Игорь Фролов - Летать так летать!

Готовясь к неотвратимо грядущему дембелю, старшие лейтенанты поставили брагу. У них, на зависть другим комнатам, был 40-литровый сварной куб, в котором очень хорошо шел процесс брожения. Технология была отработана — вода, несколько банок вишневого джема, ложка дрожжей, резиновый шланг, отводящий газы в банку с водой. Получалась великолепная бордовая бражка, валившая с ног после двух кружек.

Близилось 3 июля — день приказа. Брага поспевала, тихо испуская крепчающие газы в банку и распространяя по комнате запах подкисшей вишни. И тут грянула очередная проверка комнат на предмет хранения спиртного и лекарств (даже анальгин в тумбочке был почему-то наказуем).

…Итак, проверяющие шли по коридору.

— По какому коридору? — испуганно спросил старший лейтенант Л.

— По нашему коридору! — прошипел старший лейтенант Ф., закрывая дверь. — Действуем по инструкции…

Они бросились к окну, аккуратно подняли светозащитную фольгу, открыли деревянные жалюзи, вытащили из-под стола куб с брагой, поставили его на подоконник, спрыгнули на улицу, сняли куб, поставили его под окном, забрались обратно в комнату и закрыли фольгу.

Постучавшись, вошли начштаба, замполит, доктор.

— Ну, здесь точно что-то есть, — сказал замполит, потянув носом. — Вон как воняет.

— Это джем прокис, — сказал борттехник Ф. — В такой жаре даже мозги прокисают. Между прочим, мы уже давно требуем заменить кондиционер. Доктор, как вы можете выпускать нас в полеты, зная, что у нас нет элементарных условий для полноценного отдыха — сами посмотрите, какая температура в комнате…

— Ладно, ладно, — поморщился начштаба, — не надо спекулировать на временных трудностях. Где спирт, брага?

— Ищите, — сказал старший лейтенант Ф. и сел на кровать.

Тщательные поиски с заглядыванием под кровати и прощупыванием подушек ничего не дали. Комиссия удалилась, пообещав поймать в следующий раз. Когда шаги в коридоре стихли, старшие лейтенанты бросились к окну. Подняли фольгу, открыли жалюзи, выглянули…

Куба с брагой не было!

— Не понял, — сказал борттехник Ф., спрыгивая на улицу и оглядываясь.

— Вон они, — показал борттехник Л. — Уходят, сволочи!

Борттехник Ф. посмотрел по указанному направлению и увидел двух солдат, бегом тащивших тяжелый куб. Они держали путь в сторону батальона обеспечения.

Двое злых борттехников легко догнали тяжелогруженых солдат.

— Стой, стрелять буду! — скомандовал борттехник Ф.

Солдаты остановились, поставили куб на землю, обернулись, вытирая пот рукавами.

— Ну, что, бригада — два гада, — сказал борттехник Ф. — А теперь назад с такой же скоростью. И что вы за люди, а? Лишь бы взять, что плохо стоит.

— Мы же не знали, что это ваше, товарищ старший лейтенант! — виновато сказал солдат. — Идем, видим — бак. Взяли, понесли. Честное слово, товарищ старший лейтенант, — чисто машинально!

3 июля 1987 года у старших лейтенантов-борттехников истекли два года службы. В Союзе вышел приказ на увольнение двухгодичников призыва 1985 года. Но здесь этот приказ не работал — их не могли отпустить, пока не прибудет замена. Тем не менее вечером этого знаменательного дня в комнате отмечали формальное окончание срока службы. Нажарили консервированной картошки, открыли тушенки, добыли у «двадцатьчетвертых» спирта, да и своя бражка поспела. Ели, пили, веселились.

В час ночи открылась дверь, и в комнату заглянул майор Г. с защитным шлемом и автоматом в руках.

— Празднуем? — сказал он. — Дело, конечно, нужное, но старшим лейтенантам Ф. и М. через пять минут — колеса в небе. Пойдем с вами «люстры» вешать, дембеля!

Это означало, что где-то идет ночной бой и нашим нужна подсветка. Предстояло лететь в место работы и сбрасывать САБы — световые авиабомбы на парашютах.

— Ну вот, приплыли! — растерянно сказал старший лейтенант Ф. — Абсурд какой-то. Я, гражданский человек (притом пьяный!), почему-то должен садиться в вертолет и лететь ночью, развешивать над боем «люстры»! Надеюсь, Феликс, это не дембельский аккорд нашей судьбы вообще?

И они ушли, попросив все не доедать и не допивать.

Почему-то летела пара из экипажей двух командиров звеньев — майора Б. и майора Г. — конечно же, не слетанных между собой. Майоры пошушукались, договорились о наборе высоты, о скорости и дистанции и разошлись по машинам. Взлетели, пошли в набор по спирали над аэродромом.

Ночной полет в Афганистане отличается от идентичного в Союзе выключенными бортовыми огнями — никаких тебе аэронавигационной иллюминации, концевых огней, проблесковых маяков — только один строевой огонек, невидимый с земли — желтая капелька на хвостовой балке, чтобы идущий правее и выше ведомый видел, где находится его ведущий.

Спиралью требовалось набрать три тысячи над аэродромом и, уже по выходе из охраняемой зоны, продолжать набор по прямой. Машины карабкались вверх в полной темноте — правда, вверху были звезды, а внизу в черноте кое-где моргали красные звездочки костров, но это не облегчало слепой полет.

В наборе по спирали ведомый идет ниже ведущего метров на триста, и ведущий наблюдает его строевой огонек, контролируя опасное сближение. Когда высота уже достигла двух тысяч, ведущий сказал:

— 532-й, высоту доложите.

— Две сто, 851-й.

— Странно, у меня такая же. Давай-ка мигнем друг другу, определимся. На счет «три». Раз, два, три…

Обе машины на мгновение включили проблесковые маяки — и каждый экипаж увидел красный всплеск прямо по курсу! Вертолеты шли навстречу друг другу, и до столкновения оставались какие-то секунды. С одновременным матом командиры согнули ручки и развели машины в стороны.

— Давай уже отход по заданию, — сказал ведущий. — Доберем по пути. Пристраивайся выше…

И они пошли к месту работы.

Борттехник, представляя последствия несостоявшегося столкновения, ощущал, как маленькое сжавшееся сердце теряется в черных просторах его грудной клетки. Ноги его были мокры и холодны. «Если мы вернемся, — говорил борттехник кому-то, — то я в тебя поверю. Я же понимаю, что ты специально отправил меня в день приказа — чтобы я поверил в твое чувство юмора. Уже верю. Теперь тебе нужно доставить нас назад, чтобы не потерять неофита…»

Добрались до места работы, связались с землей, скорректировали курс, высоту, зашли на боевой, один за другим кинули по одной бомбе. Внизу вспыхнули два мертвых солнца, повисли на парашютах, заливая землю стылым светом.

Пара пошла по кругу, дожидаясь, когда бомбы погаснут, чтобы сбросить оставшиеся.

— Вот теперь жди, пока прогорят, — сказал майор Г. — Сейчас выйдем из зоны засветки неба, и начнут по нам долбить — мы такие выпуклые и яркие будем — как луна! Правый, посмотри-ка, где мы бороздим, — может, нам в другую сторону закрутить?

— Щас, только фонарик достану, — сказал правак, копаясь в портфеле.

— Какой фонарик, офонарел, что ли?

Правак посмотрел в блистер на бледную землю, нагнулся к карте, расстеленной на коленях, чиркнул спичкой. Огонек вспыхнул в темной кабине как факел.

— Да что ты делаешь, тупица?! — заорал командир. — Ослепил совсем! Теперь зайчики в глазах!

— А как, по-твоему, я с картой сверюсь? — рассвирепел правак. — Я тебе кошка, что ли?

И в этот напряженный момент командир пукнул.

Борттехник понял это по запаху, вдруг пошедшему волной от кресла командира.

Обиженный правак демонстративно замахал сложенной картой.

Вдруг в наушниках раздался голос ведущего:

— 532-й, чувствуешь, чем пахнет?

— Чем? — испуганно спросил майор Г.

Борттехник и правак расхохотались.

Они хохотали так, как никогда не хохотали. Они давились и кашляли.

— Чем-чем! Жареным, вот чем, — сказал ведущий. — Наблюдаю — со склона по нам работают. А у нас даже НУРСов нет. Держись подальше от горы.

— Понял, — сказал майор Г. и — уже по внутренней связи: — Ну чего ржете, кони? Обделались от страха и ржут теперь.

— Это не мы! — выдавили борттехник с праваком, извиваясь от смеха.

— А кто, я, что ли? — сказал бессовестный майор Г.

— Наверное, это ведущий! — сказал борттехник, и теперь заржали все трое.

Так, со смехом, и зашли на боевой. Кинули две оставшиеся бомбы, развернулись и пошли домой…

На следующий день после обеда старшие лейтенанты Ф. и М. лежали на своих кроватях и размышляли о своем нынешнем статусе. Раз приказ вышел — они уже гражданские люди. Но пока нет замены, они должны воевать. Старший лейтенант Ф. склонялся ко второму варианту. Борттехник М. думал иначе.

— Они не имеют права держать нас здесь! А если нас убьют? С них же спросят — на каком основании у вас воевали невоенные люди? Кто, спросят, послал их на смерть недрожащей рукой?