Малькольм Брэдбери - Профессор Криминале
Но оглядываться назад не следовало, ибо кроме божественных гениталий я обнаружил там мрачно поблескивавшую черной кожей Козиму Брукнер. Больше я не оборачивался, но затылком чувствовал, что фройляйн не отстает от меня ни на шаг. Мы вошли в палаццо и оказались в просторной гостиной, еще гуще утыканной скульптурами из каррерского мрамора. Меж каменных истуканов обнаружилась живая душа — профессор Монца, он вновь оказался первым. «Аттенционе, битте! — захлопал он в ладоши. — По местам! Погода все хуже и хуже, поэтому наш кончерто будет корочче!» В зале изящным полукрутом были расставлены золоченые кресла с герцогскими коронами на спинках; посередине возвышался подиум. Одним словом, настоящее аристократическое суаре, а я-то думал, что они остались в безвозвратном прошлом. В гостиной уже были какие-то люди: мужчины в дивных серых костюмах и женщины с шиньонами, в неполноценных платьях — то с отсутствующей спиной, то с зияющими боками. Очевидно, основную часть аудитории должны были составлять гости с Бароло, а поскольку нас оказалось немного, зал остался пустоватым.
Басло Криминале занял место в самой середине первого ряда, по соседству с профессором Монцей. Там же обосновалась и мисс Белли: подошла, что-то с улыбкой сказала, опустилась в кресло, и они мило склонились друг к другу — очевидно, изучали программку или предавались еще какому-нибудь невинно-интимному занятию. Я занял позицию чуть позади, откуда мог держать эту парочку под постоянным наблюдением. Надо было разобраться в их взаимоотношениях. Почти сразу же кто-то уселся рядом — естественно, то была Козима Брукнер. «Полагаю, мистер Тшей, пришло фремя поговорить начистоту, — прошептала она мне на ухо. — Фам следует снать, что я тоже не та, за кого себя выдаю». «В самом деле? Так кто же вы?» «Мой облик — камуфляж», — сообщила фройляйн Брукнер, предварительно оглянувшись назад. «Значит, вы не из Еврокомиссии?» «Скашем так: я не из мясного отдела. Но шшшшшш».
Она кивнула на подиум, где появился маленький камерный оркестр: стильные юноши с длинными волосами, не менее стильные девицы с короткой стрижкой; все в белых рубашках и бабочках. Вскоре у пульта возник того же возраста дирижер с развевающимися длинными кудрями и в черном фраке. Дирижера приветствовал теплый шелест аплодисментов. Оркестр начал настраивать инструменты. Я услышал, как Криминале сказал: «Отменная акустика». Потом дирижер объявил: «Антонио Лючио Вивальди, «Le Quattro Stagione». — И перевел: — «Времена года». Вот еще один композитор, окончивший свои дни в Вене в полной нищете, а ныне воскрешенный, чтобы доставлять нам неоклассическое наслаждение, подумал я. Оркестр был и в самом деле хорош — он приступил к метеорологическому исследованию бедного Антонио Лючио напористо, со смаком. Я откинулся на спинку и стал наслаждаться.
Где-то посреди «Весны» Козима Брукнер снова зашипела: «Фы понимаете, что мы в десяти километрах от швейцарской границы?» Я помотал головой. «Фы понимаете, что Швейцария — финансовый рай всей планеты?» Я кивнул. «Фы понимаете, что Швейцария при этом не член ЕЭС?» Я сочувственно улыбнулся. «Фы понимаете, что швейцарская граница — рассадник фсефосможных преступных акций и финансовых слоупотреблений?» Я вежливо приподнял брови. «Фы понимаете, что десять процентов бюджета ЕЭС съедаются за счет незаконных перемещений капитала?» Я подумал и поднял брови еще выше. «Фы понимаете, что значительные суммы поступают в Швейцарию из Италии, а точнее, из этих самых мест?» Я пожал плечами. «Теперь фы понимаете, почему я нахожусь в Бароло». Тут «Весна» завершилась, и Козима сделала паузу.
С первыми же звуками «Лета» она ожила вновь. «Мешдународный конгресс — идеальное прикрытие для незаконных финансовых трансакций», — прошипела фройляйн. «Послушайте, здесь же собрались писатели и политики с мировым именем», — не выдержал я. «Фот именно. Таких никто не заподозрит». «Не верю!» — яростно шепнул я. Дирижер кинул в нашу сторону раздраженный взгляд. «Я фам доверяю, — зашелестела Козима. — И мне нушна фаша помощь». «Но я ничего не смыслю в подобных вещах!» «А фы все-таки подумайте. И не забывайте — одно мое слово, и фас фышибут с конгресса. Это понятно?» «Чего вы от меня хотите?» «Видели ли фы на конгрессе что-нибудь подозрительное? Незаконные финансовые трансакции? Неошиданные контакты?» «Что-то не припомню». «Ничего необычного?» «Лето» достигло своего жизнерадостного апогея и закончилось. Я взглянул на первый ряд, проведать своего подопечного. Оказалось, что Басло Криминале и мисс Белли не досидели до конца летних красот — их кресла были пусты.
Примерно в середине «Осени» разверзлись хляби небесные. По крыше виллы замолотил яростный ливень; вскоре дождевые потоки начали проникать на мраморные полы музыкальной гостиной, подбираясь к ногам слушателей. Во время послеосенней паузы Монца подскочил к дирижеру, пошептался с ним и объявил: «Грацие, маэстро. Это были «Три времени года» Антонио Вивальди». Зал начал было хлопать, но Монца быстро оборвал эту процедуру. «А теперь пронто назад, на катер! Шторм будет бушеватти всю ночче, поэтому быстрей-быстрей на Бароло!» Мы торопливой гурьбой выкатились из зала и помчались по античному парку к пристани. Ливень неистовствовал. Венера и Марс изрыгали струи воды всеми своими выпуклостями и впадинами. На палубе находиться было невозможно, и все забились в салон. Криминале и мисс Белли отсутствовали, но, по-моему, никто, кроме меня и Козимы Брукнер, этого не заметил.
Катер спешно отчалил, и мы пустились в обратное плавание. Озеро как-то противоестественно оцепенело. На севере, там, где громоздились Альпы, разыгрывалось нечто апокалипсическое: над горными пиками бешено сверкали молнии, выхватывая из тьмы неведомые заснеженные хребты; с головокружительной скоростью неслись тучи; крошечные деревья то кланялись до самой земли, то распрямлялись вновь. Громовые раскаты грохотали на манер фронтовой канонады. Потом очередная вспышка озарила неистово крутящийся смерч, вздымающий мирные воды в дальнем углу озера. Смерч проворно двигался в нашу сторону. Неустрашенной осталась только Козима Брукнер. Она встала впереди всех и приказала: «Шторм, вег!» Остальные пассажиры втянули головы в плечи. Шкипер гнал катер на предельной скорости.
Буря тем временем добралась и до Бароло — там затрещали деревья, нависшая над селением скала налилась зловещим сиянием, а сама вилла вдруг наполнилась светом и звуком. Я с беспокойством подумал об Илдико — успела ли она вернуться на остров с вечерним катером? Мы сами едва опередили смерч и выскочили на причал за считанные секунды до того, как вихрь достиг нашей части озера Кано. Волны затеяли безумную пляску, вода вспенилась и закипела. Поклонники классической музыки под проливным дождем домчались до встречавших нас мини-автобусов, которые доставили нас к воротам. Там стало окончательно ясно, что наш эдем осквернен. Главная аллея превратилась в бурный поток, ветви несчастных дерев гнулись, хрустели и ломались.
Кое-как мы дошлепали по воде до палаццо. Свет внутри был какой-то мерцающий, жалюзи истерично колотились о стены. Навстречу выбежали лакеи с зонтами, норовившими вырваться у них из рук. В вестибюле и коридорах бесчинствовали сквозняки, полоща гобелены, опрокидывая бесценные вазы и торшеры. В поисках Илдико я прошел по всему этажу и, слава богу, обнаружил ее в гостиной. Горело аварийное освещение, отчего там царил полумрак. Илдико сидела на диване, со всех сторон обложенная покупками. Ее собеседник сказал: «Изобретатель зонтика был, несомненно, человеком гениальным. Переносная сворачивающаяся крыша на палке, весьма удобная для транспортировки — блестящая идея». Сначала я подумал, что это Криминале, но, подойдя ближе, убедился в своей ошибке. На Бароло прибыл новый гость — очевидно, тем же катером, что и Илдико. Это был профессор Отто Кодичил.
10. «Гранд-отель Бароло» был не так уж плох...
Должен признать, что «Гранд-отель Бароло», располагавшийся посреди деревни, на самом берегу озера, оказался совсем неплох, да и вид на пристань из его окон был вполне живописен. Просторный сад, застекленная терраса, уютный ресторан (три звездочки) — очень даже мило, особенно если вы прибыли на остров откуда-нибудь издалека и в первый раз. Внушительный фасад, ухоженный парк, собственная лодочная станция, по вечерам в баре — симпатичный старомодный оркестрик из трех музыкантов. Одним словом, мечта какого-нибудь миланского предпринимателя, уставшего от деловой активности и желающего провести очаровательный уик-энд в обществе своей (а чаще чужой) супруги.
Но на человека, только что обретавшегося в раю, «Гранд-отель» производил, увы, совсем иное впечатление. Нам с Илдико его обширные залы показались тусклыми и убогими, постояльцы — жалкими и скучными, скатерти — сыроватыми, столовое серебро — несеребряным, меню — угнетающим, номер — тесным и несвежим. Вилла Бароло, надменно парившая над деревней, делала для отеля любое сравнение губительным. Но зато деревенская гостиница обладала одним неоспоримым преимуществом: в отличие от парадиза, изрыгнувшего нас из своих кущ, она была готова предоставить нам кров.
