Кадзуо Исигуро - Не отпускай меня

Ветровое стекло было полно отраженным небом, и видеть Рут я поэтому могла не очень хорошо. Но мне показалось, что лицо у нее серьезное и неподвижное, словно она смотрит спектакль, где мы с Томми — актеры. Что-то странное было в ее взгляде, и мне из-за этого стало чуточку не по себе. Томми прошел мимо меня к машине, открыл заднюю дверь, сел на сиденье, и я в свой черед увидела через стекло, как они здороваются, обмениваются короткими фразами, потом вежливо чмокают друг друга в щеки.

Через Площадь из-под навеса на нас смотрели другие доноры, и хотя никакой враждебности я в них не почувствовала, мне вдруг захотелось как можно скорее уехать. Но я заставила себя не спешить с возвращением в машину, чтобы Томми и Рут могли немножко побыть наедине.

Вначале мы петляли по узким извилистым дорожкам, потом выехали на почти пустое шоссе среди открытой, лишенной примет сельской местности. Об этой части поездки к застрявшей лодке вспоминаю, что впервые бог знает за сколько времени сквозь серую пелену пробилось слабое солнце, и, поглядывая на сидевшую рядом Рут, я всякий раз видела у нее на лице еле заметную тихую улыбку. Что же касается разговоров, мне помнится, мы во многом вели себя так, будто виделись регулярно и не имели нужды обсуждать ничего такого, что не имело бы отношения к нашей прямой цели. Я спросила Томми, видел ли он уже лодку, и он ответил, что нет, но многие доноры из его центра видели. У него были возможности, но он их не использовал.

— Не то чтобы я не хотел, не в этом дело, — сказал он, наклонившись к нам с заднего сиденья. — Трудновато было, только и всего. Собрался даже однажды с двумя донорами и их помощниками — но тут как раз у меня кровотечение, и я не смог. Это было давно, сейчас ничего такого со мной не случается.

Мы ехали дальше через пустую местность, и в какой-то момент Рут повернулась на сиденье лицом к Томми и просто стала на него смотреть. Слабая улыбка с ее лица не сходила, но она молчала, и я видела в зеркальце, что Томми сделалось неуютно. Он то отворачивался и смотрел в окно, то опять на нее, то опять в окно. Немного погодя Рут, по-прежнему глядя на него, принялась рассказывать довольно-таки бессвязную историю про какую-то доноршу из ее центра, о которой мы ни разу не слышали, — и все время она не сводила с Томми глаз и продолжала улыбаться этой мягкой улыбкой. То ли из-за того, что мне наскучил ее рассказ, то ли желая выручить Томми, я вскоре ее перебила:

— Рут, нам не обязательно знать о ней все до мелочей.

Я сказала это без малейшей досады и ничего особенного в виду не имела. Но тут вдруг, не дожидаясь, когда умолкнет Рут, и едва позволив мне окончить фразу, Томми фыркнул, чего я раньше никогда от него не слышала. И проговорил:

— Вот-вот, я то же самое хотел сказать. Я давно уже нить потерял.

Я смотрела на дорогу, поэтому мне трудно было понять, ко мне он обратился или к Рут. Как бы то ни было, Рут перестала рассказывать и медленно повернулась обратно — лицом вперед. Очень уж огорченной она не выглядела, но уже не улыбалась, и взгляд ее был устремлен куда-то вдаль — в небосклон перед нами. Но скажу честно: не о Рут я тогда думала в первую очередь. Томми заставил мое сердце екнуть: одного его коротенького смешка, выражавшего согласие со мной, хватило, чтобы я почувствовала новую близость с ним после всех этих лет.

Нужный поворот я увидела минут через двадцать езды. Дальше — по узкой извилистой дороге, стесненной живыми изгородями, до купы платанов. Оттуда в направлении леса мы двинулись пешком, я — впереди, но там, где тропа среди деревьев разделялась натрое, мне пришлось остановиться и достать бумажку с объяснениями. Стоя и с трудом разбирая почерк, я вдруг почувствовала, что за спиной у меня Рут и Томми молчат и ждут, почти как дети, когда я скажу, какой дорогой идти.

Мы вошли в лес, и, хотя тропа была довольно ровная, я заметила, что Рут дышит все тяжелее и тяжелее. А вот Томми, судя по всему, трудностей не испытывал — правда, намек на хромоту в его походке все же ощущался. Потом впереди показался забор из ржавой колючей проволоки, сильно провисшей и раздерганной, на покосившихся столбах. Увидев его, Рут встала как вкопанная.

— Ну что же это такое! — воскликнула она с отчаянием в голосе. Потом повернулась ко мне: — Ты ничего про это не говорила. Ты не говорила, что надо продираться через колючую проволоку!

— Тут очень легко будет подлезть, — сказала я. — Только надо ее немножко придержать друг для друга.

Но Рут вконец расстроилась и не двигалась с места. Вот тут-то, когда она стояла и плечи ее ходили ходуном от одышки, Томми, похоже, в первый раз понял, как она стала слаба. Может быть, смутно ощущал и до этого, но гнал от себя такую мысль. Теперь он уставился на нее и долго смотрел — секунду за секундой. А потом — хотя полной уверенности, что он подумал именно это, у меня, конечно, нет — мы оба, Томми и я, вспомнили, что в машине, можно сказать, ополчились на нее вдвоем. И тогда почти непроизвольно мы подошли к ней с разных сторон, я взяла ее под руку, Томми подхватил под локоть, и мы осторожно повели ее к забору.

Я отпустила Рут только для того, чтобы подлезть самой. Потом я держала проволоку так высоко, как только могла, и мы с Томми помогли Рут пройти. Оказалось не так уж и трудно — все более или менее сводилось к ее неуверенности в себе, и с нашей помощью она, в общем, справилась со страхом. Перейдя на ту сторону, она даже потянулась, чтобы помочь мне придержать проволоку для Томми. Он легко преодолел препятствие, и Рут сказала ему:

— Вся проблема — наклониться. Мне что-то гибкости иногда не хватает.

Вид у Томми был немного смущенный — то ли из-за теперешнего, то ли он опять вспомнил, как мы обошлись с Рут в машине. Он показал кивком на деревья впереди:

— Я думаю, нам туда. Правильно, Кэт?

Я еще раз взглянула на бумажку и повела их дальше. В глубине леса было сумрачно, и почва становилась все более топкой.

— Надеюсь, мы не заблудимся, — со смешком сказала Рут у меня за спиной, обращаясь к Томми; но я уже видела впереди прогалину.

И теперь, получив чуточку времени подумать, я сообразила, почему меня так обеспокоило случившееся в машине. Дело было не столько даже в том, что мы напали на Рут, сколько в ее безответности: в прежние времена немыслимо было, чтобы она услышала такое и не дала отпора. Когда это до меня дошло, я остановилась, подождала Рут с Томми и одной рукой обняла ее за плечи.

На сентиментальничанье это вряд ли могло быть похоже. Обычное поведение помощника, вот и все, потому что теперь походка ее действительно сделалась нетвердой, и я задумалась, не переоценила ли я ее силы, планируя эту поездку. Чем дальше, тем более затрудненным было ее дыхание, и, когда мы пошли рядом, она стала то и дело ко мне приваливаться. Но вот мы уже миновали деревья, вышли на прогалину — и увидели лодку.

Прогалиной, впрочем, это нельзя было назвать: редкий лес, через который мы шли, кончился, и впереди, сколько хватало глаз, простиралось болото. Бледное небо казалось огромным и отражалось в лоскутах стоявшей там и тут воды. По торчащим из топи мертвым стволам-призракам, многие из которых обломились на небольшой высоте, видно было, как отступил здесь лес. А за этими стволами, ярдах примерно в шестидесяти, освещенная слабеньким солнцем — она самая. Лодка, увязшая в болоте.

— Ой, правда, она точно такая, как мне описывали, — сказала Рут. — Красиво как.

Мы двинулись дальше к лодке, и в тишине, которая нас окружала, под ногами послышалось чавканье. Вскоре я почувствовала, что подошвы слегка утягивает вниз, под пучки травы, и скомандовала:

— Стоп, ребята, дальше не идем.

Рут и Томми, шедшие за мной, возражать не стали; я оглянулась и увидела, что он опять взял ее под руку. Ясно было, впрочем, что он помогает ей идти, ничего больше. Широкими шагами я добралась до ближайшего мертвого ствола, под которым почва была тверже, и взялась за него для равновесия. Рут с Томми выбрали обломок ствола чуть сзади и левее, пустой и еще более трухлявый. Они пристроились на нем каждый со своей стороны и замерли. Мы все стали рассматривать лодку. Теперь было видно, что краска на ней сильно облупилась, что деревянный каркас кабинки рушится. Когда-то лодка была выкрашена в небесно-голубой цвет, но сейчас казалась под этим небом почти белой.

— Не понимаю все-таки, как она сюда попала, — сказала я, повысив голос, чтобы они услышали. Я ожидала эха, но прозвучало на удивление глухо, как в обитой ковром комнате.

Потом у меня за спиной Томми проговорил:

— Может быть, примерно так и Хейлшем сейчас выглядит. Вы не думаете?

— С какой стати он будет так выглядеть? — Голос Рут был непритворно озадаченным. — Он не может превратиться в болото только из-за того, что его закрыли.

— Не может, не может. Брякнул не подумав. Почему-то я его теперь все время себе таким представляю. Логики никакой. Честно говоря, все это здесь очень похоже на картинку у меня в голове. Кроме лодки, конечно. Я даже был бы доволен, если бы в Хейлшеме было так же.