Минеко Иваски - Настоящие мемуары гейши

Я напоминала ей сотни раз, что она обещала мне быть одетой до крайности просто.

Но когда мама Масако вышла из дому, то она была одета так, будто идет на свадьбу. На ней красовалось традиционное черное кимоно.

– Мама! – воскликнула я, – зачем этот костюм? Ты же обещала! Пожалуйста, вернись в комнату и переоденься во что-нибудь более простое.

– Но почему? – удивилась она. – Разве ты не хочешь, чтобы я хорошо выглядела, когда увижу твоего друга?

– Просто переоденься. Пожалуйста.

– Во что?

– Во что-нибудь старое.

– Я не понимаю тебя, Минеко, – она покачала головой, – большинство девушек хотят, чтобы их матери выглядели красиво.

– Хорошо. Но я не хочу. Особенно, если ты выглядишь лучше меня.

Мы ругались все время, пока не вышли из дому.

Мы встретились с Тошё в очая.

Встреча прошла не слишком удачно. Я полностью потеряла самообладание. Думать о Тошё как о клиенте – было одно. Воспринимать его в качестве кавалера – совсем другое. Я очень смущалась. Почти не могла говорить. Я покраснела от макушки до пят, в горле было пусто, как на чистом листе бумаги. Это было ужасно.

У меня дрожали руки, когда я наливала сакэ. Все мои профессиональные навыки бесследно исчезли. Когда мы вернулись домой, мама жестко отчитала меня.

– Мине-тян, я никогда не видела тебя такой. Ну и дела! Наша холодная принцесса пылала до корней волос. Она так дрожала, что с трудом разливала сакэ. И ничего не говорила. Прекрасно. Думаю, мы наконец узнали твою главную слабость.

Я всегда чувствовала, что было ошибкой знакомить маму с Тошё.

31

Двадцать третьего мая 1971 года, спустя три года после того, как я бросила вызов, я получила записку от Тошё. Ее передала мне окасан его очая. В записке Тошё просил меня о встрече в гостинице «Ишибейкоджи». Еще он писал, что мне нет нужды надевать костюм. Это означало, что встреча будет частной, не озашики. Об этом же свидетельствовало время встречи – она была назначена в полдень.

Так что я надела простое черное кимоно от Ошима, украшенное красными розами, и красно-белый оби с вышитыми на нем кленовыми листьями.

Когда я прибыла в гостиницу, Тошё играл в махджёнг с несколькими товарищами. Вскоре игра закончилась, и все разошлись.

После единственного поцелуя украдкой, я впервые была наедине с Тошё.

Он сразу же перешел к делу.

– Я приходил к тебе каждый вечер на протяжении последних трех лет, – сказал он, – в точности так, как ты просила. Теперь я хочу поговорить о нас. Как ты думаешь, я достоин того, чтобы дать мне шанс? Что ты думаешь об этом? Я не думала. Я чувствовала. Я знала, что у него есть жена и дети, но в тот момент это не имело значения. Я не могла справиться с собой.

– Я не уверена, – честно ответила я, – вообще-то, раньше со мной ничего такого не случалось. Но я думаю, что люблю тебя.

– В этом случае, – сказал он, – думаю, нам нужно устроить соответствующую встречу. Чтобы мы могли побыть вместе.

Я скромно опустила глаза и тихонько пробормотала «да». Мы поднялись и пошли прямо к окасан очая, чтобы поговорить. Она внимательно слушала, пока Тошё объяснял ей ситуацию. Вряд ли она была так уж удивлена тому, что услышала.

– Тошё-сан, – наконец сказала она, – вы один из самых лучших моих клиентов, и вы с Минеко, кажется, действительно неравнодушны друг к другу. По этим причинам я соглашусь участвовать в переговорах. Однако все должно идти по принятым правилам. Если вы хотите быть с Минеко, то для начала вы должны получить разрешение ее семьи.

Я знала эти правила. И очень смутилась, когда поняла, что совсем забыла о них.

«Мир цветов и ив» – это отдельная община, полная собственных правил и законов, обрядов и ритуалов. Она допускает сексуальные отношения вне брака, но только если эти отношения держатся в строго определенных рамках и строятся по строго определенным принципам.

Большинство продолжительных отношений в Японии, как, например, между мужем и женой, учителем и учеником, устраиваются с помощью третьих лиц, которые выступают посредниками даже после того, как эти двое встретились. Так, например, мама Сакагучи устроила меня в школу Иэмото и осталась готовой к вмешательству в любое время, в случае если возникнут какие-либо проблемы. Окасан очая совершала серьезный поступок, когда согласилась стать «частью дискуссий». Это означало, что она берет на себя роль нашего посредника. По ее совету мы немедленно отправились в окия, чтобы заручиться согласием мамы Масако.

– Я верю, что люди, любящие друг друга, должны быть вместе, – сказала она.

Масако всегда была романтичной.

Тошё пообещал маме Масако, что разведется со своей женой.

Мама Масако дала нам свое благословение.

Сославшись на болезнь, я отменила все свои встречи на оставшуюся часть дня и вернулась с Тошё в гостиницу. Мы пошли в его комнату. Мы почти не разговаривали – просто сидели, наслаждаясь тем, что можем быть вместе. В конце концов мы заговорили, но как-то отрывисто и странно. Видимо по привычке, разговор постепенно свелся к эстетике. День плавно перетек в вечер.

Служанка принесла ужин в комнату. Я почти не могла глотать. Вернувшись, девушка сообщила, что готова ванная. Я уже дважды за день принимала ванну, когда проснулась и перед тем, как одеваться на встречу с Тошё, и поэтому отказалась.

Я не собиралась проводить ночь в гостинице, так что была удивлена, когда все та же служанка постелила на полу два комплекта футонов, один возле другого. Я не знала, что именно нужно делать, так что продолжала говорить. Зная, о его бесконечном интересе к искусству, я переходила от одной темы к другой – музыка, танцы, театр. Я не предполагала, что уже перевалило за полночь.

– Минеко, – раздался голос Тошё, – ты не хочешь немного отдохнуть? Может, ляжем спать?

– Спасибо, – ответила я, заставляя свой голос звучать как можно более энергично, – но я обычно много не сплю. Мне еще совсем не хочется. А вот тебе – почему бы не прилечь и не отдохнуть?

Я старалась держать глаза открытыми и надеялась, что Тошё просто уснет, – так мне не придется принимать никаких решений. Но он растянулся на одном из футонов, не застилая его постельным бельем, и продолжил разговаривать. А я осталась, где и была, – за маленьким столиком. Ни один из нас не сменил позу, пока горизонт не окрасился первыми лучами солнца и небо не начало светлеть.

Я больше не могла держать голову прямо и решила немного наклонить ее, пообещав себе, что не засну. Но не выдержала и осторожно легла на второй футон. Я думала, что это неприлично лежать спиной к Тошё, так что повернулась к нему лицом. Он попросил меня придвинуться ближе.

– Извини, – сказала я, – но думаю, что не смогу этого сделать.

Тогда Тошё сделал первый шаг и сам придвинулся ближе. Потом он обнял меня и осторожно прижал к себе. Я лежала выпрямившись, как палка, несмотря на то, что внутри у меня все дрожало, и пыталась не расплакаться. Мы почти не двигались и так и лежали в этой позе, пока не взошло солнце.

– Мне нужно идти на урок, – сказала я. Встав на ноги, я собралась и быстро ушла.

Так закончилась наша первая ночь.

Теперь, когда я была занятой гейко, мне можно было взять небольшой отпуск – неделю в феврале после праздника Сэтцубун и неделю летом. В тот год я планировала взять отпуск, когда закончится Гион Матцури. Тошё нужно было уехать по делам в Бразилию, и мы решили воспользоваться случаем – устроить рандеву в Нью-Йорке, когда он закончит свои дела.

Тошё прилетел в аэропорт Кеннеди из Бразилии, а я на самолете «Пан-Америкэн» прилетела встретиться с ним в аэропорту. Ему нужно было ждать меня шесть часов. Тошё не привык ждать, несмотря на то, что постоянно заставлял людей ждать себя. Я не была абсолютно уверена, что он окажется на месте, когда я прилечу, но он меня ждал. Я была очень счастлива видеть его, когда сошла с самолета на землю.

Мы поехали в гостиницу «Уолдорф Астория». В холле мы столкнулись с Элизабет Тейлор и поболтали с ней несколько минут. Мы спешили подняться наверх, в свой номер, и поговорили с ней ровно столько, сколько того требовали правила приличия.

Я не могла дождаться, когда останусь наедине с ним. Коридорный закрыл дверь, и я повернулась к Тошё. И вдруг он заплакал. Я никогда не видела плачущим взрослого мужчину.

– О, дорогой, – растерянно сказала я, – что случилось? Что не так?

– Я испробовал все, что мог, – сквозь слезы сказал он, – но моя жена категорически отказывается дать мне развод. Я не знаю, что еще можно сделать. Кажется, ей не важно, что я делаю или что говорю.

Тошё был на грани отчаяния. Он проговорил со мной несколько часов: рассказывал про жену, про детей, про свои мучения из-за сложившейся ситуации. Я была слишком поглощена его проблемами, чтобы думать о себе. Я не могла видеть его боль и прикоснулась к нему. Впервые. Я положила руки ему на плечи и нежно обняла. «Это и есть близость, – подумала я, – это любовь. Да, это она».