Элис Сиболд - Счастливая
— Это точно. — Сначала он примостился на батарее, а теперь поднялся и расправил мантию. — Ну ладно, вы еще посидите, скоро мы вас вызовем.
Горман вышел.
— Он хороший судья, — шепнула женщина-пристав.
В дверь заглянул пристав-мужчина.
— Мы готовы, — сказал он.
Его коллега загасила сигарету. Больше никто не проронил ни слова. Теперь я полностью собралась. Мой час настал.
Меня в очередной раз ожидало место для дачи показаний. Сделав глубокий вдох, я подняла глаза. Передо мной был враг. Такой пойдет на все, лишь бы выставить меня в неприглядном свете — как тупую да еще и рассеянную истеричку. Теперь Мэдисон мог беспрепятственно сверлить меня взглядом. Он бросил в бой своего человека. Я критически осмотрела адвоката, не упустив ни одной мелочи: щуплый, одет дурно, над верхней губой бусины пота. В чем-то — не отрицаю — он мог оказаться неплохим человеком, но сейчас я испытывала к нему безграничное презрение. Преступление совершил Мэдисон, но Пэкетт, взявшись представлять его в суде, оправдывал его злодеяния. Он казался мне злой силой природы, с которой я призвана бороться. Ненавидеть его не составляло труда.
— Мисс Сиболд, вы, насколько я помню, показали, что направились в Торден-парк восьмого мая около полуночи. Вы это подтверждаете?
— Да.
— Ваш путь лежал от Уэсткотт-стрит?
— Да.
— Вы вошли в парк через какую-нибудь калитку, через ворота или как-то иначе?
— Там есть баня, перед ней тротуар, переходящий в выложенную кирпичом дорожку рядом с бассейном, и я пошла по этой кирпичной дорожке.
— Значит, баня примыкает к бассейну со стороны Уэсткотт-стрит?
— Да.
— Упомянутая вами дорожка проходит насквозь через центр парка, так?
— Да, так.
— И вы пошли по этой дорожке?
— Да.
— В своих показаниях вы сегодня утверждали, что вся территория была освещена и освещение было довольно хорошее.
— Да.
— Вы помните свои показания по этому делу на предварительном следствии?
— Да, помню.
Меня воротило от этих вопросов. Кто бы такого не помнил? Но я сдерживала свой сарказм.
— Помните, вы сказали, что все равно были включены какие-то фонари возле бани, но…
— Какая страница? — спросил Мастин.
— Материалы предварительного следствия, страница четыре.
— Это материалы предварительного следствия? — спросил Горман, беря со стола стопку бумаг.
— Да-да, — сказал Пэкетт.
— Четырнадцатая строка: «По-моему, между тропинкой и баней есть какие-то фонари. У меня за спиной было темно, но не до черноты».
Я помнила свою фразу «темно, но не до черноты».
— Да, это мои слова.
— Разве это означает то же самое, что «вся территория была освещена и освещение было довольно хорошее»?
Я поняла, к чему он ведет.
— Возможно, «вся территория была освещена» — более естественная фраза. Свет там был, и я видела то, что видела.
— Мой вопрос такой: было ли там темно, но не до черноты, как вы показали на предварительных слушаниях, или вся территория была освещена и освещение было довольно хорошим, как вы показали сегодня?
— Когда я сказала, что было хорошее освещение, я имела в виду хорошее по сравнению с темнотой.
— Допустим. Насколько далеко вы углубились в парк, прежде чем произошло первое домогательство?
— Я прошла мимо бани, мимо ворот и мимо ограждения бассейна, отошла примерно на три метра от ограждения, и тогда на меня напал этот человек.
— Сколько метров от входа в парк до той точки, которая, по вашему описанию, отстоит «на три метра от ограждения»?
— Метров семьдесят.
— Около семидесяти метров? Вы углубились в парк на семьдесят метров, когда произошло первое домогательство?
— Да.
— Тот человек подошел к вам сзади?
— Да, сзади.
— Схватил вас сзади?
— Да, схватил сзади.
— Вы сопротивлялись?
— Да, сопротивлялась.
— Эта борьба продолжалась долго?
— Да.
— Сколько примерно?
— Десять-пятнадцать минут.
— Потом наступил момент, когда нападавший переместил вас из той точки, где произошло первое домогательство, в другую часть парка. Правильно?
— Нет, не в другую часть парка. Просто оттащил подальше.
— Дальше в глубину парка?
— Нет, не в глубину парка: мы боролись перед входом в тоннель, а потом он затащил меня внутрь тоннеля.
— Не могли бы вы описать этот тоннель?
Вопросы были молниеносные и жесткие. Мне приходилось дышать чаще, чтобы поспевать с ответами. Я ничего не видела, кроме движущихся губ Пэкетта и капель пота у него под носом.
— Понимаете, я называю это место тоннелем, поскольку от кого-то слышала, что это тоннель, ведущий к амфитеатру. Насколько я понимаю, там вообще… в нем не пройти дальше чем на три метра. Это скорее грот с арочным входом. Сверху каменные своды, вход зарешечен.
— Как далеко вглубь уходит этот грот, от решетки до стены?
— Я бы сказала, на три-пять метров максимум.
— Максимум? — Он словно сделал выпад на фехтовальной дорожке. — Прошу вас посмотреть на материал номер четыре и ответить: вы узнаете это?
— Узнаю.
— Что это такое?
— Это дорожка, по которой он тащил меня в тоннель, а это решетка перед тоннелем и проход в ней.
— Значит, если смотреть на эту фотографию, он потащил вас по этой дорожке, так сказать, в глубь фото? Или я неверно излагаю?
— Тоннель находится за решеткой — вернее, грот находится за решеткой.
Его тактика была мне понятна. Решетка, тоннель, пулеметная очередь вопросов о том, откуда я шла и куда направлялась, на расстоянии скольких метров находилось то или другое. Он просто решил взять меня измором.
— Не могли бы вы указать мне какой-нибудь иной источник света или фонари уличного освещения, которые видны на этой фотографии?
Расправив плечи, я внимательно осмотрела материал номер четыре. Приходилось медленно формулировать ответы, которые парировали бы каждый из его вопросов.
— Здесь я не вижу никаких уличных фонарей, но с правого края есть какой-то свет.
— Далеко на заднем плане?
— Да.
— Есть ли какие-то источники света, не запечатленные на фото?
— Да.
— Есть? — повторил он недоверчивым тоном, призванным показать: девчонка, право, не в своем уме. — Но на фотографию не попали? — Он посмотрел на судью, как будто мои слова могли его позабавить.
— На фотографии их нет, — сказала я. — Ведь эта территория не попала в кадр целиком.
На все, что недоговаривалось в его вопросах-инсинуациях, я старалась отвечать максимально четко и с полным самообладанием.
Он быстро подтолкнул ко мне еще одно фото.
— Это материал номер пять. Узнаете?
— Да, узнаю.
— Это территория, где вы подверглись нападению, не так ли?
— Да, верно.
— Есть ли какое-либо освещение на этом снимке, какие-либо источники искусственного освещения?
— Нет, я не вижу никаких искусственных источников освещения, но видимость была, и… должен же был гореть какой-то свет.
— Вопрос простой, — сказал он настойчиво, — видите ли вы какое-либо искусственное освещение? Разумеется, при полицейской съемке использовались осветительные приборы.
— Не вижу никаких искусственных источников света, — сказала я, — но на фотографии снят только камень, а в камне не может быть никакого света, — ответила я, подняв глаза на него и остальных в зале суда.
— Допустим, — скривился он. — Сколько примерно времени вы провели, по вашей оценке, в этой части парка?
— Я бы сказала, около часа.
— Около часа?
— Чуть больше.
— Прошу прощения, что вы сказали? — Он поднес руку к уху.
— Я сказала: час или около того.
— Час или около того? Сколько времени вы провели на дорожке, ведущей к месту, о котором мы говорим сейчас по поводу материала номер пять?
— На дорожке — около двух минут. Непосредственно перед гротом — около пятнадцати минут.
Я стремилась передать все точно.
— Хорошо. Значит, вы находились на дорожке около двух минут?
— Да.
— И снаружи грота, показанного на материале номер пять, около пятнадцати минут?
— Верно.
— А внутри грота немногим более часа?
— Верно.
Я была измотана, будто меня гоняли по залу пинками. Ход мысли этого человека, его логика были выше моего понимания — к чему он и стремился.
— Итак, я полагаю, вы видели этого человека еще раз в тот вечер? Мне кажется, вы показали, что видели, как он уходил по дорожке?
— Да.
— И это было на каком расстоянии от вас?
— Это было примерно в пятидесяти метрах от меня.
— Примерно в пятидесяти метрах от вас?
Меня раздражали бесконечные повторы моих слов.
Он хотел, чтобы я сбилась.
— Да.
— Примерно в пятидесяти метрах? Это верно? Половина длины футбольного поля?