Кадзуо Исигуро - Художник зыбкого мира

Я приехал к нему около полудня. Госпожа Судзуки сразу меня узнала и, немного волнуясь, повела в дом. Это наводило на мысли о том, что гости у Мацуды, с тех пор как я полтора года назад заезжал к нему, бывали нечасто.

— Он сейчас гораздо крепче, чем когда вы его в прошлый раз видели, — радостно заверила меня госпожа Судзуки.

Она проводила меня в гостиную, и через несколько минут туда совершенно самостоятельно вошел Мацуда, одетый в свободное кимоно. Он был явно рад меня видеть. Какое-то время мы говорили о всяких пустяках и общих знакомых, и лишь когда госпожа Судзуки принесла нам чай, после чего тактично удалилась, я вспомнил, что нужно поблагодарить Мацуду за теплое, полное сочувствия письмо, которое я получил от него во время своей недавней болезни.

— Ты отлично выглядишь, Оно! Похоже, ты совсем поправился, — заметил он. — Глядя на тебя, и не подумаешь, что совсем недавно ты серьезно хворал.

— Да, сейчас я значительно лучше себя чувствую, — кивнул я. — Но мне велели быть осторожным, не переутомляться и повсюду ходить только с палкой. А в остальном я так же здоров, как раньше.

— Ну, Оно, ты совсем меня разочаровал! Я-то думал, что мы с тобой, два старичка, всласть побеседуем о своих недугах. А ты вон какой! В точности как в прошлый раз, ни капли не изменился! Что ж, мне остается только смотреть на тебя да здоровью твоему завидовать.

— Чепуха, Мацуда! Ты очень хорошо выглядишь.

— Нет уж, в этом-то тебе вряд ли удастся меня убедить! — возразил он со смехом. — Хотя за этот год я действительно немного прибавил в весе. Ты лучше расскажи: счастлива ли Норико-сан? Я слышал, что свадьба ее прошла вполне успешно. А ведь когда ты в последний раз приходил сюда, то очень о ней тревожился.

— Да, все сложилось на редкость удачно. И к осени Норико уже ждет ребенка. После стольких треволнений жизнь ее складывается пока удивительно хорошо. Я и надеяться на такое не мог.

— Ты, значит, к осени внука получишь? Что ж, такого события, должно быть, ждут с особым нетерпением.

— Между прочим, — заметил я, — моя старшая дочь тоже через месяц рожать собирается — второго уже. Она давно очень хотела второго ребенка, так что для всех нас это событие будет особенно приятным.

— Да уж, двое внуков, которых ждут с нетерпением… — Мацуда немного помолчал, улыбаясь и кивая, словно в подтверждение собственных мыслей. Потом вдруг сказал: — Ты, Оно, конечно, помнишь, я всегда был слишком занят проблемами улучшения нашего мира, чтобы подумать о женитьбе. Припоминаешь наши споры перед тем, как вы с Митико-сан поженились?

Мы оба засмеялись.

— Двое внуков! — повторил Мацуда. — Да уж, тебе есть ради чего жить.

— Это правда. И с дочерьми мне очень повезло.

— А скажи, ты живопись-то не совсем еще забросил?

— Ну, иногда пишу — так, акварельки, чтобы время провести. В основном растения, цветы. Для собственного развлечения.

— И все-таки хорошо, что ты снова за кисть взялся! Когда мы виделись в последний раз, мне показалось, что ты бросил живопись навсегда. И полностью в ней разочаровался.

— Так и было. Я ведь действительно долгое время даже не брал в руки кисть.

— Да, Оно, ты, похоже, тогда не только в живописи разочаровался, но и все свои прежние иллюзии утратил. — Мацуда вдруг улыбнулся и посмотрел на меня. — А ведь когда-то тебе ужасно хотелось внести свой весомый вклад в общее дело.

Я тоже улыбнулся и сказал:

— Но ведь и тебе, Мацуда, этого хотелось. И ты ставил перед собой не менее высокие цели. В конце концов, ведь именно ты сочинил тот манифест для антикитайской кампании. И вряд ли он отражал самые скромные из наших надежд.

Мы снова немного посмеялись.

— А ты помнишь, Оно, как я называл тебя наивным? Как издевался над узостью твоего кругозора? А как ты сердился на меня, помнишь? Что ж, похоже, широты кругозора нам обоим тогда не хватало.

— Да, наверное. Но если бы тогда мы видели вещи более ясно, то такие, как мы с тобой, Мацуда… Кто знает? Возможно, нам удалось бы совершить что-то действительно хорошее. У нас ведь всего хватало — и сил, и смелости, и куража. Нет, правда, все это у нас было в избытке, иначе мы не смогли бы руководить той кампанией по созданию Новой Японии, помнишь?

— Конечно помню. Хотя тогда у нас и противники имелись весьма могущественные. Вполне можно было самообладание утратить. И больше всего, наверное, нам помогала наша безоглядная решимость.

— Хотя я, например, довольно плохо себе в целом все это представлял. Страдал «узостью кругозора», как ты говоришь. Да и сейчас мне, пожалуй, сложно представить себе тот мир, что простирается за пределами нашего города.

— А мне сейчас, — подхватил Мацуда, — сложно представить себе даже тот мир, что простирается за пределами моего сада. Так что сейчас у тебя, Оно, кругозор куда шире, чем у меня.

Мы еще посмеялись, и Мацуда, сделав глоток чая, сказал:

— Впрочем, не стоит понапрасну винить себя. Ведь мы тогда действовали во имя того, во что свято верили, и отдавали этому все свои силы. Вот только выяснилось под конец, что люди-то мы — самые обыкновенные, не слишком проницательные. Нам просто не повезло, Оно, что мы с тобой оказались всего лишь обыкновенными людьми во время таких необыкновенных событий.

Чуть раньше Мацуда упомянул о своем саде, и мысли мои невольно потекли в этом направлении. Стоял теплый весенний день, и госпожа Судзуки приоткрыла двери, ведущие на веранду. Со своего места я мог видеть яркие солнечные блики на полированных досках веранды. Нежный ветерок, залетавший в гостиную, приносил слабый запах дыма. Я встал и еще шире раздвинул двери.

— Запах гари по-прежнему будит в моей душе тревогу, — заметил я. — Еще совсем недавно он означал бомбежки и пожары. — Я помолчал, глядя в сад, потом прибавил: — Через месяц уже пять лет, как нет Митико.

Мацуда ответил не сразу. Потом тихо промолвил:

— Но сейчас запах гари обычно означает, что кто-то из соседей приводит в порядок свой сад.

Где-то в глубине дома пробили часы.

— Пора карпов кормить, — сказал Мацуда. — Знаешь, сколько мне пришлось спорить с госпожой Судзуки, прежде чем она опять разрешила мне самому кормить карпов! Раньше-то я всегда это сам делал, но несколько месяцев назад очень неудачно споткнулся о камень в саду, и она мне запретила. Вот и пришлось с нею спорить.

Мацуда поднялся и, сунув ноги в плетенные из соломы сандалии, вышел на веранду. Мы вместе спустились в сад и потихоньку направились в его дальний конец, к пруду, на поверхности которого играли солнечные зайчики, осторожно двигаясь по выложенной камнями тропке, бегущей посреди поросших мхом кочек.

Глядя в темно-зеленую воду, мы вдруг услышали какой-то странный звук, заставивший нас обоих поднять голову. Поверх ограды на нас с веселым видом взирал мальчонка лет четырех-пяти, взобравшийся на дерево и обеими руками крепко державшийся за ветку. Мацуда улыбнулся и крикнул ему:

— Привет, Ботян!

Мальчик еще некоторое время продолжал наблюдать за нами, потом вдруг исчез. Мацуда снова улыбнулся и принялся кормить карпов.

— Это соседский мальчик, — сказал он. — Каждый день в это время он взбирается на дерево, чтобы посмотреть, как я буду рыбок кормить. Только он очень застенчивый и каждый раз убегает, когда я пытаюсь с ним поговорить. — Мацуда усмехнулся, как бы про себя. — Я часто задаю себе вопрос: зачем он каждый день прилагает столько усилий, забираясь на дерево. Ведь ничего особенного он тут не видит. Всего лишь старика с палкой на берегу пруда, который кормит карпов. Хотел бы я знать, чем привлекает его это зрелище?

Я оглянулся на ограду, над которой всего несколько мгновений назад виднелось детское личико, и сказал:

— Ну что ж, зато сегодня его ожидал сюрприз: на берегу пруда он увидел сразу двух стариков с палками.

Мацуда рассмеялся счастливым смехом, продолжая бросать в воду корм. Два или три великолепных карпа всплыли к поверхности, их чешуя заискрилась в солнечных лучах.

— Армейские офицеры, политики, бизнесмены, — заговорил вдруг Мацуда. — Да, их всех сочли виновными в том, что случилось с нашей страной. А что касается таких, как мы с тобой, Оно, то наш вклад всегда считался несущественным. И теперь никому нет дела до того, чем занимались когда-то такие, как мы. В нас видят всего лишь двух стариков с палочками. — Он улыбнулся мне, продолжая кормить рыб. — Так что мы теперь единственные, кому наше прошлое небезразлично. Когда такие, как мы с тобой, Оно, оглядываясь назад, видят, что многое в их жизни было неправильным, это заботит сейчас только их самих.

Но, даже произнося столь горькие слова, Мацуда в тот день держался так, что никак нельзя было даже предположить, будто человек этот полностью разочарован в жизни. Да у него и не было причин перед смертью испытывать подобное разочарование. Оглядываясь назад, он, наверное, видел, что не все в его жизни шло так, как надо, но он, несомненно, видел и то, чем с полным правом мог гордиться. Ибо, по его же собственным словам, такие, как он и я, испытывали удовлетворение, понимая: все, что мы когда-то совершили, мы совершили во имя того, во что свято верили. Мы, конечно, отважно шли со своими идеями напролом, но это достойнее, чем не рискнуть подвергнуть свои убеждения проверке жизнью — из-за нехватки воли или мужества. Если твои убеждения достаточно глубоки, наступает момент, когда становится просто постыдно уклоняться от действий. Я уверен, что и Мацуда, вспоминая прошлое, рассуждал примерно так же.