Артуро Перес-Реверте - Учитель фехтования
— Затем я обыскала дом, хотя особой надежды у меня не было. — Ее голос, звучащий из тьмы, казался безразличным, и дон Хайме не мог сказать, что больше его ужасало, слова или интонация. — Я так ничего и не нашла, хотя пробыла там почти до самого рассвета. Но в Кадисе вспыхнул мятеж, и Аяла должен был умереть независимо от того, завладеем мы документами или нет. Другого выхода не было. Мне оставалось только побыстрее уйти, я понимала: если бумаги спрятаны так надежно, что я не сумела их отыскать, их не отыщет никто… Я ушла, сделав все, что было в моих силах. Теперь мне предстояло исчезнуть из Мадрида, не оставив следов. Я опять… — она колебалась, подбирая слова, — я опять отступала во мрак, откуда некогда появилась. Адела де Отеро должна была покинуть сцену. Наш план предусматривал и это…
Дон Хайме больше не мог слушать стоя. Он чувствовал, что ноги его слабеют, а сердце бьется едва слышно. Он медленно опустился в кресло, боясь потерять сознание. Когда он заговорил, из горла у него вышел едва различимый шепот. Он с ужасом предвидел ответ.
— А что произошло с Лусией… со служанкой?.. — Запнувшись, он взглянул на тень, которая стояла напротив него. — Ведь она была такого же роста… Примерно одного с вами возраста, и тот же цвет волос… Что с ней случилось?
На этот раз молчание затянулось. Наконец вновь зазвучал равнодушный, бесцветный голос Аделы де Отеро:
— Неужели вы настолько недогадливы, дон Хайме?
Он поднял дрожащую руку, указывая пальцем на застывший перед ним призрак. Слепая кукла в пруду, — вот как все это было.
— Вы ошибаетесь. — В звучании собственного голоса ему послышалась ненависть, и он знал, что Адела де Отеро тоже ясно это чувствует. — Я все понял. Слишком поздно, что и говорить; но я все понял. Вы ее выбрали специально, так ведь? Из-за ее внешнего сходства с вами… Все было продумано с самого начала, даже эта чудовищная подробность!
— Похоже, мы вас недооценили. — Ее голос звучал раздраженно. — А вы между тем проницательны.
Лицо дона Хайме исказила страшная гримаса отчаяния.
— Так, значит, вы и это взяли на себя? — В его голосе слышалось безграничное презрение.
— Нет. Мы наняли двоих, они ничего толком не знали… Это были просто два негодяя. Те самые, которых вы потом встретили в доме вашего приятеля.
— Мерзавцы!
— Они немного перестарались…
— Сомневаюсь. Думаю, они тщательно исполнили указания, данные вами и вашим дружком.
— Ну, если вам от этого будет легче, знайте: девушка была уже мертва, когда с ней… проделали все это. Она почти не мучилась.
Дон Хайме Астарлоа смотрел на нее, приоткрыв рот, словно не веря собственным ушам.
— А вы по-своему очень разумный человек, Адела де Отеро… Предположим, это ваше настоящее имя. Очень разумный. Так вы говорите, несчастная не мучилась? Чуткость вашего женского сердца достойна преклонения.
— Наконец-то вы не так серьезны, маэстро.
— Не зовите меня «маэстро», умоляю вас. Вы, надеюсь, успели заметить, что и я не называю вас «сеньора».
Она рассмеялась, на этот раз искренне.
— Туше[50], дон Хайме. Вы меня ранили, да, сеньор! Мне продолжать, или вы уже знаете достаточно и предпочитаете оставить этот разговор?
— Интересно узнать, как вы пронюхали про беднягу Карселеса…
— О, это было совсем несложно. Мы считали, что документы потеряны навсегда; о вас мы, разумеется, и подумать не могли. И вдруг этот ваш Карселес появился в доме у моего друга и попросил уделить ему немного времени: вопрос якобы касался одного запутанного дела. Его приняли, и он нагло заявил, что к нему попали кое-какие документы. Зная о хорошем материальном положении моего друга, лица в данном случае заинтересованного, он в обмен на бумаги и молчание дерзнул потребовать некую сумму…
Дон Хайме прикоснулся ладонью ко лбу: он был оглушен грохотом своего вдребезги разбившегося мира.
— Значит, и Карселес туда же! — Слова его прозвучали как болезненный стон.
— А почему бы и нет? — спросила она. — Ваш приятель был такой же жалкий и тщеславный, как и любой другой человек Он сделал ставку на эти бумаги, чтобы выбраться из своего убожества.
— Он казался мне честным человеком! — воскликнул дон Хайме. — Он был таким отчаянным… Таким неподкупным… Я ему целиком доверял.
— Боюсь, что для своих преклонных лет вы слишком хорошо относитесь к людям.
— Да, вы правы. Ведь я доверял даже вам.
— Ладно, хватит. — Она была раздражена. — Ваши нападки сейчас совсем не к месту. Неужели вам больше ничего не хочется узнать?
— Да, продолжайте, прошу вас.
— Они с Карселесом расстались как лучшие друзья, а через час наши люди пожаловали к нему за документами. Его… хорошенько расспросили и в конце концов вытащили из него все, что ему было известно, в том числе и ваше имя. И вот тут-то появились вы и, надо сказать, поставили всех нас в весьма затруднительное положение. Я ждала неподалеку в экипаже, как вдруг увидела этих молодчиков: они мчались как угорелые. Честно говоря, если бы я не была замешана в эту историю, я бы от души повеселилась. Вы уже не юноша, но умудрились отделать их просто на славу: у одного сломан нос, у другого две раны, в руку и в пах. Они сказали, что вы защищались, как сам Люцифер.
Адела де Отеро помолчала, затем поинтересовалась с явным любопытством:
— А теперь я задам вам один вопрос: чего ради вы впутали несчастного Карселеса в это дело?
— Я его не впутывал. Точнее сказать, это произошло не по моей воле: я не сумел понять содержания документов.
— Вы шутите? — Ее удивление казалось совершенно искренним. — Вы же сказали, что прочли документы!
Дон Хайме смутился:
— Правильно, прочел, но ничего не понял. Эти имена, письма и все прочее казалось мне лишенным всякого смысла. Политика не интересовала меня ни в малейшей степени. Я понял только, что какой-то человек доносил на многих, и все это вертелось вокруг государственных дел. Мне понадобился Карселес, чтобы разобраться в этой истории и назвать главное действующее лицо. И бедняга все понял; должно быть, он был в курсе дел, которые упоминались в бумагах.
Адела де Отеро подошла немного ближе, свет вновь падал на ее лицо. Между ее бровями появилась морщинка.
— По-моему, здесь какое-то недоразумение, дон Хайме. Вы хотите сказать, что не знаете имени моего друга, человека, о ком мы говорили все это время?..
Хайме Астарлоа пожал плечами; его серые глаза смотрели прямо, не моргая.
— Нет, я не знаю, кто это.
Она покачала головой, пристально глядя на него. Ее мысли лихорадочно работали.
— Но вы же прочитали письмо, которое было среди прочих бумаг…
— Какое письмо?
— Самое главное; то, которое Вальеспин написал Нарваэсу. Где упоминалось имя… Вы не отдали его в полицию? Оно по-прежнему у вас?
— Я не видел никакого такого письма, говорю вам!
Адела де Отеро села напротив дона Хайме, глядя на него пристально и недоверчиво. Шрам в уголке рта уже не казался улыбкой; теперь он создавал впечатление напряженной гримасы. Дон Хайме впервые видел ее такой.
— Итак, дон Хайме, давайте рассуждать по порядку… Я пришла к вам сегодня с определенной целью. Среди бумаг Луиса де Аялы было письмо, написанное министром внутренних дел. Там было указано имя агента, доносившего о заговоре Прима… Копию этого письма Луис де Аяла отправил моему другу, когда начинал его шантажировать. Среди прочих бумаг, найденных у Карселеса, его не было. Значит, оно у вас.
— Я не видел этого письма. Если бы я прочел его, я немедленно кинулся бы к злодею, который все это затеял, и проткнул бы ему сердце шпагой. И бедняга Карселес остался бы жив. Ведь я хотел одного: чтобы он понял содержание бумаг…
Адела де Отеро махнула рукой, показывая, что Карселес был ей в этот момент совершенно безразличен.
— И он все отлично понял, — сказала она. — Даже не будь этого главного письма, любому, кто хоть немного разбирается в политике последних лет, все стало бы совершенно ясно. Речь шла об одной сделке, связанной с карфагенскими серебряными шахтами. Оно касалось непосредственно моего друга. Кроме того, там были названы лица, за которыми следит полиция, люди высшего света, и среди них — мой друг; но позже в списках задержанных его имя не упоминалось… Одним словом, в письмах было множество намеков, прямо указывающих, кто был поверенным Вальеспина и Нарваэса. Если бы вас хоть сколько-то интересовал окружающий мир, вы бы тут же догадались, в чем тут дело.
Напряженно размышляя, она встала и прошлась по комнате. Несмотря на ужас всей ситуации, ее хладнокровие восхитило дона Хайме. Будучи причастной к убийству трех человек, появившись в его доме невзирая на риск угодить в руки полиции, она спокойно поведала ему леденящую кровь историю, а сейчас как ни в чем не бывало прохаживалась по его кабинету, не обращая внимания на револьвер и шпагу, лежавшие на столе, и думала о каком-то ничтожном письме… Из чего сделано это непостижимое существо по имени Адела де Отеро?
