Дэвид Гутерсон - Богоматерь лесов
— Я был там. Я ходил вместе с ней в лес, — сказал Том.
— Да, вчера вас не было на мессе.
— Я редко пропускаю мессу.
— Можно прийти в субботу вечером. А в воскресенье даже дважды.
Священник рассеянно снял с пальто пушинку.
— Так, значит, вы были в лесу.
— Там была огромная толпа. Люди съехались со всех концов страны.
Священник любезно кивнул, но его улыбка выглядела натянутой.
— Это напоминает мне собрание общины харизматиков. У нее было что-то вроде религиозного экстаза?
— Она вылечила одну женщину от бородавок, — сказал Том, — и помогла ей бросить курить.
— Что ж, это серьезно, — ответил священник. — И бородавки, и курение.
— Я про это не слышал, — сказал Мэриуэзер. — То есть курение — это одно, это человек может решить сам, но бородавки, неужели они могут вот так взять и исчезнуть?
— Могут, — сказал священник. — Ни с того ни с сего. Бородавки — вирусное заболевание, все зависит от иммунитета. Не говоря уже о психосоматике и целительном влиянии веры.
Ни один из охранников не ответил. «Что, черт возьми, он хочет сказать?» — спросил себя Том.
— Это факт, установленный медициной, — добавил священник. — Если человек верит, что лекарство помогает, его воздействие усиливается. Поэтому иногда излечивает даже плацебо, пустышка, которая на самом деле не может принести никакой пользы.
— Ну, раз так, тогда конечно, — согласился Мэриуэзер.
— Отрадно слышать про столь благоприятные результаты, — сказал священник. — В них нет ничего дурного, ведь их породило не зло. Но это еще не означает, что речь идет о подлинном явлении Девы Марии. С другой стороны, если бы последствия были скверными, это однозначно позволило бы Церкви усомниться в провидце. Истинное явление Пресвятой Девы не может вызвать негативные последствия. Так что, принимая во внимание исчезнувшие бородавки, не говоря уже о пропавшей тяге к курению, могу сказать, что пока у меня нет оснований развенчивать нашу духовидицу. Хотя отдельные позитивные результаты еще ничего не значат.
— Ладно, не будем вас больше задерживать, — сказал Мэриуэзер.
— А я вас, — откликнулся священник.
Он прикоснулся к воображаемой шляпе. Тому показалось, что ему не терпится удрать. Когда часовой на вышке нажал кнопку, чтобы разблокировать ворота, священник повернулся спиной и порыв ветра распахнул длинный разрез сзади на его пальто.
— Заходите как-нибудь! — обернувшись, крикнул он Тому. — Нам надо встречаться почаще.
— Зачем?
— Ну… нам есть о чем поговорить.
— По-моему, в разговорах мало толку, святой отец.
— Беседуя со мной, вы приближаетесь к Господу, — сказал священник. — Заходите, Том.
С этими словами он удалился. Мэриуэзер задумчиво поскреб лоб.
— Странно… — пробормотал он. — Очень странный тип. Когда я был маленький, наш пастор был… Не знаю… В общем, я и заговорить-то с ним не решался.
— Какого ты вероисповедания?
— Лютеранин.
— Это новый священник, — сказал Том.
— Он тебе нравится?
— Не знаю.
— Он либерал.
— Да уж.
— Он наверняка за браки между голубыми и всякое такое. А может, он и сам педик.
— Не исключено.
— Интересно, почему среди священников столько левых?
— Мне это тоже непонятно.
— Казалось бы, все должно быть наоборот.
— Кто знает, что у него на уме.
— Держу пари, — сказал Мэриуэзер, — он думает о мальчиках. О тех, что прислуживают в алтаре. Спит и видит, как бы их потискать.
В городе царил хаос. Повсюду были машины. Том не помнил, когда в последний раз автостоянка рядом с закусочной Джипа была набита битком. Впервые со времен нефтяного кризиса у мини-маркета выстроилась очередь за бензином. В мотеле «Рыболов» мест не было, та же ситуация была в мотеле «Норт-Форк». Парковка рядом с «МаркетТайм» была полна машин, те, кому не хватило мест, пытались втиснуться на стоянку Ассамблеи Божьей, но и там все было забито. Еще не было и девяти, но уже открылась аптека, от нее не отстали магазин по продаже запчастей, закусочная — хотя до сегодняшнего дня здесь подавали только обеды и ужины — и скобяная лавка, в витрине которой красовалась надпись «Распродажа!». Том решил не ходить в «МаркетТайм». Ожидая, пока поток машин позволит ему повернуть, он опустил окно, высунулся и окликнул Джона Хикса, который шагал по обочине:
— Все это смахивает на золотую лихорадку на Аляске, так что, Джон, не упусти свой шанс.
— Пошел ты, Кросс!
— Куда направляешься?
— К черту, как и ты.
— Тебя подвезти?
— Как твой сын?
— Все так же.
— Заглянем как-нибудь вместе в «Бродягу»?
— Не отвлекайся, а то упустишь шанс.
Площадка для парковки рядом с «Приютом усталого путника» выглядела не лучше остальных. Здесь по-прежнему стоял прицеп с надписью «Крупнейшая сеть передвижных католических магазинов» и машина с наклейкой «Соблюдай дистанцию — Господь видит всё»; повсюду виднелись номерные знаки Калифорнии, Аризоны, Колорадо и Небраски, мужчина в резиновом дождевике проверял уровень масла, кто-то укладывал в багажник сумки, женщина выгуливала на поводке-рулетке пуделя. В машине с работающим двигателем сидела старуха, которая бросила на Тома быстрый взгляд и испуганно отвела глаза. Место Тома было занято. Он поставил машину между деревьями, заглушил мотор и направился к своему домику, остановившись, чтобы достать сигарету, что позволило ему лишний раз бросить взгляд на Джабари, на ее волосы, стянутые узлом под пестрым шарфом, и широкий южноазиатский зад, обтянутый мешковатыми красными тренировочными штанами. Она, как всегда, в печальном одиночестве обходила домики, занимаясь уборкой. Неужели кто-то еще на свете носит красные тренировочные штаны? Разве что английские гомосексуалисты, что играют в поло, могут натянуть алые бриджи для верховой езды. Нелепый наряд дополняли кричаще-яркие спортивные туфли. Между тонкими белыми носками и резинкой шаровар виднелась полоска коричневой кожи. Она осталась обнаженной по недосмотру — одежда Джабари предназначалась для того, чтобы скрывать ее тело. Она толкала тележку с принадлежностями для уборки по посыпанной гравием дорожке, точно бенгалец, торгующий арахисом. Том представил, как она тонет где-то в Бангладеш, погружается в темную, тяжелую воду, стоя на крыше дома; оленьи глаза жертв очередного голода, паром, который опускается под воду, перевернутый автобус, крушение поезда, о котором рассказывали по Си-эн-эн, тропическую лихорадку.
— Доброе утро, — сказал он, — дождь все идет и идет.
Она посмотрела на него так быстро, что взгляд старухи в машине по сравнению с пугливым движением ее глаз мог показаться пределом развязности. Джабари заметила его, но продолжала делать вид, что его нет. Почему? Кто она такая? Она повернула ключ, открывая домик номер одиннадцать. Мусульмане они или индуисты? Он точно не знал. Он не знал даже их настоящих имен. Что там Пин говорил насчет Ганга? Может, они сикхи или кто-нибудь еще? Или они из тех, кто подметает перед собой дорогу, чтобы не давить насекомых? Ее задница напоминала большую морскую карту пряной, жаркой Индии. И эти дурацкие шаровары, такие носят разве что клоуны. Впрочем, судя по всему, ее совершенно не трогала их нелепость, и в этом безразличии было что-то притягательное. Наверняка она носит старушечье белье, трусы до пупка и лифчики как у его бабушки. Том представил себе, как Джабари раздевается и остается в нижнем белье.
Возбужденный своими фантазиями, он подошел к домику номер одиннадцать и встал в дверях, прислонившись к косяку. Джабари, не мешкая, вставила в розетку вилку пылесоса.
— Много работы, — сказал он.
— Очень много.
— Наверное, приятно сделать перерыв и расслабиться.
— Очень много работы.
— Нужно что-нибудь починить?
— Мой муж в офисе. Он ответит на ваш вопрос.
Ему нравился ее певучий, гортанный голос, похожий на птичью трель. И запах ее одежды — то ли карри, то ли шафран, смешанный с потом.
— Может быть, ты сама скажешь, что надо починить? — спросил он. — Ты же знаешь, что не в порядке.
Джабари не смотрела в его сторону.
— Мой муж все скажет, — ответила она.
— А ты что же? — спросил Том. — Ты ведь ходишь из домика в домик. Видишь все своими глазами. Знаешь, что не так.
— Пожалуйста, поговорите с моим мужем, сэр.
— Но…
— Он в офисе. Поговорите с ним. — Внезапно в ее голосе послышалась раздраженная нотка: как же, напоминает, что она здесь хозяйка, высшая каста. Наверное, так она привыкла разговаривать у себя дома, в Пенджабе.
— Ладно, — сказал Том. — Я с ним поговорю. Если вспомнишь, что нужно подправить, позови меня, я всё сделаю.
У себя в домике Том растянулся на кровати и включил телевизор. Какое-то время он переключал каналы, останавливаясь лишь для того, чтобы получше рассмотреть хорошенькую женщину или понаблюдать за сценой драки или убийства. Спорт его не интересовал. Ни футбол, ни бейсбольные матчи. Он делал вид, что это его занимает, потому что так было принято. Отопление было поставлено на максимум. Том задремал. Это не был сон в полном смысле слова, хотя он замечал, что в таком состоянии время пролетает быстрее. Прежде чем погрузиться в забытье, он взглянул на часы, и, когда посмотрел на них снова, прошло куда больше времени, чем он ожидал, а значит, видимо, он все-таки спал. Хотя на сон это было непохоже. Спал ли Том вообще? Так же, как раньше? Он не ощущал своего тела, но его разум продолжал бодрствовать. Он подумал про своего сына: его разум продолжает жить, а тело… тело превратилось в мертвый груз. После запретительного приказа Том не видел его ни разу, но он знал, что скорей всего Томми по-прежнему день-деньской смотрит телевизор. Догадаться нетрудно — что еще ему остается делать? У Томми было специальное устройство дистанционного управления, особый пульт с большими кнопками, Элинор заказала его по каталогу для инвалидов — каких только каталогов теперь не бывает, а Элинор до них сама не своя. Зажав зубами пластиковую палочку, Томми переключал каналы с удивительным для его состояния проворством. Ему было из чего выбирать: спутниковая антенна — сорок долларов в месяц — принимала более полусотни каналов, и юноша переключал их без передышки. Это действовало на нервы, но у кого поднялась бы рука остановить его? Избаловать его было невозможно. Он получал все что хотел, включая специальный огромный компьютер — спасибо Комитету содействия семье Кросс. Это была чья-то благотворительность, на самом деле компьютер просто отслужил свой срок, и в результате Томми получил компьютер, а кто-то — налоговую скидку. Компьютер стоял на высокой поворотной подставке, вместо привычной мыши он был оснащен суперсовременным пневматическим устройством — трубочкой, которая приводилась в действие вдохом и выдохом. Если телевизор был выключен, включался компьютер, иногда тот и другой работали одновременно. Элинор купила вторую телефонную линию, в месяц она обходилась почти в тридцать три доллара, за эти деньги Томми мог пользоваться Интернетом неограниченное время — так или иначе он все-таки сумел на этом выгадать, получить хоть что-то бесплатно. Чем ему еще заниматься, лежа в своем кресле? Том нет-нет да и поглядывал через плечо Томми на экран монитора: виртуальная параплегия, доска объявлений для людей с парализованными конечностями, информационная сеть для больных с повреждениями спинного мозга, курс лечения паралича в Майами. Томми дул в трубочку, принимая сообщения от незримых собеседников в чатах и отправляя им свои собственные: «Из-за нового инвалидного кресла у меня появились ужасные пролежни, может, кто-нибудь слышал насчет подушек, которые помогают с этим справиться?»; «Относительно протезов для ходьбы: могу сказать, что это то еще удовольствие, вы можете в два счета упасть и покалечиться еще больше, с настоящей ходьбой это не идет ни в какое сравнение, просто вносит некоторое разнообразие в способ передвижения». Или: «Сегодня утром я отправился в бассейн на лечебную физкультуру, пол там мокрый, и передвигаться по нему в кресле весьма опасно. Кто может подсказать конструкцию надежных тормозов? Арни Б., Шарлоттсвилл». От подобных вещей на душе у Тома скребли кошки. Компьютерные фанаты в инвалидных креслах. Невидимые страдальцы, дающие друг другу советы. Обездвиженные призраки, разбросанные по всему свету. Бесплотные тени, блуждающие в ирреальном мире веб-сайтов и чатов.