Лесли Уоллер - Американец
— Достоверную информацию, — усмехнувшись, перебила она его.
Рафферти поставил пустой бокал на столик, бросил на нее пристальный взгляд и тяжело вздохнул.
— Поэтому-то совсем не удивительно, что наша служба работает хуже всех в мире. Сам же знаешь: начнешь с гнилой информацией, получишь гнилые результаты. Вспомни Вьетнам.
— Нет уж, вспоминай лучше сам. — Палмер досадливо покачал головой. — У нас эта чертова страна давно уже в печенках сидит.
— Наш первоначальный план был ковровыми бомбардировками заставить Ханой капитулировать, — неторопливо продолжил Рафферти. — В основном то же самое происходит и сейчас. Наши дубовые головы ничего другого не умеют, кроме как истошно вопить о необходимости затеять какую-нибудь, неважно какую, войну и бомбардировать, бомбардировать, бомбардировать… За всю историю воздушных бомбардировок они хоть когда-нибудь приводили к капитуляции? Сталинград? Дрезден?
— Хиросима, — заметила Элеонора, передавая ему еще один наполненный бокал.
Рафферти яростно замотал головой.
— Нет, там же применялось ядерное, а не обычное оружие. Более того, не оно заставило японцев поднять руки. Все их усилия пошли прахом за несколько месяцев до этого, и внутренне они давно уже полностью созрели. Поэтому любой, кто говорит, что Хиросима нужна была ради спасения американских жизней, кормит вас лепехами огромного размера.
Она бросила на Вудса непонимающий взгляд.
— Лепехами?
Палмер руками изобразил небольшой холмик диаметром приблизительно в полметра.
— Это то, что оставляют за собой коровы.
Ее громкое хихиканье было таким неожиданным, что они оба удивленно заморгали глазами. Увидев это, она тут же прикрыла рот ладошкой и медленно опустилась в кресло, как бы про себя бормоча: лепехи, лепехи…
— Нет, она определенно мне нравится, — заявил Джек и, повернувшись к Палмеру, поинтересовался: — Кстати, до меня тут дошли слухи, что вы с Эдис разбежались, это правда?
— Слушай, Джек, для человека, который последние несколько месяцев ведет жизнь земляного червя, запертого в углу какого-то пыльного кабинета, анализируя полученную информацию, у тебя потрясающие источники. Откуда? Ведь этого не было даже в наших местных газетах. Ни строчки.
— Слухи летят быстро, сам знаешь. Особенно если о твоей миссии многие знали по меньшей мере за месяц до ее начала.
— Что невольно приводит нас к цели твоего визита.
Рафферти бросил на него внимательный взгляд, поднял свой бокал, сделал большой глоток.
— Ты ошибаешься, Вуди. Вот цель моего визита — выпивка и ностальгия. К тому же приглашаю вас обоих на ужин.
— Что ж, с твоей стороны это очень мило.
Рафферти поставил пустой бокал, какое-то время смотрел на него. Затем с тяжелым вздохом неожиданно спросил:
— Ну а что слышно от Эдди Хейгена?
Вот уж кого Палмеру меньше всего хотелось обсуждать с Джеком! Их бывшего командира Хейгена. Они даже тогда не могли найти с ним общего языка, а теперь и подавно.
— А почему ты спрашиваешь?
— Слышал, ты взял этого подловатого жулика к себе на работу.
— Он один из членов Совета директоров нашего банка.
— Неужели ты не понимаешь? Это же чистейшей воды самоубийство. Ты совсем как Клеопатра, когда пригрела на своей груди ядовитую змею! — Он снова повернулся к Элеоноре и с благодарным кивком принял от нее очередной бокал с виски.
— Джек, ты ведь всегда так относился к Эдди, да?
— Ты прав. — Рафферти тяжело вздохнул. — Скажу тебе больше, Вуди. Ничего из того, что происходило с Хейгеном после войны, не поколебало, а только усилило мое презрение к этому мерзавцу, лжецу, подонку, и, что самое обидное, его сделали бригадным генералом, а меня, как нарочно, обошли… Да, а все-таки жаль, что мне так и не удастся получить пожизненную пенсию генерала. С половиной его оклада.
— Джек, ты слишком много мелешь языком, чтобы стать бригадным генералом.
— Да, мелю. Может, так оно и лучше. — Он задумчиво посмотрел на свой бокал. — Когда я начну гражданскую жизнь, первым делом попробую писать мемуары. А вдруг что-нибудь получится!
На какое-то время в комнате наступила необычная тишина. Все трое погрузились в какие-то свои собственные мысли. Первой тишину нарушила Элеонора.
— Слушай, — обращаясь к Вуди, спросила она, — этот ваш Хейген, уж не тот ли он самый, которого упоминала Джинни?
Палмер сердито нахмурился.
— Но не в присутствии же Д-ж-е-к-а, Элли! — медленно отчеканил он.
— Значит, у тебя с ним уже появились проблемы, так ведь? — догадался Рафферти. — Что ж, ничего удивительного. Ты должен раздавить его, Вуди. Просто обязан. Как таракана каблуком. Чтобы от него на полу не осталось ничего, кроме мокрого места. Иначе он снова поднимется, уползет в какую-нибудь щель, отсидится, а потом, уж поверь мне, снова примется за старое. Только станет еще хитрее и еще подлее.
— Джек, да оставь ты Эдди в покое.
Рафферти подвинул свой бокал Элеоноре.
— Пожалуйста, еще чуть-чуть на дорожку, дорогая.
— Кажется, ты говорил, что о моей миссии ходили слухи, — заметил Палмер. — Какие слухи?
— Самые обычные. Ничего официального.
— А что известно о Фонде экономических исследований? — не отставал от него Палмер.
— Да ничего особенного. Все вроде бы нормально. Естественно, плюс-минус.
— Но с внедренным агентом, — добавил Палмер.
— Возможно, но мне об этом неизвестно.
— Скажи, ну а что и, главное, сколько может быть известно, скажем, полуотставному аналитику вроде тебя, Джек?
Тот только пожал плечами.
— Кто знает, кто знает… Ладно, давай об этом тоже забудем. Во всяком случае, пока… Да, для нас заказаны очень хорошие места в Brueckenkeller. Он приветливо улыбнулся Элеоноре. — Kennst du die Brueckenkeller, Fraeulein?
— Nein.
— Sehr schoen, sehr gemuetlich.
— Lieblich.[46]
Рафферти довольно кивнул. Встал с кресла, при этом уронив его на пол. Он на секунду задержался, но не сделал даже попытки поднять его. Просто махнул рукой, непонятно почему пробормотал:
— Четверть века в этой гребанной армии. Целых двадцать пять лет, жена, пятеро детей…
— И три, целых три университетских степени, — закончила за него Элеонора.
— И два, целых два добрых друга! — завопил Рафферти, обнимая одновременно и Палмера, и Элеонору за плечи. — Тогда вперед! Пошли кутить! На всю катушку!
Глава 29
Несмотря на свои мощные габариты и количество спиртного, которое он уже выпил, Рафферти двигался даже быстрее Палмера и Элеоноры, обогнав их в холле отеля и первым добравшись до ожидавшего их такси. Вудс, извинившись, ненадолго отошел, чтобы отпустить своего шофера и попросить его приехать за ними в девять утра завтра утром. У него мелькнула было мысль использовать лимузин сегодня вечером, но он быстро передумал: пусть парадом командует полковник, так будет лучше. Хорошо зная своего старого друга, он не забыл, что у него всегда были очень хорошие инстинкты. Несмотря даже на то, что иногда он все-таки ошибался. В таких случаях за этим неизбежно следовали обильные и самые искренние извинения. Обычно сразу же на следующее утро или когда у него проходило похмелье.
По дороге, думая о чем-то своем, Палмер лишь вполуха слушал оживленную беседу своих спутников: в основном Рафферти пытался выяснить у Элеоноры, нет ли у них общих друзей, но все перечисляемые им имена и места не вызывали у нее никаких ассоциаций.
На небе уже появилась бледная луна. Когда такси на несколько мгновений притормозило, Палмер заметил, что они проезжают через средневековую площадь, на которую он обратил внимание во время приема, когда осматривал панораму города с террасы на крыше отеля. Ему на глаза также попалась вывеска «Ромерберг», и почти сразу же Джек Рафферти приказал водителю:
— Halt machen![47]
— Девяносто девять и сорок четыре сотых процента всех этих строений, — сказал Джек, окидывая рукой низенькие двух- и трехэтажные каменные здания, — были практически полностью разрушены во время бомбардировок, но потом восстановлены. Aber sehr richtig,[48] — добавил он, обращаясь к Элеоноре. — Прекрасная работа, восстановлено все, как было. Один к одному. Никакой современной модернизации, ни одного лишнего элемента. Пользовались секретами зодчих пятнадцатого века… А вон там вдали собор. — Полковник похлопал водителя по плечу и жестом приказал трогаться. — Кстати, здесь, во Франкфурте короновались все императоры Священной Римской империи.
— Не все, — тихо, чуть ли не застенчиво заметила Элеонора. — Да, после 790 года здесь действительно жил Карл Великий. И здесь же Фредерика Барбароссу провозгласили королем Германии. Но коронация императоров до середины шестнадцатого века, думаю, происходила в Ахене.
