Лена Элтанг - Побег куманики
Mo про него говорил, что професор чего-то-там медиумист, и еще латынь.Ты еще говорила, что он высакомерный, наверно наркотики продает. Но это не причем. Он точно профессор. Морас врать не будет, он к нему в экспидицию намыливался, а професор его не взял, потому что думал он педик.
Извини за ошибки, пишу в кафэ на морском вокзале, уезжаю навсегда, у меня остались твои перчатки те красные и коробка с пахучими мылами, я взяла, если что. А платья сложила в чемодан. (За квартиру я заплатила, ни беспокойся, Пэтти). Еще она говорила, что не все так просто ему сойдет и что она нашла улики. Этот ее спрашивал, что на шее у нее такое. И говорил что красивая штука и дай посмотреть. Она дала наверное, потому что он обрадовался и говорил что мол чудесная вещь и выпьем коньяку. Вот не думала что такую выдру стоит поить. Она бы еще приплатила ему если што. Потом тихо стало, наверное получилось у них. А потом професора убили Все Сразу. Когда полиция начала орать и ломиться, что здесь Приступник. Туда к нему в дверь, к этому профессору. Хусейн страшно испугался и стал за нашей дверью. Слышно все потому что фанера дешевая. Гостиница эта барахло. Не то что в плазе тогда, помнишь? Професор тоже орал, что ничего не знает и что давайте ордер. Они давай орать что у него инспектор ихний в комнате, это тетка наверное. Он тогда сказал. Что нет никого и что безобразие и будет жаловаца, а они, что открывай козел и все такое. Уже надо было открыть, потому что когда так говорят, значит начнут ломать дверь.
Знаешь, кончается бумага, мне в кафэ дали а больше нету — я тебе еще напишу, как до места доберусь. Короче Хусейн стал палить и они стали палить. Я убежать не могла из-за пояса этого, мне в руки впилось до сих пор болит. А Хусейн говорит это за мной за мной! то есть за ним, и дверь как пнет и давай палить. И те давай палить, аж душно стало. А это вовсе не за ним было, а просто так.
И пристрелили профессора дырок шесть наверное почом зря, а меня забрали но отпустили. Только бумаги подписала, но ты же знаеш что мне туда нельзя из-за старого. За мной восемь лет еще если што.
Целую тебя глупый чесночёк и не прячся про тебя ничего не знают. У меня все хорошо, просто чудно, Венсан вышел из тюрьмы и выиграл в лотерею такую эмалевую штуку для бутербродов и отдал мне насовсем. Надеюсь ты в порятке и при деньгах.
Магда и целую
То: др. Фиона Рассел
russellfiona @ hotmail . com
From: Густоп
[email protected] eu. org
без даты
Фиона, я не мальчик, а ты не девочка. Моя жизнь не приклеена почтовой маркой к открытке с видом монастыря Святого Джована Бигорского. А я не приклеен к твоему полевому расписанию. Ехать с тобой и Демарестом в Гватемалу? Да ты с ума сошла. Тебе нужен мальчик на побегушках? А мне нужно опубликовать монографию в две тысячи шестом, не позднее.
Я получил приглашение из университета Шеффилда, мне нужна рекомендация. Надеюсь, ты стиснешь зубы и подпишешь ее. Текст прилагаю.
ГЗ
14 апреля
Спасибо, дорогая, я знал, что ты меня не подведешь. Скажу тебе без лишних экивоков: если моя статья пройдет по конкурсу в Шеффилде, я получу то, что должен был получить еще год тому назад. К тому же албанский храм третьего века посылает мне мерцающие сонные сигналы, там — в селе Чапарлы — стены по полтора метра и готовая — на серебряном чеканном блюдечке — защита PhD, он ждет меня, недаром я родился не где-нибудь, а на виа Эгнатия, в Древней Лихниде.
Если же я не пройду, то — take ту word — брошу все, уеду домой и наймусь реставрировать фрески в церкви Свети Климент.
Прости, если я писал тебе грубости, это все проклятый мистраль, от него у меня раскалывается голова и на языке свинцовый привкус. Вероятно, я совершил ошибку, не покинув остров сразу же вслед за тобой. Сижу без гроша, в отеле шныряют полицейские, профессор Форж ни с кем не разговаривает, отсиживается у себя в номере, а ведь я остался из-за него, мне хотелось понять суть его затеи, ведь это не игрушки — это благодарная тема! Мы могли бы вместе написать статью, ведь я участвовал в раскопках с самого первого дня. Но ни ты, ни он не пожелали сказать мне больше, чем сказали.
Вчера я встретил его за завтраком и попытался разговорить.
— Мы с вами остались вдвоем, — сказал я, — не пора ли посвятить меня в подробности, которые известны уже всему отелю, включая белл-боев, и только я по-прежнему остаюсь в неведении и в недоумении.
Видела бы ты, как он на меня посмотрел!
— Нет никаких подробностей, — сказал он, поднимаясь из-за столика и оставляя недопитую чашку кофе. — Вы получили то, что вам полагалось. Вот и держитесь за это покрепче.
Означало ли это, что я могу использовать вещицу в своих личных целях? Или ты включила ее в формальную опись? Я не совсем понял условия, на которых раздавались эти штуки. Каждому по одной? То есть те, что принадлежали французу и доктору, должны перейти к нам?
Теперь они в полиции, я полагаю, но ты ведь можешь затребовать находки обратно после окончания следствия. Фиона, я знаю, что ты сейчас поморщилась, но подумай: одна только трубка с саламандрой, доставшаяся доктору, могла бы прокормить целую экспедицию в течение недели.
Зеркало же, в которое я гляжусь каждый день, спокойно, как озерная гладь, и не показывает ни одного, даже завалящего чуда. Единственное волшебное подобие, что приходит мне в голову, это зеркало богини Аматэрасу, бронзовое Ятано-Кагами в форме лотоса…
Но каким боком наши побрякушки могут относиться к синтоизму? Где Ла Валетта и где провинция Исэ?
И еще — оно немного смахивает на этрусское зеркало из Келермеса, правда? Литое серебро, с одной стороны покрытое электровым листом в чеканке. Сплав золота и серебра, тебе это ничего не напоминает? Равновесное золото! У алхимиков, между прочим, соединение этих металлов в равных пропорциях означало срединную энергию, способную связать мужчину и женщину навсегда. Ты попалась, Фиона! Шучу, шучу.
Я сделал анализ — так, от скуки — это естественный сплав, приблизительно 75% золота, 25% серебра и меди. Из этого делали милетские, фокейские драхмы, лидийские монеты, не помню, как назывались. Жаль, что от ручки осталась только часть, но, судя по обломку хвоста, это была длинная чешуйчатая рыбина.
Китайцы считали, что зеркала приносят счастье в супружестве, но такого рода чудо не найдет себе места в моей жизни — я никогда не женюсь.
Напиши мне, что собираешься делать. Хорошо ли тебе с твоей новой личной причиной?
Густоп 3.
18 апреля
Фиона, ты меня удивляешь. Две страницы расуждений о зеркалах и ни слова о нас с тобой. Прикажешь снова величать тебя мисс Расселл?
Спасибо за чек, я его обналичил, заплатил долги в кафе и купил себе новую рубашку винного цвета, девочки в бутике напоили меня кофе и подарили шикарную костяную расческу с монограммой РК.
В твоем последнем письме какое-то непривычное напряжение, ты не болеешь? Или что-то неприятное случилось? Личная причина оказалась подлецом и негодяем? Ты ведь так и не ответила мне на вопрос. Как его хотя бы зовут?
Вообще-то я беспокоюсь, особенно странно звучит твое требование уехать с острова как можно быстрее. Ты ведь знаешь, что у меня билет на 28 апреля. Менять билет и лететь в холодный мокрый Лондон, где мне некуда деваться… зачем? Вот если бы ты позвала меня к себе в Мадрид! Моя комната в Челси освободится только первого мая, пару дней я могу пожить у приятеля, но неделю он, пожалуй, не выдержит. Так что я погреюсь тут еще немного, если это можно так назвать — сегодня только пятнадцать градусов. Зато солнечно и перестал дуть тоскливый мистраль. Ему, конечно, далеко до египетского хабуба — помнишь, тогда, в Мемфисе? — но мигрень от него жуткая.
Профессор Форж почти не выходит из номера.
Твой любимчик Морас сказал мне, что ему носят в номер еду и питье. Может, Оскара тоже мучает мистраль? Или неудача в его мальтийском предприятии? Ты ведь не считаешь такой уж удачей найденный по его указке кенотаф и несколько хорошеньких безделушек?
Они, разумеется, стоят немало, но теперь, когда их разделили на шестерых, градус накала заметно ослабел. К тому же большая часть в руках полиции. Между прочим, я так и не понял, зачем наш француз бегал ночью со своей чашей по портовой территории. Следователь заявила, что он, дескать, украл экспонат, но ведь чаша досталась ему из твоих рук.
Я помню этот день, когда вы с Форжем метались по его номеру, не зная, куда девать свои сомнительные сокровища, а мне никто и спасибо не сказал, хотя если бы ваш покорный слуга Густоп не спохватился и не вынес treasures в соседнюю камеру, полиция прибрала бы все в мгновение ока.
Больше всего меня удивило, что вы решили раздать их — всем сестрам по серьгам, — было же совершенно ясно, что это все равно что развеять по ветру. Француз весь трясся, когда получил свою чашу, я еще подумал, глядя на него: только Фиона ее и видела, снесет в антикварный и глазом не моргнет.
