Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2009)
Когда он перестал смеяться, мы снова закурили и некоторое время молчали. Пальцы рук у меня замерзли, но в остальном вроде все было нормально, и холода я не чувствовал.
И я рассказал ему все.
— Когда мне было пять лет, мы с моей матерью куда-то летели, не знаю, куда-то или откуда-то, но мы были в аэропорту и ждали самолета в зале ожидания. Она посадила меня в кресло и сказала, чтобы я ждал ее, что она сейчас придет. Но она так и не вернулась.
Он посмотрел на меня:
— Правда?
— Да, правда. Понимаю, в это сложно поверить, но так все и было.
— А что потом?
— Ничего. Меня нашли мужчина и женщина и стали моими новыми родителями.
— Хм. И что? Ты так и не нашел свою настоящую мать?
— Я и не искал.
— Почему?
— Не хотелось, не искал. Моя жена… то есть моя бывшая жена, говорит, что я все это себе выдумал, но она не знает, она не помнит того, что помню я, и ей легче сказать, что я все это себе придумал, чем признать, что, возможно, все так и было на самом деле.
Он молчал. Еще закурил. Может быть, он тоже не верил мне. Может быть, и вы мне не очень-то верите, думаете, что я все выдумываю, что такого не бывает, что никто никого не может потерять в аэропорту. Но ведь в нашей жизни случается всякое, и если нам во что-то сложно поверить, то, может, дело в нас самих, а не в том, что это “что-то” вовсе неправда? А? Как думаете?
Наконец он сказал:
— Все мы кого-то теряем, и всегда кто-то теряет нас.
— Как ключи…
— Да, как ключи. Кто-то когда-то все равно их найдет. Потерянные ключи, потерянный человек, забытая вещь — все когда-нибудь встанет на свои места.
Я выпил еще коньяка; кажется, мы очень хорошо понимали друг друга.
Мы проговорили с ним до самой ночи. До тех пор, пока все заблудившиеся трамваи не ушли в депо, последние гуляки не вернулись домой, жених с невестой не заснули, не была допита до конца бутылка коньяка и выкурена пачка моих сигарет, пока мы не замерзли так, что от холода стучали зубы, и не наступило время возвращаться домой.
Мы говорили обо всем на свете, не боясь признаться друг другу в том, как не везет нам в жизни и как мы одиноки, несмотря на тех людей, которые, казалось бы, нас окружают. Мы говорили так, как только могут говорить незнакомцы, которые знают, что никогда больше не встретятся, мы могли не врать друг другу, потому что вранье не имеет значения, мы могли не бояться, что подумает о нас собеседник, потому что вообще-то нам было по фигу, что он подумает.
9
Я понял, наконец, почему, попав на пустую лестничную клетку, я начал бесполезно шататься по городу, пытаясь найти свое место в этой жизни, и почему я так много и долго вспоминал о своей настоящей матери: на самом деле то, чего я действительно хочу, никогда не сбудется, потому что хочу я невозможного.
А хочу я, чтобы мне было пять лет. Хочу сидеть в аэропорту, в зале ожидания, и болтать ногами, потому что они еще не достают до пола и болтать ими можно сколько угодно. Хочу я, чтобы моя мама вернулась и сказала мне: “Прости, что я так долго. Соскучился?” Хочу, чтобы она обняла меня крепко-крепко: “Я так боялась, что больше никогда-никогда тебя не увижу”.
И это мое желание невыполнимо… Мне тридцать лет, и ноги всегда достают до пола, ими никак не поболтаешь, и сколько бы я ни сидел в аэропорту, в зале ожидания, мама не вернется и не скажет: “Прости, что
я так долго. Соскучился?”
Ну и что с того? Мысль об этом испортила мне тридцать лет жизни, и я не могу позволить ей испортить и остальные тридцать или меньше — как повезет. Мороз — от этих мыслей — продрал меня до костей, я поежился.
…И вдруг пошел снег. Нет, правда, я не вру. Первый снег в этом году, который почему-то летел не вниз, а вверх. Я улыбнулся. Господи, я не помню, когда последний раз так улыбался… как будто бы мне всего пять лет и вся жизнь еще впереди. Я засмеялся — радостно, а почему бы и нет, меня все равно никто не слышит, а если бы даже и так — все равно, я хочу смеяться и радоваться, пока есть такая возможность, пока я счастлив…
Меня потеряли в аэропорту, в зале ожидания. До сегодняшнего дня я так и сидел там, в этом зале ожидания. Сидел и ждал, что вот-вот что-то произойдет, не понимая, когда это на самом деле происходило. Может быть, и не надо ничего такого грандиозного? Может быть, надо просто забыть ключи от квартиры, сесть на пустую лестничную клетку и начать осмысливать свою жизнь? И понять, что она не так уж и плоха!
Ошибки, неудачи, несчастья — ну и что! Если человек не знает, что такое печаль, тоска, отчаяние, — то он так никогда и не сможет узнать, что такое счастье. Настоящее счастье человек боится потерять, потому что знает, насколько оно быстротечно, он острее чувствует его и собирает всякие крупицы этого счастья, везде, где их только можно найти. В улыбке соседской девушки, в ярко-желтых осенних листьях, в бликах костра, в шутке друга, в любви несчастной и любви счастливой, в ненависти, в поездах, в залах ожидания в аэропортах, в море...
...А завтра я что-нибудь придумаю и вернусь домой. Туда, где частичка моей души? Я говорил вам, что ее там нет… неправда… Все я вам врал. Я люблю ее, свою квартиру, и эта самая частичка, она там есть! Она в пепельнице, которую коллега привез мне из Египта и у которой давно откололся краешек, она в кружке с Бартом Симпсоном, из которой по утрам я пью кофе, а по вечерам чай, она в моем телевизоре с пятнадцатью каналами плюс кабельное, она в зеленом коврике у порога, она в фотографии, которая магнитиком прилеплена на холодильнике и на которой мы с другом на какой-то вечеринке несколько лет назад, еще молодые и такие смешные: я обнимаю его одной рукой за шею, он делают смешную рожу — и мы смеемся, — она в моих любимых вещах, которые дороги мне и которые, как бы там ни было, я люблю. И я вернусь домой...
Я заснул на скамейке в парке, положив под голову руку, накрывшись курткой и совершенно-бессмысленно-счастливый...
Над ложью и бытом
Кобрин Юрий Леонидович родился в 1943 году в Черногорске Красноярского края. Учился в Вильнюсском госпединституте, закончил Высшие литературные курсы. Автор 11 стихотворных сборников и 14 книг переводов литовских поэтов, выходивших в вильнюсских и московских издательствах. Вице-президент Международной федерации русскоязычных писателей (Лондон — Будапешт). Академик Европейской академии естественных наук (Ганновер, Германия). Заслуженный деятель искусств России, кавалер ордена Дружбы, Рыцарского Креста ордена Великого князя Литовского Гедиминаса. Живет в Вильнюсе. В настоящей подборке сохранена авторская лексика и пунктуация.
Без волшебного фонаря
Новый год, мандарины, и месяц в окне, желтизна
непечальной свечи, за стеною играют Шопена —
все реалии детства; и тени скрещаются на
потолке и судьбе, а она не всегда вдохновенна.
...где волшебный фонарь, подаривший отраду глазам
после кори, когда из пещеры измятой постели
наблюдал, как наивно шагает жираф по лугам
африканским, пугая высокой коленкой газелей?
Выздоравливал долго, спал чутко, мучительно и
видел, как пробегала рябина цыганочкой пёстрой,
обронив горечь ягод на губы и руки мои,
чтобы их никогда не касалась проклятьем короста.
Выбегала рябина из плена славянских берёз,
вырывалась, не ведая, что будет вырван из сердца
Вильнюс, в лёгких которого — национальный наркоз,
от которого мальчик из детства на улице сер стал.
Новогодняя ель, и секреты просты, как орех,
что раскрыл скорлупу под резцом дрессированной белки,
отчего ж покатилась горошина алая в снег,
отчего на вопросы ответы банальны и мелки?
...где волшебный фонарь, подаривший глазам парадиз?
В нём в барханах постели был римлянином в Вифлееме,
агнцы ели из яслей, звезда задержала путь из
чёрной глуби небес, луч направив в мозжащее темя.
В третьем тысячелетии свет христианских лампад,
восьмидневный огонь очищающей души меноры
