Фиона Макинтош - Хранитель лаванды
Спохватившись, он торопливо поднялся во весь рост, возвышаясь над хрупкой девушкой, уже успевшей протянуть ему руку.
— Enchanté, mademoiselle .
Он поцеловал тонкие пальчики.
Улыбка ее согревала не хуже коньяка.
— Простите, что прервала ваш разговор, полковник, — промолвила она на безупречном немецком. — Мне показалось, что я вижу тут Вальтера, вот и решила поздороваться.
— И в самом деле… — Вальтер придвинул к их столику стул — судя по всему, единственный свободный стул во всем кафе. — Ты шла мимо?
— Нет. Мы должны были встретиться с другом, но… — Она пожала плечами. — Похоже, его тут нет.
— Тогда позвольте нам вас похитить, — сказал Килиан. — По крайней мере пока не подойдет ваш друг.
— Не хочется вам мешать…
— Прошу вас, — настаивал Килиан. — Мы будем только рады. Вальтер, мы ведь не собирались обсуждать ничего такого особенного?
— Ничуть. — Банкир повернулся к Лизетте. — Полковник в Париже недавно, вот я и подумал, что надо бы его тут поприветствовать. Исключительно светская встреча.
— Мадемуазель Форестье, позвольте предложить вам аперитив? — спросил Килиан.
Девушка взглянула на своего крестного отца, словно спрашивая разрешения. Очаровательная застенчивость! Вальтер еле заметно кивнул. Великолепно! Вечер заиграл новыми красками — полковник уже устал от разговоров о Гитлере, ценах на золото и русской зиме.
— Быть может, кальвадос?
Девушка широко распахнула глаза.
— Знаете, я всегда мечтала попробовать.
— И никогда еще не пили?
Она смущенно пожала плечами.
— Я веду не очень светский образ жизни, полковник Килиан.
— Что ж, — отозвался он, — придется нам это исправить. Лично я глубоко уверен — мало какие французские напитки, включая ваше хваленое шампанское, могут потягаться с молодым кальвадосом, когда пьешь его летом, со льдом. Неописуемое удовольствие. С ним сравнится разве что темная красота кальвадоса, выдержанного в бочке лет пять, а то и шесть — когда пьешь его в Париже морозным вечером.
Он устремил на девушку задушевный взор — и был вознагражден серебристым смехом.
— Полковник Килиан, в ваших устах выпивка звучит поэзией!
— Кальвадос — это искусство, — заверил он, пальцем подзывая официанта. — Рюмку «Булара» для мадемуазель.
— Merci, — Лизетта любезно улыбнулась официанту и повернулась к полковнику, улыбаясь уже от души. — Спасибо! Просто чудесно! — продолжила она уже по-немецки.
— Вальтер, и как так вышло, что у вас работает девушка, безупречно изъясняющаяся на двух языках, а я не найду ни одной, которая хотя бы пару слов умела по-немецки связать?
Вальтер с улыбкой пожал плечами и откинулся на спинку стула, потягивая коньяк.
— Мадемуазель Форестье, переходите работать ко мне, — шутливо взмолился Килиан. — Не знаю, сколько вам платит крестный, но я дам вдвое больше.
— О, сэр, я обхожусь очень недешево, — в тон ему отозвалась девушка.
Уж не кокетничает ли с ним это юное цветущее создание? Хотелось бы!.. Тем временем принесли заказанный для девушки кальвадос.
— Повращайте рюмку, — посоветовал Килиан.
Девушка смотрела, как густая янтарная жидкость текучим золотом плещется в стеклянном сосуде, а Килиан не мог отвести от нее глаз. Крестница Эйхеля оказалась редкой красавицей. Лет ей было, наверное, около двадцати пяти — почти вдвое моложе его, Килиана. Худенькая, чуть угловатая — он именно таких и любил, чтобы одежда висела на плечах, как на манекене.
— Santé ? — промолвила она, словно бы не замечая его восхищенного взора, и подняла рюмку, салютуя обоим собеседникам сразу. — Спасибо, что составили мне компанию.
— Похоже, твой друг не придет, — заметил Вальтер. — Уже почти половина восьмого. Во сколько вы договаривались встретиться?
— В семь. И я слегка опоздала.
— Ему же хуже, — заявил Килиан. — Если заявится теперь, придется мне дать ему в нос.
Лизетта засмеялась — и полковник вдруг понял, что очень, очень давно не слышал счастливого женского смеха.
Они перекусили, болтая о том о сем: опере, Монмартре, пищевых рационах, жизни в Страсбурге до войны. Килиан немного рассказал о своей семье. Вальтер с Лизеттой покатывались со смеху, слушая, как он несколько раз «едва не попался» — в смысле, чуть не женился. Лизетта удивительно умела слушать — тихо и зачарованно, так что хотелось рассказывать еще и еще. К девяти вечера был распит уже не один бокал коньяка, мужчины уговорились вместе пойти на концерт, и Вальтер начал поглядывать на часы.
— Что ж, пора. Домохозяйка оставит мне ужин — не пропускать же, по нынешним-то временам. Лизетта, тебя подбросить? — спросил он, допивая бокал до дна.
— Спасибо, вы очень добры, но я лучше пройдусь пешком. Весь день сидела в четырех стенах.
Банкир покачал головой.
— Комендантский час… ты не успеешь до одиннадцати.
— Я быстро хожу. А заодно проветрю голову после этого замечательного кальвадоса… Еще раз спасибо огромное вам обоим за доброту.
Судя по выражению лица Вальтера, слова Лизетты его не очень-то убедили. Килиан не упустил своего шанса.
— Вальтер, с вашего позволения, я охотно провожу мадемуазель Форестье на Монмартр. Тогда ее никто не остановит, просто не посмеет. По крайней мере со мной она в полной безопасности.
Он предложил это совершенно искренне, однако некоторый намек в его словах все же прозвучал. Вальтер засмеялся, а Лизетте хватило совести покраснеть.
Килиан повернулся к ней.
— Позволите проводить вас до квартиры?
— Спасибо, очень мило с вашей стороны.
— Что ж, — Вальтер с усилием поднялся на ноги, — было весьма приятно. Доброй ночи, малышка. — Он расцеловал Лизетту в обе щеки. — До встречи завтра в банке. Килиан, рад был снова вас повидать.
Они пожали друг другу руки.
— Прошу, разрешите мне заплатить по счету, — сказал Килиан, вытаскивая несколько банкнот. Эйхель запротестовал было, но полковник лишь досадливо цокнул языком. Вальтер снова поблагодарил его и зашагал к выходу.
— Итак, мадемуазель Форестье, подышим ночным воздухом?
Накидывая на нее пальто, Килиан снова залюбовался тонкими плечиками, а когда он случайно задел рукой полоску голой кожи, его бросило в дрожь. Голова шла кругом, как у подростка. Дивясь сам себе, он смотрел, как Лизетта заправляет под шарф последние прядки. Быть может, добровольное затворничество предыдущих лет обратилось против него?
Девушка повернулась и чуть не застала Килиана врасплох — откровенно ее разглядывающим. Полковник все же успел вовремя улыбнуться, предложил спутнице руку и повел меж столиков кафе, посетителей в котором на глазах становилось меньше и меньше — все спешили успеть домой до комендантского часа. Никуда не торопились только люди в мундирах.
Морозный воздух обрушился на полковника, точно пощечина. Хорошо, коньяк еще продолжал согревать его изнутри. Килиан зевнул.
— Прошу прощения, mademoiselle.
— Нелегкий был день? — поинтересовалась она.
— О да. Море бумаг на столе — и никакого лоцмана. Я человек дела, а не канцелярская крыса. Терпеть не могу круглыми сутками подписывать документы.
— Тогда научите секретаршу подделывать вашу подпись! — Лизетта хихикнула, но тут же зябко передернулась от холода.
Килиан заколебался.
— Быть может, я вызову шофера?
— Прошу вас, полковник, не надо. Честное слово, я предпочитаю пройтись. По сравнению с минувшей зимой погода совершенно терпимая. Кроме того, ночью Париж прекрасен, особенно когда так тихо.
Килиан улыбнулся.
— Полагаю, вам еще не выпадало случая прогуляться по парижским улицам, когда на них и впрямь ни души.
Она покачала головой.
— А вот я постоянно так расхаживаю. Воображаю, что весь город принадлежит мне, и только мне.
— Мечта!..
— Что ж, тогда пойдем, никуда не торопясь, — и очень скоро на улицах, кроме нас, никого не останется.
— Как романтично! — прошептала Лизетта.
Полковник в очередной раз почувствовал, до чего же он очарован этим нежданно ворвавшимся в его жизнь порывом свежего воздуха.
— Пожалуйста, зовите меня Маркус, — нежно попросил он, предлагая девушке руку. Она с готовностью продела ручку ему под локоть. — У вас есть какой-нибудь любимый маршрут?
— Через сады, потом мимо Лувра, вверх мимо галереи Лафайет и вверх по холму на Монмартр. И зовите меня просто Лизеттой.
— Порядочный крюк выходит, Лизетта.
— Уж если Париж сегодня принадлежит мне, я хочу насладиться им, не торопясь.
— И в самом деле, — улыбнулся Килиан, ведя свою спутницу к реке. А внутренне вздохнул: со стороны они, наверное, смотрятся парой обо всем забывших влюбленных. Ах, если бы это было правдой!