Ольга Погодина-Кузьмина - Адамово яблоко (журнальный вариант)
Марьяна делала всё, чтобы со стороны они выглядели благополучной буржуазной парой, и Георгий поддерживал её энтузиазм. После формальностей первой брачной ночи ему стало казаться, что их отношения приобретают своего рода гармонию, основой которой может стать дружелюбный швейцарский нейтралитет. Он чувствовал, что мог бы целиком отдаться этой поддельной идиллии, если бы не беспокойство об Игоре, которое почему-то не оставляло и только усиливалось.
На другой день по возвращении в Петербург за завтраком он порезал большой палец. Неглубокая ранка обильно кровоточила — кровь сочилась даже сквозь пластырь. Это незначительное происшествие показалось ему дурным знаком. В офис он приехал с предчувствием неприятностей, но ничего особенного не произошло. Он встретился с журналистами — через неделю сдавался новый торговый комплекс, — и вместе с начальником строительства поехал на объект, по дороге рассказывая о функциональных возможностях и технологиях, которые применялись при его возведении. Пришлось решить ещё несколько неотложных вопросов, но после обеда он отпустил Лешу, сам сел за руль и отправился на Фонтанку.
Квартира ещё пустовала, и консьержка, сверившись с бумагами, открыла для него дверь. Георгий с волнением прошел по комнатам, в которых как будто поиграли в футбол обувными коробками и упаковочной бумагой. Он не нашел ни записки, ни какого-то иного послания — только на зеркале в спальне, как раз на уровне глаз, обнаружился уже засохший плевок, да в пепельнице возле кровати — несколько раздавленных окурков. Плевок Георгий почему-то воспринял как подтверждение своих дурных предчувствий.
Марьяна с утра отправилась в Выборг на переговоры, и Георгий вдруг из какого-то странного каприза решил не возвращаться в офис, а поехать на Лесной проспект, к Рослику, которого не видел почти полгода. Идея казалась не слишком разумной, так как вероятность застать бывшего любовника дома в три часа дня была невелика. Но в эту минуту чувствами Георгия руководила некая не вполне объяснимая сила, которой он не мог сопротивляться. Сам не заметив как, он оказался в нужной части города, фантастическим образом избежав пробок на центральных проспектах и на Литейном мосту, и поэтому был уже не слишком удивлен, услышав из динамика домофона голос Рослика, который не только был дома, но при этом, кажется, один.
Увидав его, Георгий почувствовал легкий толчок в сердце — не желание, а воспоминание о желании, меланхолическое чувство, обычно несвойственное его деятельной натуре. Рослик смотрел спокойно и вопросительно, словно они расстались пару дней назад.
— Отлично выглядишь, — проговорил Георгий. — Не помешал? Можно войти? Хотел пригласить тебя пообедать. У меня сегодня именины.
Тот поднял бровь.
— Я прекрасно помню, что именины у тебя в ноябре.
— В ноябре Победоносец. А в апреле Георгий-Скотник.
— Ну да. Это тебе больше подходит.
Он посторонился, пропуская Георгия в квартиру, оглядывая с ног до головы, словно прицениваясь. Георгий Максимович тоже взглянул на него внимательнее, обнаруживая перемены — какую-то особую ухоженность волос и чувствительной, быстро увядающей тонкой кожи, блеск золотого кольца на пальце, полный достоинства взгляд. На нем был белый спортивный костюм, делающий его похожим на туриста с круизного парохода, и гостиничные тапочки на босых и тоже бережно ухоженных, хотя и измученных балетом ногах.
— Конечно, обедать я с тобой не буду, — проговорил Рослик всё так же спокойно, — у меня другие планы. Но чашку кофе, если хочешь, налью. Господи, ты так уверен в своей неотразимости! Ну, проходи, что в коридоре стоять.
Из его квартиры исчезла почти вся мебель, только тахта одиноко приткнулась в углу комнаты. Из кухни тоже пропала большая часть обстановки, и Георгию пришлось сесть на низкий подоконник, где стоял открытый ноутбук.
— Переезжаешь? — удивился Георгий, вынимая из кармана фляжку коньяка и шоколад, купленный по дороге.
— Уезжаю. В Данию, на постоянное жительство. Садись на табуретку, я постою.
Рослик поставил на стол тарелку с сыром, ржаные хлебцы.
— Больше ничего нет. Рюмок тоже нет, придется пить из граненых стаканов.
— Нет, это тебе, я за рулем, — отказался от коньяка Георгий. — Я требую объяснений. Какая Дания? Что ты там забыл?
— Ну, допустим, его зовут Хельмут, — ответил Рослик, сдувая чёлку со лба. — У него антикварная галерея в Копенгагене, и он от меня без ума. Ещё вопросы?
Совершенно неожиданно Георгий Максимович почувствовал себя задетым. Он сам не знал, чего хотел от Ростислава — физической близости или дружеского участия, но в этот момент ясно понял, что не получит ни того, ни другого.
— Ты серьезно?
— Мы собираемся зарегистрировать отношения. В Дании разрешены однополые браки.
— Что ж, поздравляю, — Георгий достал и открыл купленную там же, где и коньяк, пачку сигарет. — Знаешь, бросил курить, держусь уже три недели. Но эта новость меня просто подкосила.
Тот сощурился, хмыкнул язвительно.
— Да, вид у тебя неважный. Семейная жизнь тебе явно не на пользу. Даже постарел… А мне как раз все говорят, что с Хельмутом я как будто сбросил лет десять.
— А сколько ему? — спросил Георгий.
— Какая разница? Мне тоже не семнадцать. Кстати, ты был в Копенгагене? Мне сразу понравилось — спокойный европейский город, кое-где напоминает Питер… Но, конечно, не сравнить — цветы, чистота. Между прочим, мы будем жить недалеко от международного гей-центра «Пан». Друзья Хельмута держат элитную гей-сауну, у них там шесть огромных плазменных панелей и барная стойка прямо посреди бассейна. Мы, конечно, ходили в особое время, когда нет посторонних.
— Обывательское счастье? Детка, это так на тебя не похоже. Ты же на стенку полезешь со скуки.
— Не волнуйся, найду, чем развлечься. Кстати, знакомые Хельмута открывают студию танца, буду там преподавать. Не ради денег, как ты понимаешь, просто для тонуса.
Рослик поднял стакан на уровень глаз и посмотрел на Георгия сквозь золотистую жидкость.
— Знаешь, почему я решил уехать? Потому что я понял одну простую вещь. Всегда кто-то любит, а кто-то позволяет себя любить. Так вот, я хочу быть тем, кого любят. Это будут стабильные, предсказуемые отношения — такие, как мне сейчас нужно. Я дам ему то, чего он ждет. А сам я ничего уже не жду, только покоя и уверенности в своем будущем.
Оглядывая голые стены, Георгий вдруг вспомнил, как Рослик волновался и радовался, когда в новую квартиру завозили мебель. Это было всего три или четыре года назад, но казалось, будто прошло очень много времени, большой этап жизни.
— А что ты решил делать с квартирой?
— Пока буду сдавать, а там посмотрим.
— Могу купить, если хочешь. Мне всегда нравился ваш район.
— Да, я подумаю, — кивнул он и спросил: — Так зачем ты приехал? Рассказать про своего нового мальчика? Сколько ему на этот раз — пятнадцать? И снова чудо как хорош?
— Да мне бы с прежним разобраться, — невесело хмыкнул Георгий, вспоминая засохший плевок.
— Ну, как я понимаю, с твоим прежним теперь разбирается Майкл Коваль Или имеется в виду уже кто-то другой, после этого? Извини, я не следил за твоей личной жизнью, мне хватает своей.
Кофеварка взорвалась паром, выжимая из своего нутра последние капли кипятка. Георгий взглянул на Рослика с недоумением.
— Майкл Коваль?..
— Господи, ну не делай вид, что ты его не знаешь! Вы ещё с ним были в этом спонсорском комитете… Он тоже коллекционер. Хельмут с ним встречался, когда приезжал.
— И что дальше? — всё ещё не желая понимать, спросил Георгий.
— Ничего. Слушай, ну мне абсолютно неинтересно, как вы там друг другу передаете эту эстафетную палочку. Рассажи об этом своей жене. Как она, кстати, реагирует, что ты в обеденный перерыв ездишь к бывшим любовникам? Или у вас всё лояльно, взаимная свобода?
Георгий достал ещё одну сигарету и, сохраняя полную видимость спокойствия, уточнил:
— Так к чему ты вспомнил про Коваля?
— Ты издеваешься надо мной? — Рослик смотрел на него в упор своими розовыми глазами. — Или это какой-то флэш-моб? Ты теперь каждые полгода будешь приезжать, чтобы поговорить про своего Игорька, или как там его зовут?!
Вдруг осознав весь нехитрый смысл его сообщения, чувствуя, как сердце быстро и сильно толкается внутри грудной клетки, Георгий заставил себя усмехнуться.
— Да, я сегодня что-то туго соображаю, прости. Мы сдаем новый объект, там много проблем… А когда ты уезжаешь?
— Через неделю. Что у тебя с пальцем? — спросил Ростислав, меняя тон.
— Порезался утром, а до сих пор кровит. Тут неудачное место, много капилляров, — взглянув на свою руку, проговорил Георгий, затем взял с тарелки кусок сыра и положил в рот.
