Джон Ле Карре - Песня для зебры
До сих пор ответы Хаджа звучали едва слышно, оттого Табизи и повторял их в полный голос — наверное, для полноты архивных записей через микрофоны, к которым мне запрещен доступ, а также для кого-то, кто, возможно, слушает по отдельному каналу — подозреваю, что это не кто иной, как Филип. Однако при упоминании Киншасы атмосфера в гостиной резко меняется. Преображается и Хадж. Он словно оживает. Боль и унижение уступают место гневу, голос его обретает силу, дикция становится четкой, и чудесным образом возрождается прежний дерзкий Хадж. Больше никакого скулежа, никаких признаний под пыткой. Вместо этого свободным потоком льется яростная обвинительная речь, канонада убийственно точных ядовитых тезисов.
ХАДЖ: Хочешь знать, кто они, эти мудрецы из Киншасы, к которым я обращался? Ваши гребаные дружки! Гребаные дружки Мвангазы! Тузы-воротилы, те, с кем он не желает знаться, пока не построит Иерусалим в Киву! Знаешь, как они себя называют, эти слуги народа, эти альтруисты, что сосут пиво, девок трахают да решают, какой бы еще “мерс” им купить? “Клуб тридцати процентов”. Тридцати процентов от чего? Тридцать процентов — это Доля Народа, которую они намерены захапать в обмен на благосклонность к Пути золотой середины. Доля Народа — ваша грязная уловка, чтобы убедить лохов вроде моего батюшки, что на эти деньги они наконец-то понастроят школы с больницами да проложат дороги, только сначала пусть вывернут карманы. И что же воротилам нужно сделать, чтобы разжиться Долей Народа? А то самое, что они больше всего любят: ни-че-го! Отвернуться на минутку. Приказать своим войскам несколько дней посидеть в казармах, вместо того чтобы гнобить местных жителей.
Хадж имитирует зазывные интонации жуликоватого уличного торговца. Дали бы ему возможность жестикулировать, он был бы, наверное, совсем счастлив.
ХАДЖ: Без проблем, мзе Мвангаза! Желаете инсценировать беспорядки в Букаву и Гоме, стать правителем еще до выборов, дать под зад руандийцам и начать небольшую заварушку типа войны? Без проблем! Хотите захватить аэропорт Кавуму, поучаствовать в разработках минерального сырья, украсть запасы добытой руды, перевезти их в Европу и сбить цены на рынках, сыграв на понижение? Вперед! Только маленькое примечание: распределяете Долю Народа не вы, а мы. А как мы ее распределим, это уж наше собачье дело. Хотите Мвангазу губернатором Южного Киву? Полностью и безоговорочно поддерживаем. Потому что с каждого гребаного строительного контракта, который он выдаст, с каждой дороги, которую он собрался проложить, с каждого цветка, который он посадит вдоль авеню Патриса Лумумбы, мы будем взимать свою треть. А если вы нас объегорите, мы вас тут же прихлопнем конституцией да вышвырнем вон из страны в одних засранных подштанниках. Благодарим за внимание.
Обличительную тираду Хаджа прерывает — подумать только! — телефонный звонок, причем меня он изумляет вдвойне: я-то полагал, что единственный работающий здесь телефон — спутниковый в центре управления. На звонок отвечает Антон, бросает в трубку “Здесь” и передает ее Табизи, который, выслушав собеседника, возмущенно протестует на своем ужасном английском:
— Я только что расколоть скотина! Иметь право! Однако его протест явно не возымел никакого действия, потому что, едва положив трубку, он обращается к Хаджу по-французски с прощальным словом:
— Ладно, все, мне пора. Но если ты мне еще раз попадешься, я тебя лично прикончу. Только не сразу. Прежде я прикончу всех твоих баб, детей, твоих братьев и сестер, а еще твоего сволочного папашу и всех, кто якобы любит тебя. И только после убью тебя. Займет несколько дней. А то и недель, если повезет. Снимайте ублюдка.
Дверь с грохотом захлопывается за ним. Голос Антона — доверительный, почти ласковый:
— Ты как там, парень? Мы ведь делаем, что прикажут, да, Бенни? Мы ж просто рядовые.
Бенни подхватывает таким же примирительным тоном:
— Ну-ка давай почистим тебя немножко. Без обид, приятель, ладно? В следующий раз будем играть за одну команду.
Благоразумие подсказывает вернуться обратно в библиотеку, но я не нахожу в себе сил оторваться от мучений Хаджа. У меня затекли плечи, пот струится по спине, на ладонях красные отметины — там, где ногти глубоко вонзились в кожу. Проверяю, что поделывает Паук: он увлеченно пожирает кусок творожного пирога с лимоном, орудуя пластиковой ложкой и продолжая читать свой журнал — или притворяться, будто читает. Интересно, Антон с Бенни дадут ему “отзыв пользователя”? Мол, отличная погонялочка, Паук, объект нутром изошел в два счета.
Услышав шум спускаемой воды в уборной королевских апартаментов, я переключаюсь с кнопки “Гостиная” на кнопку “Ванная” — там Бенни с Антоном как раз отпускают похабные шуточки, обтирая мокрой губкой свой объект. Я уже уговариваю себя, что, хочешь не хочешь, надо оставить беднягу приходить в себя без свидетелей, как вдруг до меня доносится легкий двойной щелчок: кто-то открыл и закрыл входную дверь в номер люкс. А поскольку никаких шагов не слышно, я догадываюсь, что вкрадчивый Филип пришел занять место чересчур темпераментного Табизи.
ФИЛИП: Спасибо, мальчики.
Он не благодарит их, а отсылает прочь. Снова открывается и закрывается входная дверь, и Филип остается один. Я слышу, как вдали звякнули бокалы, — Филип переставляет поудобнее поднос со спиртными напитками. Он садится то ли на диван, то ли на мягкое кресло, потом пересаживается. В этот момент раздается медленное шарканье болотно-зеленых крокодиловых ботинок.
ФИЛИП: Сидеть-то можешь?
Хадж опускается в кресло (или на диван), чертыхается.
ФИЛИП: Ты ланч пропустил. Вот, принес тебе салата с тунцом. Не будешь? Жаль. Хороший салатик. Тогда, может, виски с содовой? (Не дожидаясь ответа, он наливает: чуть-чуть виски, щедрая порция содовой, два кусочка льда.)
Тон безразличный, словно произошедшее не имеет к нему ни малейшего отношения.
ФИЛИП: Да, насчет Мариуса. Твоего блистательного друга и соученика по Сорбонне. Правильно? Он один из восьми энергичных молодых партнеров в мультинациональном венчурном предприятии под названием “Объединение горнодобывающих компаний Великих озер”. Их второе лицо в Йоханнесбурге, с особым вниманием присматривается к Восточному Конго.
Шорох разворачиваемой бумаги.
ХАДЖ (по-английски, возможно, это одна из немногих известных ему фраз): Иди в жопу.
ФИЛИП: Объединение горнодобывающих компаний Великих озер — мультинациональная корпорация, на сто процентов принадлежащая некому голландскому консорциуму, зарегистрированному на Антильских островах? Хорошо. А консорциум этот называется… как?
ХАДЖ (невнятное ворчание): “Хоген” [?]
ФИЛИП: И какой же политики они придерживаются?
ХАДЖ: Не воевать, а торговать.
ФИЛИП: Да, но кто владельцы “Хогена”? Ты ведь не докапывался. А он принадлежит одному фонду из Лихтенштейна, и по идее на этом след должен обрываться. Однако благодаря удачному стечению обстоятельств мы можем предоставить тебе полный список действующих лиц.
Имена, которые он перечисляет, мне ничего не говорят, как, подозреваю, и Хаджу. Но когда Филип начинает зачитывать круг их служебных обязанностей, у меня сводит желудок.
ФИЛИП: Брокер с Уолл-стрит и бывший помощник президента… Глава нефтяной компании “Пан-Атлантик Ойл” из Денвера, штат Колорадо… Бывший член Совета национальной безопасности США, он же вице-президент золотодобывающей корпорации “Амер-майн” из Далласа, штат Техас… Старший советник Пентагона по вопросам закупок и накопления запасов стратегического минерального сырья… Вице-президент компании “Грейсон-Хэллибёртон Комьюникейшнс”…
Когда Филип добирается до конца списка, у меня в блокноте девять имен. Если он не врет, то, вместе взятые, эти люди представляют собой сливки политической и корпоративной власти в Америке, тесно связанные с правительством, — последнее он подчеркивает с особым удовольствием.
ФИЛИП: Все до единого — смелые, решительные люди, мыслящие прогрессивно. Элита неоконсерваторов, геополитики крупнейшего масштаба. Из тех, кто, встречаясь на горнолыжных курортах, вершит судьбы мира. Их помыслы не в первый раз обращаются к Восточному Конго — и что они там обнаруживают? Приближаются выборы, предвещающие в результате полную анархию. Китайские охотники за ресурсами уже топчутся на пороге. Что же предпринять? В Конго американцев не любят, и это взаимно. Руандийцы презирают конголезцев, и у них железная дисциплина. А главное — они работают эффективно. Поэтому американцы решают так построить игру: поддерживать политическое и экономическое влияние Руанды в Восточном Конго до тех пор, пока оно основательно не пустит корни. Фактически они нацелились на бескровную аннексию, ну и ЦРУ, если что, пособит по-товарищески. На сцену выходит твой дружок Мариус.
