Ирина Потанина - Неразгаданная
— Конечно теплые, столько пить-то, а! Это же север, там же по-другому не выживают…
Рита почувствовала, как комок слез неумолимо приближается к выходу на люди. Уже не в силах сдерживаться, Рита выбежала из кухни и, бросив через плечо злое: “Там не пьют, там, в отличии от Харькова, люди стихи пишут и со стихией борются!” — схватила с вешалки свою куртку и выбежала из квартиры. Растерянный Славик рассеянно пожал плечами и, извинившись перед оторопевшими Морозовыми, последовал за девочкой. Рита стояла на балконе лестничной площадки. Ее трясло, слез уже не было, но состояние полной подавленности осталось.
— Там не все пьют, там некоторые стихи пишут… — повторила она в ответ на вопросительный взгляд Славика.
— Эй, львенок, конечно же, ты права, и мы с тобой это знаем. Не все ли нам равно, что думают какие-то харьковчане?
— Они не какие-то, они мои, родные, они самые близкие и родные мне люди, они единственные, кто у меня есть. Я живу у них, верю им, как они могут так говорить?
— Ну-ну, малыш мой, успокойся, — Славик трясущимися руками обнял ее за плечи, — теперь у тебя есть я. Теперь ты сможешь вернуться в любимый город, мы будем…
— Стоп, Славка, стоп… — Рита, наконец, решилась, — Понимаешь, у каждого человека есть своя жизнь… Свое прошлое понимаешь, свое настоящее, ты — мое прошлое, мое прекрасное прошлое, и чтобы не стать друг для друга тягостным настоящим нам лучше не видеться, ты слышишь меня?
Славик вздрогнул, ослабил хватку. Ватные руки упали на перила балкона. Пустым взглядом он смотрел куда-то вдаль, его тускло-карие глаза выражали полное отсутствие мыслей. Рите стало страшно. Этот чужой человек был совершенно безумен. Откуда-то в хлипких на вид руках Славика появилась сила. Он вдруг резко схватил девочку за подбородок, гневно взглянул ей в глаза, Рита зажмурилась, не в силах предпринять что-либо, ей показалось, что Славик сейчас ударит ее. Но вместо этого бездна безумия в глазах молодого человека сменилась каким-то странным выражением осмысленной решимости. Он дернул Ритино лицо на себя, больно надавив при этом на виски девочки, и жадно прильнул ртом к ее губам. На миг девочка застыла. Чужой язык скользил по ее деснам, чужая слюна проникала в ее гортань, Рите стало противно, она с силой оттолкнула обидчика.
— Что ты делаешь? Ты, ты…
Девочка красноречиво вытерла рукавом куртки губы. Славик тяжело дышал, пытаясь успокоиться.
— Между прочим, это был мой первый поцелуй… — захрипел Славик.
Рита почувствовала что-то вроде угрызений совести.
— Главное, чтоб не последний, — Рита никак не могла запретить себе покровительственного тона этой фразы, и на этот раз от Славика не ускользнул скрытый смысл сказанного.
— Что, взрослая, да? Да не взрослая ты, — грязная. Неужели же ты думаешь, что я не вижу происходящее здесь безумие… Ты ведь по уши влюблена в него, да? А он, небось, совсем не прочь поживиться юной девочкой, так?
Что ж, вот и настал момент откровенности.
— Неправда, наши отношения куда чище! — спокойно произнесла Рита, — Если тебя волнует этот аспект, уверю — между нами не было секса!
— Причем здесь постель? — Славик продолжал свою проповедь, — Ты даже мыслить стала как-то узконаправленно на эту тему. Неужели ты не понимаешь, что измена моральная страшнее и гаже физической? Нравственное соблазнение куда строже должно караться, потому как последствия его куда страшнее, чем плотское. Неужели ты не видишь предательства по отношению ко всем существующим чувствам в этой твоей связи?
От подобной чепухи Рите стало легче. Обвинять ее в подделке чувств было нелепо, и девочка даже рассмеялась.
— Не лезь в это, Слав. Ты всё равно ничего не поймёшь. Никто ничего не поймёт.
Бледная, прямая, она смотрела прямо в глаза эмоционально произносящему свою речь парню. Гордо поднятый подбородок оттенял сейчас, как нельзя более выгодно, изящество Ритиной шеи, плотно сжатые губи и слегка выпирающие скулы свидетельствовали о довольно удивительной для столь хрупкой девушки внутренней силе.
— По поводу поцелуя — первый блин всегда комом, — Славик поправил очки и попытался вновь приблизиться…
Рита резко отстранилась.
— По поводу моей жизни — аккуратно, молодой человек, смотрите не запачкайтесь. По поводу чувств, — девочка вдруг сняла неудачную маску иронии, теперь она говорила серьезно, пытаясь вложить в эти слова всю себя, нежно, осторожно и, в то же время твердо она произнесла, пытаясь скрыть дрожь в голосе, — уезжай, уходи, не надо тебе со мной видеться.
— Львенок, — Славик будто звал кого-то из глубины ее темных глаз, — львено-ок, вернись! Пусть нынешняя взрослая Рита вернет мне, хоть на миг, хоть на секунду, моего родного, доброго, светлого человечка, моего львенка.
Рита вдруг почувствовала, как сильно она устала, две бессонные ночи, насыщенность событий последних дней, глубокие переживания все это больше не могло продолжаться…
— Уходи… — снова повторила Рита, присаживаясь на корточки опершись спиной о холодную стену лестничной площадки.
— Прямо сейчас? Куда? Я в чужом городе, у меня нет здесь знакомых…
— Вот, возьми деньги, таксисту скажешь, чтоб отвез на вокзал. Поезда на Москву ходят каждые двадцать минут, там сориентируешься. Господи, но ведь сюда ты как-то попал?
— У меня есть деньги, — резко произнес Славик и спустился на половину лестничного пролета, потом он на секунду остановился, и на его поднятом к Рите лице девочка заметила слезы.
— Никогда не думал, что все так закончится, — тихо произнес он.
— Для тебя все только начинается, — прошептала Рита, глядя в след понуро бредущей вниз фигуре друга. Девочке очень хотелось кричать, но сейчас она должна была казаться сильной. Во имя будущего счастья Славика, Рита должна была избавить его от своего влияния, как бы больно сейчас ему не было. И девочка, несмотря на острую потребность в дружбе этого необычного мальчишки, сделала это.
* * *Когда Рита вернулась, Морозовы облегченно вздохнули: оба были не на шутку испуганы обидой подопечной. Рита рассеянно посмотрела вокруг. Высокие, обклеенные причудливыми узорами обоев потолки, темно-красные, плотно задвинутые шторы, нож, нелепо торчащий из пустой хлебницы. “Что я делаю здесь?” — пронеслось у нее в мыслях. Сквозь шум, царивший в ее собственной голове, девочка расслышала осторожный вопрос Татьяны.
— А где Славик?
— Я выгнала его, — Рита сама удивилась, что еще способна говорить, голова буквально раскалывалась, глаза горели от удерживаемых слез, сердце бешено колотилось.
— Выгнала? Откуда?
— Из Харькова, из себя, из пребывания в радужных красках, — голос девочки, похоже, объявил независимость и теперь сам отвечал на вопросы из вне. Володя подошел к Рите и провел рукой по ее лбу.
— Э, да у нее температура. Надо поспать, ребенок.
— Я сейчас принесу таблетку, — Таня почему-то засмеялась, — Знаешь, ты ведь правильно поступила… Его надо было гнать. Он — вампир, присосавшийся червячок, питающийся чужой энергией и собственными чувствами к ее источник. Таких надо гнать…
Рите показалось, что под ее ногами разверзлась земля, и ад открыл ей свои объятия.
— Я сволочь. Я его выставила. Он хороший, он очень хороший, — прошептала она, одними губами и опустилась на табуретку. — Но он со мной пропадёт… Все со мной пропадут. Я правильно его прогнала, но мне так плохо…
Таня пошла искать лекарства.
— Эй, — Володя заглянул в лицо девочке, — ты правильно поступила, ему так будет лучше, ты вывела его на другую ступень, он стал мудрее.
— Я сделала ему больно…
— Мы растем только через боль. А ты как думала?
— Я не думала, — Рита грустно улыбнулась, вспомнив слова Славки о моральном соблазнении, — мне кажется, что за ближайший год я вообще ни разу не думала. Я только чувствовала, фантазировала, надеялась, но не думала не действовала…
— Что с тобой?
— Мир покачнулся… Как ты мог так говорить о Лобытнангах? Ведь там мой дом…
— Твой дом здесь…
— Нет. У меня пока нет дома. И это не плохо, так просто есть… А здесь твой дом. И пусть он здесь и останется.
— Разве мы не вместе? — в глазах Володи появились, так давно забытые огоньки азарта, и Рита поняла, как хочет услышать ее “нет”, чтоб потом снова играть, сражаться за нее, добиваться ее.
Рита вдруг почувствовала, что такое любовь для этого человека — любовь это вечный поиск взаимодействия, это извечный поединок с судьбой, и она, Рита, здесь совершенно ни при чем. Будь на ее месте кто угодно другой, сумевший принять данные условия игры, все было бы точно так же. От сознания этого девочке стало легко, она знала, что ей не придется причинить ему боль, предать его, шептать себе, что он сильный, а значит выживет. Поняла, что он даже не заметит ее исчезновения, приписав Ритиному долгому отсутствию лейбу “ушла в загул” и успокоившись на этом.
