Айрис Мердок - Замок на песке
— Сегодня воскресенье, Бладуард, но одной проповеди достаточно. И не говорите о том, чего не знаете.
Над их головами на зеленом стекле мелькали тени прохаживающихся по крыше птиц. Рядом, в бассейне, неожиданно раздался визг и плеск воды. Птицы в испуге улетели.
— Как очевидец, я заявляю, что вы действуете ошибочно. — Он стоял очень прямо, опустив руки и широко открытыми, даже несколько выпученными глазами смотрел на Мора.
Мор понимал, что уже не сможет уйти. Он глубоко сожалел об этом. Он знал, что ни гневом, ни негодованием Бладуарда не остановить.
— Не вы ли не так давно провозглашали, что люди не должны судить друг друга?
— Иногда это становится нашей обязанностью — пытаться вынести какое-то суждение… и в таких случаях отказ от осуждения превращается из добродетели в боязнь быть осужденным в ответ.
— Ваше вмешательство безумно по своему бесстыдству и лицемерию. Но и во мне сейчас хватает сумасшествия, чтобы позволить вам сказать то, что вам сказать угодно. — Что-то в серьезности манеры Бладуарда совпало с доведенностью до крайности, в которой он себя постоянно чувствовал, и заставило заговорить на том языке, который предложил Бладуард. Он добавил: — Но позвольте мне сразу заметить, я вполне осознаю, что со всех сторон мое поведение достойно порицания.
Бладуард нисколько не удивился. Он ответил:
— Значит, вы на верном пути, мистер Мор! Суть не в том, чтобы рвать на себе волосы… а в том, чтобы делать то, что правильно.
— Ну так вы скажите мне, что правильно, Бладуард… — Он прислонился к стене. Нижняя часть стены была испачкана черными отпечатками ног. В тусклом зеленоватом свете над ним нависло лицо Бладуарда. Крыша потемнела. Должно быть, собирались тучи. Несколько капель звонко упало на стекло. Мор вздрогнул. Со стороны бассейна по-прежнему слышался радостный визг.
— Вы знаете, — сказал Бладуард. — Вы глубоко связаны с вашей женой и детьми, вы глубоко связаны с вашей собственной жизнью. Возможно, эта жизнь… эта жизнь держит вас вопреки вашей воли. Но если вы разорвете эти связи, вы тем самым разрушите какую-то часть мира.
— Возможно, — усмехнулся Мор, — но я смогу выстроить новую часть мира. — То, что он сказал, показалось ему пустым и тривиальным. — И как можете вы, неудачник, оценить ценность этих связей, как вы можете оценить, что такое человеческое счастье?
— Счастье? — с непонимающим выражением спросил Бладуард. — При чем здесь счастье? Неужели вы считаете, что вы или кто-то другой имеют хоть какое-то право на счастье? Эта идея — плохой вожатый.
— Она может быть плохим вожатым, но иного у меня нет! — с вызовом ответил Мор.
— Вы ошибаетесь, мистер Мор, — покачал головой Бладуард. Он наклонился к Мору. — Есть такое понятие, как пиетет перед реальностью. Сейчас вы живете во сне, это сон о счастье, сон о свободе. Но в своих снах вы принимаете во внимание только свои собственные чувства. И ваша жена, и мисс Картер, в сущности, вам безразличны.
— Что вы несете, Бладуард, — огрызнулся Мор устало. В скучном бесцветном воздухе кортов для сквоша он вдруг почувствовал себя, как в тюремной камере.
— Вы вообразили, что надо приблизиться к краю, чтобы открыть правду о себе. А нашли лишь склонность к разрушению и пустоту. И из этого вы сотворили ценность. Но оглянитесь.
— Знаете, Бладуард, даже если бы я мог отложить в сторону попечение о своем собственном благополучии, лучше я все равно бы не стал.
— Вы говорите неправду… вы и далее отдаленно не собираетесь откладывать заботу о вашем собственном благополучии. Вы только, об этом и думаете. Вы живете в мире придуманных вещей. Но если бы вы по-настоящему озаботились другими и если бы вы открыли свое сердце всему, что это мертвое сердце может воскресить, то вы бы стали настолько богаче душевно, насколько и представить себе не можете. Ценность духовных даров неизмерима.
Пронзительные вопли донеслись со стороны бассейна. Создавалось впечатление, что открылись врата ада. Мор молчал. Он не знал, что ответить Бладуарду.
— Возможно, я не способен на то, о чем вы говорите. Такой аскетизм мне не по силам. Я уже слишком глубоко втянулся, чтобы даже пробовать. К тому же я, наверное, не мыслю так возвышенно, как вы, обо всех этих «корнях и связях». Единственное, что я могу сказать — это моя ситуация и моя жизнь, и сам я буду решать, что делать дальше.
— Вы говорите так, будто это какое-то достоинство, — сказал Бладуард, — вы говорите так, будто вы свободный человек, которому стоит только захотеть и он получит все, независимо от условностей. Но подлинная свобода — это абсолютное отсутствие заботы о себе. — Бладуард говорил страстно, он даже перестал запинаться.
Наставительный тон Бладуарда начинал раздражать Мора…
— Я не отрицаю того, что вы сказали… не сомневаюсь, что это мудро, очень мудро. Но то, что вы сказали, никак не связано с моими заботами. А теперь, могу ли я попросить об одном одолжении — не беспокоить мисс Картер такого рода беседами.
Стоило произнести ее имя и настроение изменилось. Бладуард склонил голову и произнес взволнованно:
— А вы осознаете, что причиняете ей вред? Вы унижаете ее тем, что втягиваете в подобную историю. Художник воспроизводит на холсте только свой внутренний мир. Вы мешаете ей стать великим художником.
Он бредит, подумал Мор. Тем не менее эти слова глубоко задели его. С какой стати он терпит этого маньяка? Вопли из бассейна достигли высшей точки. Ему пришлось повысить голос, чтобы Бладуард расслышал его:
— Оставьте нас в покое! Вы нам не сторож. И закончим на этом.
Но Бладуард не успокоился:
— Она молода, ее жизнь только начинается, перед ней стоит много задач…
— Да будет вам, Бладуард! Вы все это говорите потому, что ревнуете, потому что сами в нее влюбились!
Там, в бассейне, вдруг прозвучал свисток. И тут же наступила тишина. Плеск воды тоже смолк. Дождь прекратился, наступило настороженное молчание. Мор теперь горько сожалел о своих словах. Бладуард глядел мимо него, растерянно помаргивая.
И тут Мор расслышал чьи-то голоса, очень близко от себя. Они раздавались из-за стены и до сих пор их заглушали крики пловцов в бассейне. Кто-то разговаривал на соседнем корте. Мор и Бладуард переглянулись. Минуту прислушивались. Потом Мор вышел в коридор и вошел в соседний корт, Бладуард за ним.
Перед ними предстала следующая картина. Привалившись спиной к стене, вытянув одну ногу, а другую согнув в колене, сидел Дональд Мор. Впереди, поддерживаемый ногой Дональда, скрестив ноги, полулежал Джимми Кард.
Они уставились на вошедших. Потом, словно их дернули за нитки, вскочили и замерли в ожидании.
Мор смотрел на них, и весь его сдерживаемый до сих пор гнев вдруг вырвался наружу. «Вон отсюда!» — проговорил он тихим от ярости голосом. Они с Бладуардом посторонились. Мальчики молча прошли мимо них.
Издали донесся звон колокола, сзывающий учителей, дежурящих вечером в школе. Мор и Бладуард молча начали подниматься по тропинке.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Разрезая воду протяжными, неторопливыми движениями рук, Фелисити поплыла назад к берегу. Море было совершенно спокойно. Она плыла брассом, четко, размеренно, стараясь поднимать как можно меньше брызг. Вода с маслянистой мягкостью омывала ей подбородок, а солнце согревало лоб и высушивало капли влаги на щеках. Солнце уже догорало, но еще не утратило своей торжествующей власти над небесами. На берегу не было ни души. Фелисити плавала в скалистом заливе, где во время отлива у основания утеса обнажались нагромождения обточенных волнами камней. Во время прилива вода накрывала их, отрезая путь на сушу. Слева и справа от залива тянулись участки песчаного пляжа, там собирались курортники. Но здесь было безлюдно. Это было очень важно, так как Фелисити собиралась совершить магический обряд.
Еще в раннем детстве Фелисити поняла, что ей на роду написано стать колдуньей. Она обнаружила особый знак на своем теле — очень маленький бугорок пониже соска левой груди, не похожий на обычную родинку. Еще один сосок. Фелисити знала, что колдуньи имеют дополнительный сосок для вскармливания своих родичей; и хотя ее несколько смущала мысль о такой близости с потусторонними силами, она в то же время не без гордости считала, что, несомненно, отмечена особым даром и с нетерпением ждала дальнейших знамений.
Но пока ничего примечательного не происходило. Когда у колдуний наступает пора зрелости, Фелисити не знала. Ах да, время от времени являлся Ангус, но вел себя всегда очень скромно, воплощаясь в облики, не смущающие воображение обыкновенных людей, в окружении которых жила Фелисити. Брат к племени колдунов не принадлежал, ей наконец с грустью пришлось это признать. Долгое время он соглашался, что видит Ангуса, но теперь Фелисити понимала, что он только делает вид. Он вместе с ней участвовал в разных магических ритуалах, но относился к ним с нескрываемой насмешкой. В характере Дональда не было ни терпения, ни дотошности, необходимых для занятий магией. Он вечно забывал какие-нибудь детали, а потом утверждал, что они не так уж важны или начинал смеяться в самый разгар ритуала. В общем-то, именно из-за легкомысленного отношения Дональда ни один из этих обрядов никогда не удавалось завершить, а незавершенность в магии равносильна неудаче.
