Ирвин Шоу - Хлеб по водам
— Но ведь она только добра желает. И потом она вовсе не глупа, как порой кажется.
— Но только не при ближайшем рассмотрении, — парировал Стрэнд.
— Просто она не уверена в себе и напугана до конца жизни. Никак не может пережить смерть мужа, не может вписаться в образ богатой вдовы и прячет все свои чувства и переживания под маской фривольности. Предпочитает, чтобы люди смеялись над ней, но не жалели. У каждого человека есть маска, за которой он прячется.
— А у тебя? — спросил Стрэнд.
— Ну, я притворяюсь зрелой и на редкость серьезной женщиной, — ответила Лесли. — Хотя на самом деле я всего лишь восемнадцатилетняя девчонка, не уверенная в том, нравлюсь ли мальчикам. — Она рассмеялась, встала, подошла к мужу, наклонилась и поцеловала в макушку. — А вот с твоими волосами от солнца ничего ужасного не происходит, — заметила она. — Ладно, пойду переоденусь к ленчу.
Вскоре после того, как жена зашла в дом, Стрэнд услышал звуки рояля. То была какая-то сложная и печальная музыка.
Как-то раз, еще дома, он заглянул в гостиную, где Лесли играла Баха, и спросил, о чем она думает, сидя за пианино.
— Надеюсь, — ответила она тогда, — приблизиться своей игрой к Богу.
Теперь же, сидя на солнышке у океана, с обманчиво здоровым загаром на лице и руках, худой и слабый, счастливо расставшийся с больничными трубками, приборами и мерцавшими экранами датчиков, он прислушивался к сумеречной незнакомой музыке, что играла его жена, собравшаяся навестить в городе цыганку, которая предсказала смерть мужу Линды Робертс. Расположение звезд, судьбы, затерянные в круговороте планет, смерть в длинных коридорах…
«Боже, — подумал он, ощущая слабость и уязвимость своей плоти, укутанной пледом и покоившейся в удобном шезлонге, — Боже, что со мной будет, что будет со всеми нами?..»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Он стоял у окна своего номера в отеле «Крийон» и смотрел на скульптуру вздыбившихся лошадей, на элегантную и просторную площадь Согласия. В молочно-белой туманной дымке, поднимавшейся от Сены, через которую просвечивало в отдалении здание сената, площадь выглядела пустынной. Да она такой и была — как объяснил Хейзен по прибытии, в августе все уезжают из Парижа. Сам факт их пребывания здесь казался Стрэнду чудом. Хейзен сказал, что его ждет срочное дело в Европе и что компания, на которую он работает, даже готова предоставить персональный самолет «Лир джет», чтобы пересечь океан. И поскольку в самолете будут свободные места, он предложил Стрэндам и Линде Робертс сопровождать его, на что Стрэнд немедленно ответил: «Нет, это невозможно». Он сказал, лучше бы Лесли съездить в Париж одной, но та заявила, что без него не поедет. Стрэнд попытался сослаться на болезнь, но аргумент не сработал — к тому времени он уже ежедневно совершал долгие, в милю, прогулки по пляжу. Да и вообще был здоров и крепок, насколько может быть здоров мужчина его возраста, стоявший на пороге смерти шесть недель назад. К тому же доктор Колдвелл внес свою лепту — сказал, что путешествие пойдет ему только на пользу. Небывалая щедрость Хейзена смущала Стрэнда, но Лесли так хотелось поехать, что он почувствовал: было бы просто жестоко лишать ее такой возможности. И Элеонор твердила, что грешно отвергать дары, кои великодушная судьба посылает им в лице Рассела Хейзена. Женщины, подумал он тогда, куда естественнее и охотнее принимают подарки и услуги, чем мужчины. И нехотя сказал «да». Но теперь, после того как они провели в Париже неделю и он побродил по улицам, названия которых были знакомы ему из книг чуть ли не с детства, посидел в уличных кафе под зонтиками, медленно пробиваясь сквозь строй фраз в «Фигаро» и «Монд», чрезвычайно довольный тем, что еще не совсем забыл свой школьный французский, — теперь он был благодарен жене за то, что настояла на поездке.
К тому же в Америке в данный момент его ничто не держало. Мистер Бэбкок заезжал познакомиться со Стрэндом. Как и уверял Хейзен, директор школы оказался очень милым, застенчивым и суховатым маленьким человечком. Он был на удивление тактичным и не стал мучить Стрэнда расспросами, просто вкратце очертил перед будущим сотрудником круг его обязанностей. И Стрэнд с облегчением понял, что после долгих лет преподавания истории ему вовсе не обязательно как-то специально готовиться к занятиям в новой школе. Лесли съездила в Данбери посмотреть дом, в котором им предстояло жить. И, вернувшись, заявила, что он вполне пригоден. Правда, необходима машина, чтобы добираться до города, но Хейзен с большой охотой отдал им свой старый пикап, а мистер Кетли преподал Лесли несколько уроков вождения. Та немного нервничала, но в целом справлялась неплохо. И с первого же раза сдала экзамен и получила права.
Из опыта работы в галереях и светской жизни Линде были известны все потайные уголки и, как она выразилась, «отмели» Парижа. Однако начать знакомство с его художественными сокровищами, учитывая краткость поездки, она посоветовала с классики. С просмотра всего того, что было создано и накоплено за долгие века, а не с бессистемного метания из одного места в другое. Они последовали этому совету. По словам Линды, им удалось уберечься от разочарования при сравнении того, чего достигла Франция, с тем, что она собой теперь представляла.
Стрэнд старался не слишком переутомляться. Его попытки угнаться за Лесли и Линдой в их неутомимых походах по галереям, музеям и соборам, разумеется, не встретили бы одобрения со стороны доктора Колдвелла. Пробегав с дамами первые два-три дня, Стрэнд наконец успокоился и впал в счастливое состояние неспешного созерцания, проводя почти целый день в полном одиночестве. Спал долго, просыпался в красивом большом номере, завтракал с Лесли. Затем она отправлялась на встречу с Линдой Робертс, а он снова укладывался в постель и дремал еще час или около того. Потом окончательно вставал, принимал душ, брился и выходил на улицу. Неспешно бродил, поглядывая на окна домов на Фобур-Сент-Оноре, восхищался роскошью витрин, не испытывая ни малейшего желания что-либо приобрести. Встречался со своими дамами за ленчем в бистро, выслушивал с добродушной и отстраненной усмешкой восторженные описания сокровищ, которые им довелось повидать, затем возвращался в отель и ложился вздремнуть, предоставив Парижу какое-то время обходиться без него. Затем вставал, сидел на улице за столиком кафе с газетами, убаюканный звуками языка, который не вполне понимал. Немного читал, затем со сдержанной улыбкой на губах наблюдал за оживленным и пестрым потоком прохожих, одобрительно, но без вожделения взирал на хорошеньких, ухоженных женщин и девушек, проходивших мимо, на суету японских туристов, которые одновременно с ним оказались в столице Франции.
Хейзен то появлялся на короткое время, то исчезал. Почти каждый день адвокату приходилось летать в разные города — Вену, Мадрид, Цюрих, Мюнхен, Брюссель — в попытках распутать, как он выражался, этот хаотичный клубок.
— Вы не будете без меня скучать, — сказал он Стрэнду. — Линда знает Париж лучше многих французов, лучшего гида вам просто не найти.
Среди прочих вещей, которые Линда знала о Париже, значились и самые хорошие рестораны, которые работали в августе. И Стрэнд впервые за последние тридцать лет вдруг заметил, что набирает вес и ложится в постель, слегка опьяненный чудесным французским вином.
Хейзен предлагал и Кэролайн поехать вместе с ними, но та отказалась. Девушка работала в ветеринарной клинике, а в свободные часы занималась с тренером из колледжа в Ист-Хэмптоне. И уже улучшила свой результат на стометровке. «Я не имею права ехать, — сказала Кэролайн, когда ей объяснили, что приглашение Хейзена распространяется и на нее. — У меня еще вся жизнь впереди, Европу повидать успею. А этим летом мне надо довести результат хотя бы до десяти с половиной секунд. Иначе как я покажусь в Аризоне? Буду стоять на беговой дорожке как какая-нибудь придурочная, а все вокруг станут спрашивать: „Что эта толстая кобыла делает тут у нас на скачках?“» Хейзен согласился с ее доводами и уверил Стрэнда, что супруги Кетли сумеют позаботиться о девочке. Надо сказать, мистер Кетли очень хорошо относился к Кэролайн и даже раздобыл какую-то кулинарную книгу о системе питания спортсменов, по которой его жена готовила для девушки специальные блюда.
Итак, он был в мире с самим собой и с оттенком некоторой грусти вкушал радости заграницы, которую впервые посетил в возрасте пятидесяти лет. Стрэнд стоял в полуденном солнечном свете, лившемся из окна просторного номера, и любовался самым сердцем страны, которую любил издавна и издалека и которую никогда не надеялся увидеть.
Вечером того же дня вернулся из Мадрида Хейзен и пригласил их всех на обед в элегантный маленький ресторанчик, где подавали бургундские закуски и вина. Он был в превосходном настроении и шутил с метрдотелем, причем предметом иронических замечаний было значительное повышение цен в «Ла Таш»[27] со времени его последнего визита. Стрэнд не видел карты вин, но, судя по ценам, значившимся в меню, пришел к выводу, что эта трапеза на четверых обошлась Хейзену более чем в двести долларов. И, оказавшись в грандиозном номере отеля, стал мягко выговаривать Хейзену за расточительность, на что адвокат возразил:
