Дмитрий Липскеров - Русское стаккато — британской матери
Потом, уже приближаясь к цели путешествия, подумал о дяде Моте, и воспоминание смертного греха сделало его тело тяжелым.
Он стоял на станции Курагыз, а метрах в трехстах маялся состав с зеками. Недавний схимник пошел вдоль вагонов, и, что удивительно, — охрана пропустила его, а собаки не рвали поводков, чтобы перегрызть чужому глотку. Он шел вдоль состава и крестил каждое зарешеченное окно, приговаривая:
— Привет передавайте отцу Никодиму. От Писарева Николая…
— Передадим, — негромко обещали из окон. — Передадим…
Он добрался до конца состава и спросил у железнодорожного рабочего, как отыскать курагызскую больничку.
— Захворали, батюшка?
Колька не ответил, а рабочий, потупив взор, сообщил, что туда через полчаса повезут тела с мертвяками.
— Они вас довезут, батюшка!
— Мертвяки?..
Рабочий заржал…
Его взяли в арбу, из которой торчали две пары ног, ослик тронулся в путь, и Колька подумал, что вот так и его, как этих мертвяков, шестнадцать лет назад везли к нежданному счастью…
Он еще издалека услышал ее заливистый смех, словно птичка Божья пела, в сердце вспыхнуло яростной болью, он потер грудь и потерял сознание…
Она так же улыбалась, так же лучились ее глаза на большом расплывшемся лице. Короткий халат едва прикрывал огромный зад. Опухшие ноги сплошь были испещрены лопнувшими сосудиками. Он лежал на больничной койке и смотрел на нее.
— Ты меня помнишь? — спросил.
— Ага, — ответила женщина.
— Это я, твой любовник!
— Ага…
В ней не было разума, зато Господь держал ее под руку, дав на всю жизнь лучистые глаза и бесконечную улыбку.
Потом он поднялся с кровати и вышел в степь. А там старик-казах на деревянной чурке сидит, папиросу курит.
— Майор Ашрапов? — спросил Колька.
Старик даже не посмотрел в его сторону.
— Был майор, — ответил. — Пэнсия у менэ сейчас…
— Я когда-то бывал здесь… Вы меня еще заставили километров двадцать бежать!..
— Скотинэ! — ругнулся старик. — Таких, как ты, много было! И возвращалось русский много сюдэ, но никто не женитсэ на ней! Ты тоже не женитсэ?
Старик Ашрапов взглянул с надеждой на пришлого, а когда тот развел руками и опустил голову, повторил:
— Скотинэ!
— Прости, старик!
— Надо было тебэ яд дать, а не лекарствэ, чтобы сэрдцэ твой умер!
— Прости, старик!..
Ашрапов скинул на землю окурок.
— Ты тогдэ сильный был… Восемнадцать километров пробежал…
— Вспомнил?
— Сейчас слабэй…
— Любил я твою дочь, старик!
— Разлюбэл? — старик сплюнул на свой вопрос и, не дожидаясь ответа, проговорил: — Все русский фэшист! Я не казах, монгол я! Иди отсюдэ!..
Он шел по степи к станции, думая: «Какая мне разница казах ты или монгол! Мне в твоей нации счастья не сыскать!» Он шел и слышал за спиной ее счастливый смех.
«Прощай, Агаша, — думал Колька. — Видно, незачем в прошлом искать тебя, ты в настоящем или в будущем…»
Через месяц скитаний по осенней России Колька вышел к немецкой границе. Германия встретила его любезным шофером рефрижератора, который удивился, что бородатый русский священник так хорошо говорит на немецком. Вот только с ужасным акцентом!
Ганс довез его почти до самого Берлина. Русский, поблагодарив, далее пошел пешком, рассматривая благостные окрестности. Он вошел в город и долго искал православную церковь, где назвался странником и попросил малость денег на пропитание. Ему эту малость выдали, но в подвиг не поверили…
Проходя по главной берлинской улице, он остановился возле витрины антикварного магазина. То, что он увидел в ней, поразило его до дрожи во всем теле!
— Не может быть! — вскрикнул Колька, глядя на дедовский аккордеон.
Он ворвался в магазин и кинулся к перламутровому инструменту, как в собственное детство. Гладил его, перебирал клавиши и щелкал регистрами.
— Хотите приобресть? — спросили за спиной.
Колька обернулся и увидел человека кавказской национальности.
— Бакинец? — неожиданно для себя спросил на русском.
— Да, — удивился хозяин магазина. — А вы что, тоже из Баку?
— А откуда у вас инструмент этот?
— Странный вопрос! Покупать.
— У кого?
— Я не обязан вам отвечать! — перешел на немецкий хозяин.
— Вы украли аккордеон у моего деда!
— Он сам мне его продал! — заверещал азербайджанец.
— Врешь! — озлился Колька. — Дед бы его никогда не продал! Трофей это военный!
Разглядел Колька в глазах бакинца испуг, и вдруг мысль к нему пришла шальная: а не через бакинца ли этого дед погиб?
— Ты погубил деда моего? — косматое лицо Кольки сделалось страшным, он стал медленно надвигаться на азербайджанца. — Отвечай!
А перепутанный сын Каспия уже жал ногой под прилавком на тревожную кнопку, и к магазину неслись полицейские машины…
Кольку отвезли в полицейский участок, и по дороге он вспоминал слова бабки: «Не езди в Германию, даже в турпоездку!» Азербайджанец прибыл в участок на собственном «мерседесе» и чувствовал себя абсолютным хозяином положения.
Он сидел на казенном стуле нога на ногу и курил толстую сигару.
— Он хотел ограбить мой магазин! — пуская струю дыма, сообщил бакинец.
Колька же сразу рассказал о своем деде, который во время войны взял в трофей немецкий аккордеон. Через многие годы ветеран решил отыскать владельцев этого инструмента, но, вероятно, его ограбил этот носатый…
— Я попрошу! — возмутился антиквар.
— А потом деда убили при переходе границы!
— Погодите, погодите, — вдруг сказал полицейский средних лет с погонами майора. — Я что-то такое припоминаю!.. Это было лет тридцать назад?
— Примерно, — прикинул Колька.
— Я тогда только первый день работал стенографистом, может быть, поэтому помню… Был старый человек с русскими медалями… И был у него аккордеон. Я помню!
— Мало ли аккордеонов на свете! — усмехнулся азербайджанец.
— На нем должны остаться следы крови, — сказал Колька. — Пусть проведут экспертизу!
— Да-да, — согласился майор. — Все должно сохраниться в архивах!
Он включил здоровенный компьютер и минут десять трогал клавиши, приговаривая «айн момент».
Тем временем сигара антиквара дотлела до середины, а уверенность сгорела и вовсе.
— Ну что мы время зря тратим! — растянул рот в улыбке азербайджанец. — Я могу и подарить этот аккордеон. Все равно на него за двадцать пять лет никто внимания не обратил!
— Нашел! — обрадовался майор. — На этот инструмент еще претенденты были. Они говорили, что их это аккордеон, фотографию показывали… Некая семья Зоненштраль, Альфред и Анна… Вот адрес есть…
— Позвольте, я сам верну им аккордеон! — предложил Колька.
— Как хотите! — разрешил майор.
— Ну что, даришь инструмент? — обернулся Колька к носатому.
— Я от своих слов не отказываюсь! — с гордостью произнес антиквар и толкнул инструмент ногой.
— Можете идти, — предложил майор. — Конфликт разрешился.
На улице Колька хотел было вдарить ногой по фаре «мерседеса», но передумал. Азербайджанец нажал на газ, и взвизгнувшие колеса обдали рясу грязью. Колька лишь сплюнул в сердцах. Повесил аккордеон на плечо и пошел искать дом Зоненштралей.
Ему удалось это сделать гораздо легче, чем деду. Уже через полчаса он нажимал на кнопку звонка небольшого, но ухоженного дома. Прождал три минуты, видимо в доме никого не было, хотел уже уходить, но тут замок щелкнул, и дверь открылась.
На пороге стояла молодая девушка, одетая во все черное. Она была очень худа, и черное обтягивало ее тело.
— Что вы хотите? — спросила девушка у странного незнакомца.
— Я ищу Альфреда и Анну Зоненштраль, — ответил Колька и посмотрел в ее большие карие глаза.
Она удивилась.
— Они умерли, — сказала.
— Прошу меня простить… Вы по ним носите траур?
— Вовсе это не траур. Я всегда ношу черное… Дедушка умер девятнадцать лет назад, а бабушка пять лет, как за ним последовала…
Она по-прежнему смотрела на него с удивлением, а он смотрел на нее, потому что не мог оторвать от ее лица взгляда.
Она улыбнулась, и он огорчился, что у нее такие бледные губы. Наконец произнес:
— Этот инструмент когда-то принадлежал вашей семье, наверное прадеду или деду…
— Откуда он у вас?
— Дело в том, что…
— Не хотите ли пройти в дом?
Колька долго вытирал ноги, а потом вошел в небольшую, но светлую гостиную. Поставил аккордеон на мягкий ковер.
— Кофе? — предложила она.
— Просто стакан воды.
Она пожала плечами и вышла на кухню. Оттуда спросила слегка печальным голосом:
— Вы француз? У вас чудовищный акцент.
— Я русский, — ответил Колька и понял, что нашел то, что искал всю жизнь.
