Владислав Булахтин - Девушка, которой нет

– Остановить меня надо, Кораблев. Всенепременно. Я слишком опасная угроза для человечества. Смелей!

Она чуть-чуть отвела руку в сторону, и тут же в ней оказался короткий хлыст. Еще движение – и Саня почувствовал, как щеку обожгло от беспощадного удара. Хорошо, глаза успел закрыть.

Волна контролируемого, профессионального бешенства взорвала адреналином кровь. Он перестал видеть перед собой хрупкую молодую девушку. Только опасного врага, которого следует ошеломить, нейтрализовать, обезвредить. Со времен службы руки хорошо помнили последовательность ударов.

Даже когда его правая расплющивала мягкую грудь девушки, а левая ломала ей нос, сердце не дрогнуло. Он не остановился.

Фея отлетела на один из стеллажей, который покачнулся и обрушился на другой. Как костяшки домино, стала валиться аскетичная мебель архива.

Фея сидела среди папок, листов бумаги и прочей канцелярской дряни, рукавом вытирала разбитое лицо. Халат покрылся белыми пятнами пыли и навсегда утратил статус верхней одежды. Прорехи сверкали поцарапанной кожей.

Впервые за последние несколько секунд выражение лица девушки стало сосредоточенным. Она видела цель.

«Как же мужчины несоизмеримо сильнее женщин», – виновато подумал Саня.

Что произошло дальше, Саня постарается никогда больше не вспоминать.

В руках у девушки возникали тарелки (фарфоровые, алюминиевые, стеклянные), которые градом посыпались на Кораблева. Через мгновение тарелки сменили колющие и режущие предметы – ножи, шило, лыжная палка… Фея вскочила на ноги, чтобы колоть, резать, рубить.

Меньше секунды прошло с момента прошлой мысли, прежде чем Саня понял – своими силами справиться с этим вихрем он не в состоянии. Кровоточащие порезы множились. Пока Фея наносила удары издалека, из укрытия. Точечно, уверенно – словно отбивала телеграмму. Она почти парализовала его и готовилась броситься вперед, чтобы добить.

Перемещаясь, уклоняясь от летящих в него предметов, Саня глубоко вдохнул затхлый воздух архива, сосредоточился и попытался представить в руке нож. Хренушки! – управлять иллюзиями в бешеном темпе сражения оказалось нелегко. Нож материализовался не в правой руке, как представил Саня, а рядом, в воздухе, и тут же нырнул вниз, воткнувшись в миллиметре от ноги.

Копье, на которое он захотел нанизать многорукую убийцу в образе милой девушки, он увидел далеко за спиной Феи, в груде наваленных друг на друга стеллажей.

В руке Сани последовательно оказались – пульт от телевизора «Toshibа», упаковка «Actimel’я», рубанок, цветочный горшок, гитара, водяной пистолет и, наконец, маленький топорик. (Как ни воображал Саня, ничего из любимого огнестрельного оружия поблизости не образовалось.)

Все материализовавшиеся вещи он незамедлительно адресовал Фее – прицельно в голову. Фея пригибалась, останавливалась, пряталась в проемах между рухнувшими стеллажами, но неумолимо наступала. На пути топора возникли обыкновенная дверь из вагона метро (производство г. Мытищи). Оттолкнув ее в сторону, Фея ринулась вперед, примеряя в руках электрошокер, гарпун, наконец, вилы. Удобнее перехватила их и постаралась вонзить Кораблеву в живот. В этот момент и у нее, и у него на лицах проблематично было отыскать признаки мысли – только бешенство.

Зоопарк: «Если ты хочешь»

В руках у Кораблева появился плюшевый медведь размером с новорожденного слоненка. Он-то и был нанизан на вилы. Фея изо всех сил толкнула их вперед – Саня повалился, увлекая за собой медведя, холодное оружие и девушку. Удар затылком пришелся о ступеньку, которую заботливые строители соорудили на входе в архив. В глазах потемнело. Раздавшийся рядом грохот удержал уплывающее в туман сознание. Однако полному прояснению воспрепятствовал вид лица Феи, нависшего над его лицом. Губы, глаза, кровь на щеке – близко-близко.

– Я вернусь, только если смогу снова полюбить тебя, – как угрозу прошептала обещание Фея и больно ударила в пах.

Когда Саня начал хватать ртом воздух, она закрыла его очень влажными и непонятно отчего сладкими губами.

Дверь в архив вышибли. Ее снес удар гигантской силы – она пролетела над Саней и Феей в глубь помещения. Такого сложно было ожидать даже от Кратера, появившегося в дверном проеме.

Несмотря на треск, взвившуюся пыль и хлынувший в комнату свет, Фея не прервала поцелуя, которым терзала губы Кораблева. Она билась зубами о его зубы, колола языком в нёбо. Во всем этом был привкус крови и отчаяния.

Через секунду Саня понял, что не дышит, через две – что не может остановить накатывающийся обморок, через три где-то в глубине его головы раздался едкий голос Кратера:

– Мы вам сто раз стучали.

Саня видел только растерянный взгляд Феи. Ее лицо всплывало к потолку. Оптический обман доконал его – Кораблев потерял сознание.

Фея поднялась на ноги. Лицо – сплошной синяк, одежда порвана, по всему телу кровоподтеки. Она совершила почти невозможное – уделала бывшего офицера СВР. Вошедшие расступились. Никто не рискнул бы загородить ей дорогу – дерзости у Феи даже сейчас вполне хватит, чтобы вызвать на бой все вооруженные силы России. Но о том, что подобная схватка неминуема, знал только Витек. Он смотрел в спину Феи и с трудом сдерживался, чтобы не догнать и не обнять на прощание.

Равнодушный пророческий голос нашептывал – она еще сможет обнять его. Он – уже никогда.

В восемь часов утра дирижабли начали катать людей.

Юля Савичева: «Высоко»

Наши миры не станут последним и единственным убежищем человека. Все изменится, все уже меняется. Мы привыкли ощущать реальность как что-то неизбывное. Горы, моря, демократия, города, авиаперелеты. Бескрайность планеты, Солнечной системы, Вселенной – перестали пугать и угнетать воображение. Покорение мира превратилось в слишком банальную фантазию. Так продолжаться не может.

На смену нынешним должны прийти новые иллюзии. Уже приходят. Пострашнее, поизобретательней, с голливудским душком.

Многое будет разрушено. В первую очередь растают самые главные заблуждения живых: срок службы сердечной мышцы или нервных клеток определяет продолжительность жизни; материальность, осязательность, цвет, запах – главные доказательства существования окружающего мира.

Начнется лихорадочный поиск новых отправных точек, которые позволили бы человеку построить вокруг себя хоть что-то напоминающее прежнее пространство-время. Если получится, мы легко совершим и следующий шаг – найдем среди руин исчезнувших Вселенных, отразившихся в нескольких миллиардах осколков, хоть что-то столь же уютное, как вера и любовь.

В этом огромном зеркале, прежде называвшемся «человечество» или «душа», должно что-то остаться. Угасшие, замерзшие, покрытые многометровыми историческими слоями сохранившиеся угольки первыми затеплятся в неведомом, неизмеримом, заменившем привычное-обжитое.

Пусть те, кто придет после нас, найдет их! Этими искорками все еще можно освятить новую территорию жизни.

Не найдут?..

Остается только надеяться, что в этой игре в прятки все будут спасены. И кошки, и мышки. И плачущие, и оплакиваемые. И верующие, и разуверившиеся, проклинающие и проклинаемые, богатые и бедные, сильные и слабые, безрассудные и прагматичные… Нет смысла пересчитывать свои заслуги или свои грехи.

Ибо нет Кары Божьей. Нет суда. Нет последствий. Самое страшное последствие – не заметить, кем был человек, не узнать, кем он мог стать.

Часть V

Фея и воспитание чувств

И вы ничего не заметили? Не заметили гибели человечества? Перестаньте врать! Чего вы хотите добиться этим враньем?

Нельзя никого спасти чужими подвигами. Поэтому, когда Христос умирал на Голгофе, он, конечно, должен был знать, и он знал, что он спасает отнюдь не людей. Он спасал только свою совесть и свою честь. А люди должны были сделать свои выводы и повторить его путь. Иначе нет никакого спасения, и даже быть его не может. Нельзя спастись чужими муками, чужими терновыми венцами, чужим распятием, чужим героизмом. Спасение приходит к человеку непосредственно. И спасение надо заслужить, надо попотеть за спасение.

Muse: «Ruled By Secrecy»

Глава 1

Между прочим, уже появились объявления о курсах, на которых учат любить

Vanessa Paradis: «Emmenez-moi» & Guns’N’Roses: «Don’t Cry»

Фея с трудом нашла Ленку в стрип-баре. Пришлось раз пятнадцать созваниваться, прежде чем отыскалось это огромное несуразное заведение в трущобах Жулебино.

– Где пропадала? – Ленка пыхнула в сторону Феи болтающейся во рту сигаретой, но не повернулась к подруге, продолжая старательно засовывать сто баксов в красные трусики раскрашенной как индеец девицы. Неизящные, нетрепетные движения. Чувствовалось отсутствие навыка и желания. – Тридцать четыре тысячелетия не появлялась. Я думала, ты того – вместе с другими копыта двинула. Безвестно окочурившаяся.