Тереза Тур - Выбрать свободное небо
— Не вопрос, — и парень ушел, перед этим все же смерив подозрительным взглядом Роберта.
Лиза разложилась, выставила два раскладных стульчика — один себе, другой — Роберту. Кивнула, чтобы он усаживался. Как птичка на жердочку присела сама. Окинула его пронзительным взглядом. И стала быстрыми точными движениями что-то наносить на картон.
Роберт сидел смирно. Он был очень рад, практически счастлив. И потому, что эта странная девочка осталась в живых — он действительно переживал за нее. И потому, что ему было, чем занять этот бесцельный день, в котором был лишь он сам. И его одиночество… Тереза сказала, что сегодня занята — а он отложил отъезд на целый день. Ему почему-то было важно узнать, что со спасенной девочкой все в порядке.
— У вас очень выразительные глаза, — донеслось до него, — и породистые руки…
— Спасибо, — он как-то опешил от комплимента. — Я не совсем понял — какие руки?
— Тоже красивые, — сухо ответила девчонка. — Я про то, что их надо тщательно прорисовать. И пожалуйста, думайте о чем-нибудь более приятном. А то у вас лицо слишком печальное…
Роберт лишь вздохнул.
— Что? — усмехнулась дерзко художница, — обеспеченная жизнь, красавица жена, доченька Лизонька… Все это не в радость?
Роберт рассердился. Бледное лицо вспыхнуло гневом, глаза засверкали. Лиза это заметила — и испугалась. Но он сдержался — и не ничего не ответил…
— Простите, — искренне раскаялась Лиза, — я не хотела вас обидеть.
— Ничего, — он смог разжать зубы. — Окей. Yes, моя жизнь есть обеспеченная. Много работы. Я ее люблю. Но Тереза — не моя жена. Чужая. А Лиззи — не моя дочь. Я есть одинок. Хотя, нет, — он поправился, — есть еще папа с мамой.
— Вы счастливец, — прошептала Лиза.
— Sorry, — он понял, что сказал бестактность, вспомнил вчерашний день, про то, что у нее родители умерли… — Простите.
— Нормально, все нормально. Расскажите про них… Если можно…, - попросила Лиза.
— Они есть пожилые, добрые, немного смешные. Они любят меня. Я купил огромный дом за городом для них. Вместо квартиры, что у них была. Дом очень нравится им. Мама любит розы. Папа все время наводит порядок — хотя у него и так все идеально, на мой взгляд… Что еще? Им есть печально, что я очень редко живу дома.
— Почему? — удивилась Лиза.
— У меня есть много работы, — ответил Роберт.
— А кем вы работаете?
В его глазах сверкнуло удивление, смешанное с легким возмущением. Потом он расхохотался, мгновенно став очень милым.
— Простите, — не переставая смеяться, ответил он. — Я могу не говорить, какая моя работа? Вы не обидитесь?
— Без проблем, — пожала плечами Лиза. Ей, на самом деле, было все равно.
Он просидел спокойно где-то полчаса. Потом ему надоело — да и его длинные ноги затекли от сидения на неудобном стульчике.
— Можно я прогуляюсь? — жалобно попросил он Лизу.
— Окей, мне надо всего несколько минут, чтобы доделать. Отдохните.
Он прошелся вокруг — посмотрел на замок. Посмотрел на стены — они на самом деле были выкрашены в разные цвета — как и рассказывала Тереза. Действительно, русские — любопытный народ. Не выбрал император цвет — так и покрасили в разный. Так и продолжают красить, хотя тот уже несколько столетий назад умер…
Оглядел статую Геракла в нише, бросил взгляд на синие воды канавки неподалеку, на золотые с черным перила моста, на пароходики с туристами и вернулся к художнице.
Лиза работала увлеченно, ее лицо перестало быть насупленным — боль и отчужденность, видимо, отступили. Сейчас она показалась ему удивительно хорошенькой. Слишком худенькой, слишком дерзкой — но, в общем-то, милой девушкой.
И это несмотря даже на то, что ее рыженькие волосы были выстрижены неровными, рваными прядями, с одной стороны очень коротко, с другой — подлиннее, почти до плеча. В правом ухе была одна сережка, а в левом — целых пять штук. Одета она была в черную футболку и военного вида брюки с кучей карманов. «Славная девочка, — подумал он, — и глаза красивые. Интересного цвета — не то серого, не то зеленого, как китайский агат. И сколько ей лет? Восемнадцать? Двадцать? Должно быть, совсем юная…»
Роберт вдруг ощутил себя реликтом. Старым музейным экспонатом, который, словно в музее, выставляют за деньги…
Лиза поняла голову от рисунка — и увидела, что он за ней наблюдает. Поняла — и покраснела.
— У меня все готово, — сказала она быстро.
— Я уже могу посмотреть?
— Конечно.
Роберт направился к ней, споткнулся о ножку раскладного стульчика, потерял равновесие — и на мгновение оперся о плечо художницы, чтобы не упасть.
Он почувствовал, как она вздрогнула. Увидел, как побелела. Как у нее задрожали губы.
— Что есть с вами? — испугался он. — Вам не хорошо?
— Нет, — в лице по-прежнему не было красок. — Нет, все нормально!
— Сейчас я принесу вам воды. Погода сегодня очень душная! — И он решительно направился к тележке неподалеку, где наверняка продавали холодную воду.
— Подождите, — раздался за спиной ее встревоженный голос, — здесь нельзя ничего покупать!
— Почему, — остановился он, — все плохое?
— Нет, здесь все стоит невменяемых денег!
— What? — не понял он.
— Дорогая очень вода!
Он пробурчал по-английски что-то про адово пламя — и отошел. Через минуту вернулся.
— Пейте, — велел он, открывая бутылку. — И умойте себя. Вам надо.
Краска потихоньку возвращалась в ее лицо.
— Так, — продолжил распоряжаться он, — я голоден. Я очень-очень голоден. Я думаю, на сегодня искусства есть достаточно. Я заберу картину, какая она получилась. Пожалуйста, составьте мне компанию и пообедайте со мной.
— Вы даже не хотите взглянуть на портрет? — обиженно произнесла Лиза.
Роберт вздохнул — ну, не говорить же этой девочке, что ему абсолютно все равно, как она его нарисовала. Поэтому он посмотрел:
— Оу! — изумился он. Вот уж не предполагал, что у уличной художницы получится так достоверно изобразить его. С его неимоверным самолюбием, неизбывным одиночеством… Он смотрел на портрет — и видел себя: сильный, всего добившийся, но что-то потерявший… Что-то очень важное, — Оу!..
— Вам нравится? — тревожно спросила Лиза, — Роберт?
— I am shocked? Потрясен! Вы есть колдунья!
— Я люблю рисовать, — смутилась она. — Говорят, у меня получается…
— Я могу забрать портрет? Я подарю его своим родителям. Вы не возражаете?
— Мне будет приятно. Но могу я вас попросить?
— Конечно, — решительно отвечал Роберт.
— Я бы хотела доделать портрет. Дома, не торопясь. Пожалуй, тушь и перо будет уместно. Должно получиться хорошо. Могли бы вы забрать портрет завтра?
— Хорошо, но взамен вы выполните мою просьбу — пообедаете со мной.
— Это будет неудобно, — пробормотала Лиза — и стала собираться.
— Please, я так не хочу оставаться on my own… наедине с собой. В последнее время это очень тяжело. Нет никого, чтобы поговорить…
— Британский сплин, — посочувствовала она, а он и не заметил, что в голосе прозвучала легкая насмешка.
— Возможно, — он согласно кивнул. — А может быть, возраст…
— Хорошо, — кивнула она. — Обедаем. Разговариваем.
Роберт привел ее в первый же ресторан, который попался им на пути. Лиза озиралась с неудовольствием: место было пафосное, а одеты они — особенно она — были неподобающе. Художница хотела было развернуться и выйти прочь, но у Роберта сделалось удивительно надменное лицо — и надо отметить, что это выражение ему прекрасно подходило. Он органично смотрелся в этом месте. Не слушая ее возражений, он мягко взял девушку за плечи и осторожно повел вглубь ресторана.
«Хм, породистый, однако, мужчина. А ведь он красив. А как ловко сделал лицо, прямо артист!..», — подумала Лиза.
Тем временем, не убирая с лица надменности, Роберт негромко заговорил со встретившим их администратором по-английски. В свою очередь, у того сделалось удивительно приятное, любезное лицо, и профессионально улыбаясь, он проводил пару. Неформальный Лизин прикид уже никого не волновал. В зале, куда их проводили, был занят только один столик — за ним сидел мужчина в дорогом светлом костюме — и что-то сосредоточенно жевал. Он даже не взглянул в их сторону.
А Роберт выбрал столик у окна и сел спиной к свету и лицом в зал.
— Почему вы так confused…, - он подумал, подбирая слово, — напряглись? Так ведь надо говорить?
— Мы не так одеты, — ответила Лиза, — А кто вас учил говорить по-русски так?
— Учили сыновья Терезы. Это правильное слово? Хорошее?
— Нормальное, — улыбнулась Лиза и, почувствовав, что у нее горят щеки, прижала к ним ладони.
Роберт долго и внимательно смотрел на нее, потом протянул руку, словно хотел погладить по заалевшей щеке, но не решился. Поэтому он сказал:
