Марина Козлова - Бедный маленький мир
– Давай сдадим в милицию, – предложил Лихтциндер.
Виктор тяжело вздохнул и открыл «Балтику».
– Что-то мне подсказывает, – еще раз вздохнул он и сделал глоток, – что если мы сдадим его милиции, то живой Витту не увидим никогда.
И тут на кухню ворвался старший Лихтциндеров Ромка.
– Ты как вошел в квартиру? – удивился Илья.
– Двери надо закрывать!
– Ты понял, Илюха? – усмехнулся Виктор. – Нам с тобой надо к психоаналитику. Обнявшись. Мы никогда не закрываем двери. Что-то же это должно означать?
– Открытость и широту натуры, – провозгласил Лихтциндер.
– Расхлябанность и глупость это означает, – возразил Виктор. – Привет, Роман.
– Я с уловом, – сообщил Ромка. – Высеял три новых слова в потоке. Вот. – Он положил на стол мятый листик. – Смыслы «страна» и «проект» отодвинулись вниз, «смерть» по-прежнему стоит на первом месте, но за ней сразу идут по убывающей «Кремль», «весна» и «рассвет».
– Прямо импрессионизм какой-то, – покачал головой Виктор. – Смерть в Кремле на фоне весеннего рассвета. Политический детектив.
– «Кремль» – это метафора власти, – сказал Лихтциндер. – Согласен?
– Согласен. «Весна» – метафора обновления. «Рассвет» – из той же оперы. В общем, смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи… Все равно придет весна и так далее. И всегда во всем виноват Кремль. И какого же рода проекции вызывает данная фигня?
– Можно пива? – спросил Ромка.
– Пей, детка, – разрешил папа Лихтциндер. – В холодильнике еще есть.
Виктор отодвинул табуретку и пошел звонить Милошу.
Милош приехал через пятнадцать минут. В черной «аляске», небритый, с растрепанными светлыми волосами, он был взволнован, но выглядел как модель рекламных роликов бритвы «Жилетт».
«Иванне бы он не понравился, – ни с того ни с сего ревниво подумал Виктор. – Или понравился бы? Или это я старею?»
Милош стряхнул с себя куртку, переступил через упавший на пол шарф и прямо в ботинках прошел на кухню.
– Вы присаживайтесь, – предложил Лихтциндер.
Милош неопределенно повел плечом и продолжил стоять, расставив ноги, засунув руки в карманы джинсов. При этом смотрел на листок со словами. И шмыгал носом.
– Лапочка, – произнес он вдруг растроганно. – Умница.
– Что вы там увидели? – спросил Лихтциндер, заглядывая ему через плечо, как будто надеялся, что на бумаге проступят еще какие-нибудь буквы и слова.
– Я, конечно, могу и ошибаться, – заявил хорват, – но мне кажется, она вшивает смыслы. И мне кажется, я знаю, где она. Мы ездили с ней в Ростов Великий. В апреле. Просто так, на уик-энд. Заночевали в гостинице прямо в Кремле. Почему-то проснулись в пять утра и с недопитой с вечера бутылкой коньяка полезли на колокольню встречать рассвет.
– То есть, – неуверенно заговорил Виктор, – вы думаете, что Витта в Кремле Ростова Великого?
– Или где-то рядом. Так, что его видит. Или догадывается. Или видит какой-то ландшафт и слышит колокола. Может быть, вы не знаете, но она очень умная, Витка.
– Мы знаем, – кивнул Виктор.
* * *Юська была бы не Юська, если бы не притащила мне кофе в постель и не плюхнулась бы на кровать именно с того краю, где места меньше всего. Так что я пил кофе, а она сидела, плотно прижавшись к моему бедру, и рассеянно переключала каналы телевизора.
– Ты записку прочел? – спросила Юська наконец.
Я записку прочел. В ней Иванна написала, что уехала по делу и будет через час. Судя по всему, не было ее уже часа три, и я рисковал быть изнасилованным Юськой в самом прямом смысле слова. И еще я за Иванну волновался, а поэтому с чувством юмора у меня было плохо.
– Как ты думаешь, куда Ваньку понесло? – поинтересовалась филолог-матерщинница.
– Юся, пересядь в кресло, – осторожно попросил я.
Юська неохотно пересела и подчеркнуто залезла в кресло с ногами, демонстрируя мне всю условность своего бирюзового пеньюара.
– Хочешь, – сказала она, – я сделаю тебе яичницу с салом?
Если бы не Юськины непредсказуемые интонации, предложение прозвучало бы вполне прилично.
И в этот момент прозвенел звонок в дверь. Юську смело с кресла, вынесло из комнаты, и через две секунды она промчалась мимо открытой двери в прихожую – уже в махровом халате с капюшоном. Я услышал голоса, в основном мужские, потом в комнату зашла Иванна, какая-то ужасно уставшая. Прикрыла за собой дверь и сказала:
– Там народу полон дом, так что ты оденься.
В гостиной, не считая Юськи, которая задумчиво крутилась на фортепианном стульчике, наличествовали четверо мужчин и одна женщина.
Церемония представления прошла по сокращенному протоколу – все пожали друг другу руки и назвали свои имена. Самого старшего, розового и с одышкой, звали Генрик Морано. Что-то мне Иванна рассказывала о нем. Самого молодого звали Милош. Человек, который смотрел на Иванну не отрываясь, был Виктор Александрович, ее шеф. К моему огромному сожалению, он оказался симпатичным дядькой. Даже очень. И задумчивая Юська именно в его направлении нет-нет да и стреляла глазом со своего стульчика. И еще здесь были мужчина и женщина со сложной еврейской фамилией. Морано перебирал в руке резиновые массажные шарики и с нескрываемым добродушным интересом разглядывал меня.
Поскольку места в гостиной больше не было, я сел на ковер и прислонился к стене.
– Ты мне вазу китайскую не свали, – ворчливо бросила в мою сторону Юська. – Поубиваю на фиг.
– Витя, – сказала Иванна, – надо ввести Лешу в курс дела, потому что он поедет с нами.
Я поеду с ними. Ну, разумеется. Чтобы придать ситуации хоть какое-то разнообразие, мне захотелось немедленно свалить китайскую вазу.
Виктор Александрович с трудом оторвал взгляд от Иванны и перевел его на меня. Он смотрел на меня несколько дольше, чем нужно, чтобы установить зрительный контакт и начать «вводить в курс дела». Да, несколько дольше. Совсем чуть-чуть. Но я понял.
* * *Не то чтобы она светилась, когда Виктор увидел ее. Не то чтобы выглядела счастливой. Она была уставшей, расстроенной и собранной одновременно. Но время от времени замолкала и начинала смотреть внутрь себя внимательным и нежным взглядом. Потом в гостиную вошел этот парень. Виктор пожал его протянутую руку, и тот улыбнулся, что-то сказал. Иванна посмотрела на этого молодого человека, а Виктор смотрел на Иванну – вся мизансцена требовала титра no comments. В Алексее было то, что его бывшая жена Машка называла «классный хабитус». Эмпатия, харизма и прочее. И глаза умные. Вот он сидит у стены, скрестив длинные ноги по-турецки, и смотрит своими умными глазами. И Виктор понимает, что надо сосредоточиться и ввести его в курс дела. Но с голосом что-то случилось, и Иванна совсем близко, а он так до сих пор не взял ее за руку и не сказал ей «здравствуй, ребенок». Как-то по-другому сказал – не до того было, да и люди вокруг.
* * *В Ростове Великом хлопьями падал снег.
Иванна смотрела на снегопад и на серые купола Кремля за пеленой снега. Их пятеро – Виктор, Леша, Милош, Генрик и она. Лихтциндеров как многодетных родителей силой оставили дома. Юська сказала – «нет уж, лучше вы к нам», поцеловала Лешу в губы на прощание и долго махала им с балкона.
В Ростов их привез арендованный микроавтобус и высадил в центре города. Нелепость ситуации заключалась в том, что: а) среди них не было ни одного российского гражданина; б) это была чистой воды афера с совершенно непредсказуемыми последствиями. Лихтциндеры именно по данной причине настаивали на сотрудничестве с правоохранительными органами, которые расклеили по Москве фотографию Витты Константиновой и каждый день отвечали матери: «Ищем». Но тут проявил твердость Виктор. «Ради бога, пожалуйста, можете идти в милицию, – сказал он, – но без меня. Я в штурмах по освобождению заложников не участвую, поскольку точно знаю, чем они кончаются. Всегда – одним и тем же. Я – гражданское лицо, причем из соседнего государства. Мы будем смотреть и пытаться понять. Как всегда». «Замочат вас, как пить дать», – горестно вздохнул Лихтциндер. Поэтому его и оставили в Москве – не столько за многодетность, сколько за пессимизм и пораженческое настроение.
На территории Кремля было холодно и малолюдно. Тихий серый день, заснеженные спящие надвратные храмы и княжьи терема, голые ветки деревьев с пожелтевшей омелой – все это умиротворяло и сбивало с толку. Разорвал снежную тишину неожиданный колокольный звон, и показалось, что загудела земля. С голого тополя сорвались вороны и улетели куда-то за Успенский собор. Генрик без шапки, в распахнутой куртке замер, подняв голову, и завороженно смотрел на звонницу с огромными колоколами.
– Великолепно! – поделился он впечатлениями с подошедшей Иванной. – Просто великолепно!
Милош задумчиво бродил вокруг да около, а потом присоединился к Леше и Виктору, которые курили возле резного крыльца.
