Александр Проханов - Господин Гексоген
Двое молчаливых молодцов подхватили чемоданы. Погрузили в багажник «Волги». Белосельцев тронул машину, заметив в зеркало, как следом, на расстоянии, двинулся огромный, с затененными стеклами джип.
Он двигался тесными улицами, ожидая, что из переулков выскочат воющие милицейские машины. Преградят ему путь. Люди с автоматами, в масках вырвут его из-за руля, вскроют багажник, арестуют вместе с алюминиевыми чемоданами. Он понимал, что совершает очередной поступок, еще теснее и неразрывнее связывающий его с таинственной группировкой, управляющей политической машиной. Малейшая неточность может стоить ему жизни. Если он свернет сейчас к отделению милиции, или позвонит в уголовный розыск, или сообщит о месте своего пребывания в контрразведку, то может статься, что из милицейской машины, явившейся по вызову, выйдет Гречишников, а с бригадой уголовных сыщиков нагрянет Копейко, а в кабинете следователя контрразведки его встретит вислый, как у пеликана, нос Буравкова.
Безумной и сладкой показалась мысль оставить чемоданы на краю тротуара, вырваться из огромного города, промчаться по окружной дороге, соскользнуть на шоссе и лететь, удаляясь от смертельной опасности, среди перелесков, поселков, все дальше и дальше, мимо церквей, городков, пока не окажется в глухомани, среди псковских синих озер.
«Он сказал про ящик Пандоры… Что он имел в виду? Какое будущее таят в себе алюминиевые чемоданы, набитые деньгами?.. В какое новое пространство ведет „анфилада зла“? В какую бесконечность движется „Проект Суахили“?» – эта мысль пресекла попытку к бегству. Он медленно двигался в пробке под присмотром лакированного катафалка, отливавшего черными зеркалами. Вел «Волгу», вмороженную в ледяное поле, дрейфующее от Смоленской к Крымскому мосту.
У знакомого сиреневого особняка с нежной белизной колонн и фронтонов его встретили смуглолицые горцы, проводили машину в тесный дворик, где дворянские ампирные конюшни были превращены в гараж. Вахид, элегантный, в белой рубашке, с маленьким галстуком-бабочкой, стоял на заднем крыльце.
– Рад видеть вас, Виктор Андреевич. Приятно иметь с вами дело. Не сомневался в вашей пунктуальности. Проходите.
Он кивнул нукерам, которые выхватили из багажника чемоданы и несли их сквозь коридоры, уютные зальцы, где стояли компьютеры, сейфы с электронными замками, сидели сосредоточенные чеченцы, темноволосые красавицы-секретарши, шел непрерывный счет, нежно позванивали телефоны, звучала негромкая чеченская речь.
– Я не стану пересчитывать деньги. Я только посредник, – сказал Вахид, когда они вошли в знакомый кабинет и охранники плашмя положили на стол чемоданы, – не сомневаюсь в достоинствах людей, с которыми мне поручено вести переговоры. Мы только посмотрим на содержимое. – Он кивнул, и по его взгляду охранник открыл незапертые чемоданы.
– Все в порядке, – улыбался Вахид, захлопывая чемоданы и отсылая взглядом охрану. – Если бы вы знали, как вовремя пришли эти деньги, – он обращался к Белосельцеву приветливо, не опасаясь того, что искренность будет использована Белосельцевым ему во вред. – У русских есть представление, что добытые чеченцами деньги идут на строительство вилл, на предметы роскоши, на покупку земель в Анталии. Это заблуждение. Сегодняшние чеченские политики – аскеты и пуритане. Мы не можем себе позволить построить даже лишнюю мечеть. Все деньги идут на закупку оружия.
– Разве в этом есть необходимость? – Белосельцев одолел минутную обморочность. – Чечня набита оружием.
– Мы исходим из неизбежности новой войны с Россией. – Вахид обращался с Белосельцевым как с другом, которого не нужно бояться. – К этой войне готовится Россия, готовимся мы. Кавказ становится расширяющимся полем боя, которое потребует много оружия. Мы закупаем госпитали, артиллерию, формируем свою авиацию. Создаем укрепрайоны в столице и в горных ущельях. Народ мобилизован и готов сражаться. Быть может, впервые за всю свою историю мы обрели мессианскую идею и готовимся ее реализовать. Мы преобразуем Кавказ, его веру и идеологию, его геополитику и государственное устройство. Чеченцы лидируют среди кавказских народов, и остальные народы Кавказа признают наше первенство.
– Можно очень быстро израсходовать накопленную за десятилетия энергию. Масхадов не Наполеон и не Гитлер. Ему не дойти до Москвы. – Белосельцев исподволь управлял разговором, как управляют ручьем, воздвигая на его пути малые препятствия.
– Он уже дошел до Москвы, – улыбнулся чеченец. – Наш с вами разговор происходит не в Гудермесе. Наша диаспора распространилась до Находки и Архангельска. Мы контролируем доходные российские отрасли. Так или иначе, владеем российской нефтью, золотом, алмазами, игорным бизнесом и, что греха таить, поставками наркотиков. Деньги, которые мы выручаем, будь то тюменские промыслы или кимберлитовые якутские трубки, идут в Чечню на закупку оружия. Эти деньги позволяют нам иметь друзей в Министерстве обороны, в Правительстве, в разведке, на российском телевидении. Однако наши с вами личные отношения, Виктор Андреевич, основаны не на меркантильных интересах, а на корпоративном чувстве разведчиков. – Вахид спокойно смотрел на него из-под сросшихся сине-черных бровей, предлагая предельную откровенность, что было завершающим психологическим приемом вербовки.
– Вы хотите сказать, что в случае военного конфликта с Россией не будет тыла, схватки станут проходить по всей Транссибирской и чеченские взрывники будет действовать во всех больших городах?
– И на атомных станциях, и на ракетных шахтах, и на химических заводах. Русская власть должна это знать. Эти деньги, – Вахид кивнул на алюминиевые чемоданы, – пойдут на создание опорных баз. Но не в Аргунском ущелье, а в Ставрополе, Казани, Москве. В сущности, они уже созданы. Есть персонал, есть тайные склады взрывчатки, есть объекты для взрывов. В случае новой войны на Кавказе Россия должна быть готова к ударам по своим самым чувствительным центрам, в число которых входят ее незащищенные святыни, такие, как Спас Покрова на Нерли и деревянная церковь в Кижах.
Белосельцев испугался своего прозрения, боясь его осмыслить. Он, разведчик, был накануне открытия. Мог стать обладателем драгоценной, не имеющей цены информации, которую не знал, кому передать. Кругом были враги и предатели, и заговор, куда он был вовлечен, казался ему всемирным.
– Теперь, когда ваши условия выполнены, – Белосельцев овладел собой, – пославшая меня сторона просит Арби Бараева вернуть генерала Шептуна завтрашним рейсом из Грозного. Его возвращение должно быть приурочено к важному политическому мероприятию и призвано снять напряжение, возникшее у российской общественности.
– Конечно, – заверил чеченец, – генерал вернется завтра вечером. Я вам сообщу. Если нетрудно, Виктор Андреевич, вашу визитку…
Белосельцев передал ему карточку из числа последних, сохранившихся с прежних времен. Зачеркнул телефон института, где когда-то работал, вписал телефон домашний.
– Непременно вам позвоню. – Вахид провожал его к выходу, стройный, элегантный, в шелковой белой рубахе с галстуком-бабочкой.
Глава 15
Он уезжал в «Волге» с опустевшим багажником. У светофора рядом с ним остановилась вишневая «мицубиси», шофер опустил стекло, ссыпал пепел сигареты, посмотрел на него, раскрывая в медленной волчьей улыбке золотозубый оскал. Белосельцева охватила паника – за ним следили, его сопровождали. Тайна, которой он обладал, была смертельно опасной. Черный джип с огромными стеклами, скрывавшими гранатометчиков и снайперов, исчез. Передал его маленьким голубым «Жигулям», где сидел рыжеватый парнишка, висел американский флажок, качалась православная иконка. Покрутившись вблизи, «жигуленок» исчез, передал его кофейному пикапу, который вел небритый мужик в картузе. Вслед за пикапом к нему прицепился красный форд, управляемый женщиной с пепельными волосами. Она нервно вела машину, говорила по «мобильнику», сердито двигала накрашенными губами. Бросила на Белосельцева раздраженный взгляд, который и выдал ее, – она вела наружное наблюдение, маскируясь под светскую львицу. Он оторвался от нее, едва не ударив бампером неуклюжую «Газель». Нарушил правила, пересек осевую линию, ловко ускользнув от «мерседеса», наполненного агентами ФСБ. Нырнул в туннель, обманув работников МУРа, которые прикинулись веселыми азербайджанцами в поношенном «ягуаре». Но выскользнув из туннеля, увидел на доме белую тарелку антенны, которая следила за ним, поворачивалась в его сторону, передавала изображение на невидимый экран. Он резко увеличил скорость, ушел от антенны, но впереди, на высоком здании красовался белый, похожий на страусиное яйцо, шар. В нем находилась система слежения, передавала о нем информацию в центр слежения, наблюдатель видел его испуганное лицо. Он был захвачен, оплетен. Его вели, с ним играли. Куда бы он ни метнулся, он оставался в поле зрения следящих антенных систем.
