Ирина Лобановская - Что мне делать без тебя?
— Ну, двинулись! Возьмем машину, так будет быстрее.
— А куда мы едем? — уже в машине спросила Сонечка, прижавшись к нему.
— Не все ли равно? — лукаво ответил Джангиров. — Это прекрасная квартира, недалеко отсюда, и там сейчас никого нет. И не будет до утра.
— До утра? — ахнула от неожиданности Сонечка. — Карен… мы будем с тобой вместе… до утра?
Она боялась поверить своему, словно с неба свалившемуся счастью.
— Угу! — торжествующе кивнул Джангиров.
В его глазах прыгали хитрые дьявольские искры: огонек загорелся снова.
Карен позвонил Мэри. Услышав его голос, манекенщица сначала искренне обрадовалась, хотя дальнейшее выслушала без всякого энтузиазма, но спокойно.
— Хорошо, юноша, — отозвалась она почти немедленно, едва он, по обыкновению четко и лаконично, изложил короткую просьбу. — Олеся ничего не узнает, квартира будет свободна минут через двадцать — мне нужно только намазать морду и кое-что прихватить с собой. Ключи останутся у консьержки. Назовешь ей себя. Полине я позвоню сама, объясню, что у тебя ночная работа и что я сейчас к ней приеду. Тебе нужна только одна ночь?
Карен секунду поколебался.
— Да, видимо, достаточно, спасибо.
Мэри хмыкнула. Ее жизненный опыт был значительно богаче.
— Не зарекайся, мальчуган, а вдруг тебе так понравится, что одной ночи окажется маловато? Я могу выручать тебя и дальше.
— Если мне так понравится, — сдержанно ответил Карен, — я все же постараюсь в дальнейшем устроиться иначе, не эксплуатируя далее вашу любезность.
— Ах ты, моя детка! — умилилась Мэри. — Ну и стиль у тебя, юноша, прямо из какого-то низкопробного романа: "не эксплуатируя далее вашу любезность!" Но это никакая не любезность, ее я не оказала бы даже тебе, а простое понимание жизни такой, какая она есть, без иллюзий и трагедий. Только учти на будущее, начинающий Дон Жуан, что я так же, без всяких угрызений совести, могу предоставить свою жилплощадь и подругам, в том числе твоей будущей жене! Если она вдруг захочет поменять батарейки. Ты понял, мальчуган?
Карен в бешенстве скрипнул зубами. Чертова фотомодель! И угораздило его с ней связаться!
— Понял! — крикнул он. — И учту твои замечания, Мэри! А сейчас большое спасибо и привет Полине!
— О-о, наконец-то ты назвал меня по имени! — восторжествовала фотомодель. — Я целую твои горящие темные глазки, которые сейчас готовы испепелить меня дотла! Когда же мы с тобой поцелуемся по-настоящему, детка?
Карен в ярости отключил мобильник, немного постоял, стараясь успокоиться, а потом, вспомнив о Сонечке, улыбнулся. В сущности, жизнь совсем неплохо устроена. Для чего ее усложнять? И его идея выглядела безупречной.
Но Карену исполнилось только шестнадцать лет. И он не знал еще многого, хотя самоуверенно думал, что знает все. Ночь, проведенная с Сонечкой, преподнесла Карену жестокий урок, доказав, какая огромная разница между любимой и нелюбимой женщиной, несмотря на то, что спать он может одинаково легко и спокойно с обеими. То, что с Олесей казалось чудом, блаженством, с Сонечкой превратилось в простое, почти примитивное удовольствие, которое можно с тем же успехом получить от вкусного ужина или утренней пробежки. Ему было хорошо и приятно с Сонечкой — ну и что? Ему так же точно хорошо и приятно вечером с Полиной и Левоном. Он ласкал доверчивые плечики и грудки, перебирал светлые волосы, вдыхал их запах и с изумлением подмечал за собой умение наблюдать, говорить, анализировать… Рассудок, неизменно отказывавший ему рядом с Олесей, сегодня был на своем собственном месте.
Сонечка искренне старалась снова понравиться, напомнить прошлое лето, она была добрая, отзывчивая и ласковая. Но сотворить чудо она не могла: ведь кроме того, чему она научила его раньше, Сонечка ничего не умела. Она пыталась что-то изменить, но любимыми не становятся — ими рождаются. Эту горькую истину открыл для себя Карен в ту бессонную, отчаянную и такую необходимую ночь в квартире Мэри.
Сонечка о чем-то догадалась. Когда на рассвете Карен проснулся, боясь опоздать на занятия, он увидел ее слегка припухшие красноватые веки. Похоже, Сонечка плакала ночью. Или это ему показалось?..
Перед отъездом она зашла к Карену на работу. Они оба долго не знали, что сказать друг другу на прощание. Потом Сонечка осторожно поцеловала Карена в щеку и ушла какой-то неуверенной, спотыкающейся походкой, ссутулив узкую спинку.
Поведение Мэри не изменилось, только иногда, очень редко, она лукаво подмигивала Карену, оставшись с ним наедине.
Олеся вернулась домой. Она была так худа и слаба, что даже по квартире передвигалась с большим трудом. Карен боялся, что она упадет и строго-настрого приказал детям не разрешать ей добираться одной до туалета или ванной. Ночами он часто просыпался, прикасался к Олесе, просто чтобы удостовериться: она здесь, возле него… И снова проваливался в глубокий сон.
Неугомонная энергичная Мэри исполнила свое намерение и позвонила Глебу.
— Это я! — сообщила она как ни в чем не бывало. — Ты еще не расстался со своей прибалтышкой? Что-то не слышу ее нежного голоска! Хоть бы русский выучила! Зачем тебе такая дура, Глеб? Ну, не сердись, юноша, скажи лучше, почему ты совсем не интересуешься старшей дочерью? А она ведь чуть не умерла!
И Мэри принялась живописно и красочно, во всех подробностях описывать болезнь Олеси, а заодно обрисовывать отвратительный характер Витковского. Ему действительно стало стыдно.
— Ты молчишь? — с удовольствием констатировала Мэри. — Значит, тебя все-таки проняло… Напиши стишок о раскаянии, у тебя изумительно получится. А потом не будь больше глупым букой и навести Олесю. И полюби мальчика, как родного сына. По крайней мере, притворись, ты же умеешь, Глеб! Да, Юратку тоже неплохо захватить туда с собой. Во-первых, ее мечтает увидеть Поля, а во-вторых, и это главное, твоя девушка тотчас без памяти влюбится в смуглого красавчика и бросит тебя. А вот этого, юноша, я как раз с нетерпением дожидаюсь.
Глеб по-прежнему ничего не отвечал.
— Ты тоже не говоришь больше по-русски? — воскликнула Мэри. — Тогда подожди малость, я мигом выучу литовский и через полчасика тебе перезвоню!
После приятной, согревшей душу беседы с поэтом Мэри тут же, не сходя с места, набрала домашний номер квартиры Джангировых.
Ответил Ашот.
— Господин Джангиров, — с интимной теплотой заворковала Мэри. — Это Абдрахманова, манекенщица и фотомодель. Я думаю, вы меня прекрасно знаете.
— Да, по журналам, — сдержанно и удивленно отозвался Джангиров, не понимая, что могло понадобиться от него красавице татарке.
— Я бы хотела с вами встретиться, — без обиняков заявила Мэри. — Это касается вашего сына. Вас устроит в восемь? Возле Нескучного сада, у центрального входа. У меня красный "рено".
Настороженный, ничего не понимающий Ашот уже ждал, когда она подлетела к назначенному месту встречи. На ходу изучая его, Мэри по достоинству оценила манеры, осанку, одежду Джангирова, отметила красоту — вот в кого пошел херувимчик! — и решила, что игра стоит свеч. От жизни нужно брать все, что она может тебе предложить. И даже то, что она предложить никак не может. Из этого весьма затруднительного положения тоже есть замечательный выход: нужно самой немедленно найти свое собственное оригинальное решение. И все-таки вырвать победу. Ногтями, зубами… А тут Мэри выиграет ногами. В ее ясной головке моментально созрел четкий и конкретный план действий. Простой до примитивности, но здесь другой и не нужен. Объект очень и очень несложен. Уж извините, господин Джангиров!
Мэри вышла из машины и дала Ашоту несколько минут спокойно полюбоваться ею. Он явно замедлил шаги: даже все вместе взятые фотографии Абдрахмановой не могли передать ее подлинного очарования. Она наслаждалась его замешательством. Первый шаг в ее ловушку газетный магнат уже сделал. Теперь пусть сделает второй. Заполучить отца Джангирова значительно проще, чем Джангирова-сына. Это очевидно. У Мэри колоссальный опыт в подобных делах. Что там представляет из себя его жена? Тьфу! Такая же Юратка, только постарше да говорит по-русски, вот и вся разница. Манекенщица улыбнулась во весь рот.
"Игра сделана! — подумала она. — Ничего себе, хваленые непрошибаемые журналисты! Одно движение бедра — и тормозные колодки вашего железобетонного ко всем чертям!"
— Самое лучшее, — заявила Мэри Ашоту, — если мы сейчас поедем ко мне. Отпустите шофера, я не хочу оставлять свою машину, она мне понадобится рано утром.
Ашот безмолвно подчинился. Тревога, нараставшая в нем после звонка манекенщицы, вдруг сменилась душевным покоем, которого он не знал уже более полугода. И этот покой неожиданно принесла с собой высокая дивная женщина, излучавшая тепло и тишину, сама такая, на первый взгляд, звонкая и прохладная. Ашот опустился на сиденье рядом с фотомоделью. Какие бесподобные тонкие духи! Маргарита не пользуется такими. Мэри искоса, одним глазом, взглянула на Ашота. Она была несказанно довольна. Еще чуть-чуть, папа-Джангиров, осталось совсем немного…
