Андрей Донцов - The офис

Странно все-таки, что проверенной информации не поступало. Точнее, были сразу перекрыты и засекречены все каналы информации. Приехали коллеги Сергея Валерьевича из столицы и начали расследование. Видимо, они же несколько утихомирили расследование местное, милицейское, по факту нападения.

Завод бурлил четвертые сутки. Кто называл Семеныча идиотом, которому место в психушке, кто считал его преступником, которому место в тюрьме, но кое-кто почитал и героем, место которому на заводской Доске почета.

Приехав на завод, Сергей Валерьевич заметил приоткрытую дверь в кабинет бывшего и нового генерального и, так как время до встречи со своим начальством было, по старой профессиональной привычке уселся рядом на стуле: «А вдруг что-то получится услышать! Открытая дверь – шанс в мир информации!»

Чутье не обмануло Сергея Валерьевича. Поначалу он не поверил собственным ушам – из кабинета доносился голос – да что там голос – смех шефа. Послушав часть разговора, Сергей Валерьевич чуть не хлопнул себя по лбу с досады и не обнаружил дислокацию.

Так и есть. Эта мысль была все время где-то рядом, но он не позволил ей оформиться в своей старой башке в реальную гипотезу. Каким же он был остолопом.

Из кабинета доносилось:

– Ну не до такой же степени, Вадим! Есть же рамки приличия! Ты уже не мальчик.

– А я предупреждал, что я со скуки сдохну в этой деревне. Предупреждал?

– Мы говорили совсем о другом тогда. Я по крайней мере считал, что в большей степени тебе будет не хватать девчонок, концертов в клубе, травки…

– Ты мне что тогда сказал? Ты сумеешь себя развлечь везде. Ну я и постарался. Ты бы видел это скучное болото в первые дни моей работы.

– Но с кровью-то и «скорой» перебор явный…

– Так последняя неделя работы. Очень хотелось поставить жирную точку в провинциальной карьере. Помнишь, как мы в институте в театральной студии выливали девять разных марок томатного сока на белые простыни, чтобы выбрать, какой из них больше походит на кровь? Помнишь?

– Ну.

– Это стадо испуганных баранов не отличило сок от крови. Настолько люди готовы верить всему тупому, что приходит в их голову. Это не люди, а андроиды. Неудачные результаты чьих-то опытов на удаленном управлении. Им нужно повесить на фасад здания: «Мы верим только тупому!»

– Не заводись, ты прожил здесь два года. Думаешь, мне легко будет после твоих спектаклей? На меня уже смотрят как будто я эфиоп, больной СПИДом.

Сергей Валерьевич все-таки хлопнул себя со всей силы по лысому лбу.

Как же можно было не поверить интуиции. Что все это розыгрыш. По его глазам было видно, еще на пленке, когда он кидался пакетиком чая в баб или придумывал рифму… Глаза – все время смеялись. И не было в них безумия. Почему, если странно – так, значит, сразу безумие? А если элементарно кто-то ржет над вами?

За какими-то последними бумагами он зашел в понедельник часов в десять. Когда все сонные слонялись вокруг своих рабочих мест и настраивали себя на очередной недельный трудовой марафон.

Зашел так же бодро и уверенно, как появился здесь в первый день. Стройный, подтянутый, обаятельно улыбаясь и здороваясь со всеми, кто встречал его полным безумного удивления и ужаса взглядом.

Основная верхушка предприятия, конечно, была предупреждена Сергеем Валерьевичем еще в выходные о спектакле, который разыграл с ними шеф.

Прошмыгнул в свой бывший кабинет, перекинулся парой слов с новым генеральным и поспешил вниз к машине, к дорогой марке «БМВ» c московскими номерами.

Народ, весь более или менее разумный и не впавший в пожизненную трудовую апатию, прилип к окнам, глядя, как он садится в автомобиль.

Казалось, не было ни одного пустого окна, обращенного во двор. В каждом виднелись застывшие в изумлении лица.

«Неужели сам за рулем до Москвы, полтора дня ведь дороги», – изумился Сергей Валерьевич, чувствуя, как горло перехватило острой незнакомой доселе болью.

Перед тем как сесть в машину, уже открыв было дверь, шеф резко повернулся и оглядел пристальным взглядом свой маячивший в окнах коллектив.

Кто-то в испуге спрятался вглубь помещения, опасаясь какой-нибудь новой выходки с прощальным пиротехническим душком.

– Anyone in here understands English?[2] – зычным голосом спросил уже бывший директор. – Anyone in here understands English? – повторил он еще более громко и требовательно.

Во всех его движениях чувствовалась такая мощная энергетика, словно боевой командир поднимает в последний бой свое уставшее и ни во что не верящее войско.

Кому было плохо слышно, распахнули форточки и фрамуги. У многих они были открыты и до этого.

– We shouldn’t forget about rock and roll and sex. They want to turn us into machines in this office! But we will be drinking, smoking, fucking and playing rock! Right? Wouldn’t we? World will not turn into a prison for us, right?[3]

Он оглядел еще раз застывшие в изумлении лица, не понимающие в большинстве своем ни слова.

И только буквально прилипшая к стеклу лицом секретарша Ирина вдруг резко крикнула ему в ответ:

– We understand you! Мы понимаем вас!

Он улыбнулся, послал Ирине воздушный поцелуй с грациозностью, которой могли позавидовать Алек Болдуин, Ричард Ги р и Дэвид Духовны, повернулся и сел в машину.

Чтобы через сорок часов быть в своей Москве.

– Ты чего с таким лицом, Валерьич! Чего он там нашей Ирке кричал, не знаешь?

– Горло что-то болит.

После окончания всей этой истории Сергей Валерьевич болел две недели ангиной.

За это время на заводе появился новый шеф. О старом надо было замолвить и пару добрых слов. Он давал своим бывшим подчиненным в Москве очень лестные характеристики. Вместо возможного увольнения, о котором втайне Сергей Валерьевич очень даже беспокоился, ему дали возможность взять в подчинение одного человека. Сергей Валерьевич быстро разыскал по своим каналам шустрого питерского паренька Андрея, который, женившись, почему-то решил остаться в их городе.

Паренек выходил на работу уже завтра, а самому заместителю генерального директора по безопасности посоветовали воздержаться еще дня три-четыре, а лучше вообще съездить к морю – иммунитет был, говорят, ни к черту.

До моря было далеко. Своих дел хватало.

Сергей Валерьевич позвонил на работу Станишевскому. Сегодня была первая планерка руководителей в переговорной на втором этаже. Не терпелось узнать подробности.

У Станишевского настроение было и не плохое, и не хорошее – никакого не было настроения. Он, зевая, процедил в трубку одно слово: «Ску-у-кооо-таааа». И затем повторял его на разный манер с поводом и без повода.

«Ну, у вас скукота – а я дачу дострою», – сказал про себя Сергей Валерьевич, повесив трубку.

В этих словах нет ни ненависти, ни злости,Когда собаки молятся, с неба падают кости.

ПОСЛЕ КРИЗИСА

КАРТОФЕЛЬНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ БОРЗУХИНА

Борзухину сильно повезло, что он нашел способ кормить семью в это тяжелое время. Многие после кризиса уже влачили куда более жалкое существование, даже те, кто обладали и широким спектром самых различных способностей, и более юным возрастом.

Борзухин привозил в деревни из Москвы автомобили и менял мужикам на картофель.

Главарь Мужиков по кличке Угрюмый за последний «Хаммер» отвалил Борзухину аж два мешка. Естественно хозяину авто Борзухин отдал лишь полтора, оставив себе полмешка в качестве комиссионных.

«Много, конечно, – совестился Борзухин, – это ж получается двадцать пять процентов навару».

По большому счету, ввиду тотального отсутствия бензина все эти машины покупались деревенскими ради забавы и по воскресеньям на потеху детишкам скатывались с горки – на спор: кто дальше.

Борзухина один раз пригласили на это соревнование. Дольше всех укатились «Жигули», принадлежавшие недавно устроившемуся на службу охраннику картофельных полей Митьке Нарядову.

Затем вся деревня сидела у костра и расспрашивала Борзухина о городской докризисной жизни.

– А что, Борзухин, правда у них были приборы, которые рассказывают про дорогу?

– Да, ты едешь – он тебе говорит: направо, налево, прямо триста метров…

– Лучше бы прибор сделали, который рассказывал бы им, как картофель растет, – шутил Угрюмый, и вокруг раздавался гогот.

По мнению Борзухина, жизнь в селе протекала очень размеренно, хотя, по рассказам жителей, им и приходилось отбиваться от нападений разорившихся голодных городских.

Вечерами по дворам запускали артисток. Сквозь кордон пройти удавалось немногим служителям Мельпомены. На прошлой неделе показывали драму «Как погибал гламур», а в этот раз свои темпераментные танцы у шеста демонстрировала известная в соседних селах стриптизерша Капитанова.

Шест стоял у каждого мужика во дворе, бабы относились к этой забаве своих мужей с пониманием, хотя сами «ни в жись не пустились бы в такой срам». Капитанова заканчивала свой танец уже в четвертом дворе, под одобрительные крики оставаясь в одних стрингах и сапогах на высоком каблуке. В конце представления она надевала фартук и ухмыляющиеся Мужики кидали ей в подол овощи, норовя звонко хлопнуть по заду, когда она проходила мимо.