Михаил Орловский - Нескорая помощь или Как победить маразм

Верховный прокурор Санкт-Путенбурга сидел в кресле из крокодиловой кожи с абсолютно уставшим видом. Тяжесть денежного бремени, свалившаяся на организацию, давила на печень, поджимала лёгкие, мешала сердцу и свисала тройным подбородком спереди и двойным сзади. Прокурор в минувшие выходные отметил своё стотридцатикилограммие. Услышав стук в дверь и возню на входе, он с трудом поднял заплывшие веки. По природе оное действие походило на подъём разводного моста, образ которого, в свою очередь, приходил на ум первым, когда речь заходила о Путенбурге.

— Чего там? — небрежно выдал чиновник.

— Я вам маляву принёс, — Михалыч протянул жалобу. — Вот.

— Маляву? — замерли погоны, уставившись на академика как на папуаса.

Михалыч не упустил возможности воспользоваться ситуацией, процитировав реплику из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»:

— Что вы на меня смотрите, отец родной? На мне узоров нет, и цветы не растут.

Прокурор ожил.

— Ладно. Давайте, почитаем. — С великим скрипом рука оппонента смогла ухватиться за представленный листочек бумаги. — Жалоба на главврача больнички Дуровцеву Тэ Вэ. — Прокурор попытался улыбнуться, но подбородки помешали. — Хе-х. Так она же подруга Валентина Ивановича, нашего Пубарха.

— Ну и что? — изобразил академик наивного.

— Хе-х, — во второй раз сделал усилие над мимикой прокурор, но хомячные щёки даже не колыхнулись. Лицо задумалось, глядя на пришедшего, что сыграло на руку в цитировании всё того же фильма:

— Вот смотрит. — сказал Михалыч. — Вы на мне дыру протрёте!

Человеку в погонах ничего не оставалось, как немедленно исполнить свой гражданский долг. Да ещё же и клятву давал, пусть и текст подзабыл. Прокурор беспристрастно полез в стол и достал себе подобную папку. Папка тоже имела складки, три подбородка и пахла массивностью. На лицевой стороне красовалась надпись: «Дело № какое-то. Висяк».

— Так-с, — зашуршал тесёмками беспристрастный. — Давайте посмотрим.

Он быстро пролистал стопку жалоб и, рассоединив скрепитель, положил листочек Михалыча вниз.

— В очередь, — пояснило Его погоносиятельство.

— Да вы хоть почитайте, — подвинул свои брови наверх наш товарищ. — Там бесподобные нарушения!

— Ой, да что я не знаю, что ли, — скривился подбородками сиятельство. — Все вы одно и то же пишите. Как под копирку.

Михалыч прямо застыл от изумления. Вот работнички. Он почесался ниже пояса. За коленку.

— Ну ладно, — снизошли в ответ прокурорские звёзды. — Давайте почитаем.

И они углубились в жалобу.

— Так, так, — прокурор искал по тексту знакомые буквы. — Смотрим. Так. Про это писали. про премии писали. про хирургию тоже писали. так, так. Про ремонт давно писали. что там в конце?.. ага, вот про это, кажется, не писали. Рассмотрим. В порядке очереди.

— В порядке очереди? — недопонял наш академик. — В самом конце, что ли?

— Конечно, — прокурор посмотрел на медика как на ребёночка. — Слушайте. Тут посерьёзней дела пылятся, люди миллиардами выносят, а вы пристали со своими надбавками.

— Так мне тогда тоже можно взять вашу методу? — изобразил экзофтальм академик. — Буду заниматься исключительно агонирующими больными, а те, кто полегче, и подождут годик-другой.

Прокурор хмыкнул, заскрипев креслом, и стало очевидно, что где-то глубоко сжался шоколадный глаз. Все ведь под Богом ходим.

— Ладно, не будем тренироваться в безумии, — заверил правдолюб, — только мне непонятно, что за дело такое, что вы с ним справиться не можете.

— Да вы зомбоящик-то посмотрите, — прокурор показательно высморкался в сторону Михалыча, засвидетельствовав кончину беседы. — Не задерживаю.

Михалыч поморщился в ответ, как на кучку свежих фекалий, и быстро ретировался из прокурадуры.

Смотреть зомбоящик.

Отступление первое ХАЛАТНОСТЬ И ТРУСОСТЬ

Сарделька! Сосиска! Редиска!

Навуходоносор! Петух Гамбургский!

Министр охраны Его Величества и Всея Руси Анатолий Шмарович Сюртуков сидел в своём кабинете. На душе скребли кошки, хотя предпосылок надвигающихся бед вроде бы не предвиделось. В особенности с такой-то крышей. Сам Верховный славнокомандующий, император Царства — Вова Вовкович Нитуп (и он действительно отличался умом и сообразительностью). Среди общественности просто — отец Владимир. А ведь как вышло. Случайно. Здесь главное — удачно жениться. Нет, это, конечно, не на дочери Главного правителя (подобные высоты не берутся), но всё же. Супруга Юлька Похлёбкина (в девичестве Зубодриллова) хоть и не славилась красотой, но когда у невесты папа — правая рука Верховного жреца (ещё один чин командующего), тут уже не до внешности. И действительно, ведь как молниеносно сложилась карьера. Садик, школа, институт. В нулевом году он ещё сидел на мебельной фабрике, а через семь лет, в звании старший лейтенант запаса получил должность министра охраны. Хотя фабрика так и не отстала от Анатолия Шмаровича, и даже в министерстве его называли не иначе как «Фанерщик» или «Табуреткин».

В самый разгар раздумий в кабинет министра ворвался телефонный звонок. На столе заплясал первый по важности, красный, аппарат, на котором вместо циферблата располагалась табличка: «Прямая связь с Верховным славнокомандующим. Отвечать не позднее второго звонка».

«Вспомни его, тут и оно», — на ум Сюртукову пришла давняя народная поговорка, но в трубку заискивающим голосом пришлось озвучить иное:

— Здравия желаю, Ваше бесподобие. Чем могу быть полезен?

Отец Владимир, как любой властьимущий, до мозга костей предпочитал коленопреклонство. Но исключительно тет-а-тет. Как говорится, не для масс. При демонстрации широкой публике советниками политически грамотно оказался выбран имидж скромняги, либерала и добродеятеля.

— И тебе не хворать, Толик, — поздоровался Верховный. — У меня тут к тебе дело.

— Слушаю вас внимательно, о Несравненный.

— Толян, — начал Нитуп без прелюдий. — Вот мы изначально как договаривались? Одиннадцать процентов от бюджета, как у всех, а ты чего? Мало того, что двадцать себе в карман кладёшь, так мне ещё добрые люди рассказали, что любовница твоя, эта. как её. Педрильева Женька, госимущество за копейки продаёт. И генералов матом кроет. Непорядок.

— Как продаёт?! — пропустив тему с процентами и генералами, удивился Шмарович. — Ваше обалдение, я не в курсе.

— Да ладно, хорош со мной в дурку-то играть, — выпалил Владимир. — Я же в Фиктивной Службе Бездельников без малого десять лет оттрубил. С подобным опытом можно и предсказывать без проблем научиться.

Толик замолчал. А вдруг пронесёт.

— В общем, расклад следующий, — продолжал Вовкович, не любивший пустотелые беседы за жизнь. — С министра придётся тебя убрать, да и на дамочку твою, скорее всего, дело заведут.

— Ваше офигительство, — взмолился Табуреткин, — а нельзя без шумихи-то?

— Уже нельзя, — отрезал император. — Спалились вы. По-чёрному спалились. Тёлочка твоя в тринадцатикомнатных палатах живёт. Да и ты тоже не сильно шифруешься.

— Так у Женечки же четырёшка стандартная, Ваше поразительство, — вторая буква в слове «поразительство» была произнесена своеобразно, между «о» и «а», но оппонент этого не заметил.

— Толюня, лапшу можешь для журналюг оставить, — предупредил Самый-самый. — То, что она там стены посносила и получила пятидесятиметровые комнаты, сути не меняет. Вы хоть бы не борзели по-чёрному, ведь народ возмущается, хочет справедливого суда над казнокрадами и всё такое.

— Да что вам это тупое стадо баранов, Ваше упоительство? — не понимал министр.

— Бараны не бараны, а революция мне ни к чему, — учил азам политики Верховный. — Забыл семнадцатый год прошлого века? А история, подлюка, имеет свойство повторяться. Да ты рубашку-то не рви. В Сибирь своих не шлём. Просто Педрильева побудет какое-то время под домашним арестом, а там что-нибудь придумаем.

— То есть у неё даже время на магазины будет? — обрадовался Сюртуков силе блата. — Это здорово, Ваше грациозие. Без новых шмоток Женюшенька не выживет.

— Будет, будет, — подтвердил первый Начальник Царства. — Хотя бред, конечно. Мы тут экологам за попытку залезть на буровую платформу пиратство припаяли, пятнадцать лет колонии, между прочим, светит, а у вас счёт на сотни миллиардов бюджетных денег идёт.

— Ну они же на святое замахнулись, Ваше шикарство. На кормильцев наших — тётушку Нефть и дядюшку Газ.

— Это-то да, — согласился Командующий. — Не поспоришь. Только мздоимцев и казнокрадов у нас на дух не переносят, хоть и мечтают все попасть на ваши должности. В любом случае, собакам требуемо хоть кость бросить, а посему тебе тоже дельце состряпают.