, плохи и грязны эти псевдотворения. Также жертвы инцеста, невольные участники разрыва связей. Вот, например, это стихотворение. Его написала твоя сестра.
