Бахыт Кенжеев - Портрет художника в юности
"Поелику полынь весьма горька, - читал я вечером на дворе, при свете голой электрической лампы, висевшей на перекрученном шнуре, обширную цитату, раскопанную где-то Ксенофонтом и без комментариев приведенную в виде отдельной главки в "Письмах юному аэду", - и притом в себе содержит достаточное количество масла, соли и особливой влаги, то с древних времен всегда почиталась действительным лекарством. Под видом вычисленных составов либо в порошке с сахаром, либо вместо чаю внутрь употребляемая, согревая желудок и внутренности и укрепляя их, возбуждает охоту на еду, помогает варению пищи, в желудке содержимой, и, проницая даже до самых тончайших кровеносных сосудцов, разводит соки и влаги и самую кровь чистит. Сок из свежей полыни с небольшим количеством растертой гвоздики, выжатый и по прошествии лихорадочных припадков, по полуложке с вином внутрь данный, удивительное действие в одержимых оными производит. Полынь так горька, что когда коровы и овцы ею пасутся, то от сей травы у них горькое молоко отделяется. Родильницы и кормилицы, грудью детей кормящие, должны от внутреннего пользования полынных составов воздерживаться, ибо горькое молоко их питомцам может быть вредно. Аэды греческие употребляют полынь, воды морской кипящей на свежие или сушеные листься наливая, для брожения творческих соков и укрепления духа перед тем, как за сочинение сладкозвучных своих еллонов приниматься. Оная вода екзотерическая получает приятный полынный запах, вкус прегорький, особливо ежели смешивать ее с листьями мелко толчеными в равных долях, чего вкусу обыкновенному вытерпеть едва ли возможно. Некоторые люди от природы вовсе не могут терпеть полынных вещей; а иные от употребления оных претерпевают боль в голове и другие худые припадки."
- Забавно, правда? - сказала Марина, склонясь над моим плечом. - Как вы только ее пьете. Я попробовала разжевать листок - пахнет замечательно, но вкус совершенно невозможный.
- То же самое мне говорил провизор нашей тушинской аптеки, - отозвался я, - кроме того, после отвара невозможно целоваться.
- Это я стерпела бы, - Марина засмеялась, - ты представить себе не можешь, как я за этот год полюбила искусство. Я и тебя-то, Алеша, полюбила... ну, не только за это, но не в последнюю очередь.
- А если бы я ничего не сочинял?
- Зачем думать о том, чего нет, - поморщилась она. - Ты еще станешь великим аэдом, а я всегда буду с тобой рядом.
Воду из Нового Света я домой везти, разумеется, не стал, обойдясь купленной в аптеке морской солью, разведенной в обыкновенном кипятке. Из лаборатории была позаимствована вакуумная воронка. Крошеные, разбухшие листочки остались на бумажном фильтре, а в колбе зеленел густой и довольно неаппетитный на вид экстракт. Дома никого не было. Я прибрался в своем закутке, настежь раскрыл окно, поставил на стол граненый стакан с охладившейся жидкостью, разделся и, как положено, натянул на голое тело дешевенький бязевый хитон, купленный накануне в тушинском магазине культтоваров. Лира дожидалась меня в футляре, все так же равнодушно и высокомерно поблескивая лакированным вишневым деревом. На мгновение мне захотелось бросить этот спектакль. "Советский экзотерик, - писал в свое время Коммунист Всеобщий, - смело расстается с вековыми предрассудками, и не блуждает по пустырям в поисках сельскохозяйственных сорняков, которые должны якобы напоминать ему о тщете земного пути и его собственной работы. Он призван прежде всего будить в новом человеке оптимизм, творческие силы, освещать дорогу вперед. Беседа с передовиками производства, прогулка по районам новостроек, первая полоса "Правды", повествующая о новых трудовых победах, иными словами, все напоминающее о радостях созидательной жизни - вот что должно вдохновлять социалистическое искусство." Нет, с Коммунистом Всеобщим мне, пожалуй, все-таки было не по пути. Решительно отпив три крупных глотка из стакана, я закрыл глаза и положил пальцы на струны - однако через несколько секунд уже сломя голову мчался в наш совмещенный санузел, к благословенному и крайне необходимому мне водопроводу, а сразу после этого - и к журчащему унитазу, покрытому изнутри неотмывающимся ржавым налетом. Мальчишкой, гостя у оренбургской бабушки, я однажды разжевал и проглотил крошечный стручок острого перца с ее огорода, после чего все утро носился по окрестным улицам, как сумасшедший, останавливаясь у всех водоразборных колонок. В этот раз чувство было другим, но столь же отвратным - ибо мой отвар, одна из главных святынь экзотерики, оказался не просто "прегорек", но и чудовищно солон, а в совокупности - положительно тошнотворен. Совета было спросить негде - и Петр, и Георгий, и Марина полагали, разумеется, что я давно уже в совершенстве умею совершать все обряды, полагающиеся аэду. Я долго полоскал рот ледяной водой, чистил зубы, мыл вакуумную воронку, чтобы сварить экстракт заново - и вдруг сообразил, что случайно бухнул в него столько соли, что состав моего первого раствора соответствовал не Средиземному морю, а скорее Мертвому. Заново приготовленным отваром я вначале ополоснул рот, чтобы привыкнуть, и только затем выпил его - не торопливо, как в тот раз, а мелкими глотками. Желудок мой протестовал уже не так сильно, и когда горечь и соль во рту чуть-чуть рассеялись, я открыл глаза, рассчитывая, как читал в книжках, увидеть окружающий мир (поросший бурьяном пустырь под окном, и хилые пожелтевшие березы, и очередь за картошкой, которую продавали ведрами прямо с грузовика мрачные люди в темно-синих ватниках, никогда не слыхавшие о Басилевкосе и Розенблюме) преображенным, цельным и прекрасным. Обладая начатками естественнонаучных знаний, я полагал, что пресловутая полынь содержит какой-нибудь неизвестный медицине легкий наркотик, действительно заставляющий бродить творческие соки. В таком случае становился понятным запрет на покупку травы в аптеке - Бог знает, к какому подвиду она принадлежала, и не разрушил ли процесс сушки необходимое аэду вещество. Прояснялась и зависимость действия отвара от места сбора. Однако голова моя, не подчиняясь теориям, вместо обещанного душевного подъема наполнялась только растущим раздражением.
"Все погибло, - размышлял я, с ненавистью и отчаянием глядя на безмолвную лиру. - Моего запаса эллонов хватит на год, в лучшем случае на два. Морочить голову Марине я смогу немногим дольше. Не своего занудного бывшего одноклассника она любит, а многообещающего аэда . С какой жалостью будут смотреть на меня и Петр, и Георгий, и Вероника Евгеньевна. Как она будет рассказывать о надеждах, которые подавал ее лучший аэд-схоластик, о том, как талантливо и старомодно тот писал, пока хватало юношеского запала, и наконец сломался. Средство, а не цель, - вспомнил я слова Тани. - Разумеется, средство, а что же еще. Если чужие эллоны дают мне возможность примириться с жизнью, то свои будут означать полную победу над нею. Главное, я знаю, что могу писать не хуже дяди Глеба. Это вопрос времени, которого у меня до сих пор вечно нехватало. Времени, сосредоточенности, правильного настроения."
Я снова закрыл глаза, и увидел Таню, удаляющуюся по склону выгоревшего холма: черная на фоне заката фигурка со склоненной головой. Смешно, что она называла доцента Пешкина, как и я, по имени-отчеству. И она меня бросила, подумал я, и он. Через два дня начинается семестр. Не представляю, как и с кем я теперь буду работать в лаборатории. Не представляю даже, смогу ли я снова спокойно колдовать над ретортами, зная, что никогда больше не услышу лиры Михаила Юрьевича и его антинаучных доказательств существования Бога.
Странный высокий звук заставил меня вздрогнуть и очнуться. Далекий от слышанных мною гармоний, он все же представлял собой последовательность нот - обнаженных, разрозненных, словно основа, требующая поперечных нитей. Я прислушался, уже начиная понимать, что раздается он только у меня в голове, и следует немедленно попытаться извлечь те же самые ноты из лиры, запомнить их и подобрать к ним единственно правильные слова. Экзотерические легенды обманывали - мир за окном вовсе не показался мне прекрасным, я просто забыл о нем, и опомнился только с наступлением вечера. В глазах у меня рябили ноты и буквы греческого алфавита, но на листке бумаги был набело переписан эллон - недолгий, всего минуты на полторы, зато, несомненно, мой собственный. "Значит, для настоящего творчества действительно нужно страдание", размышлял я, уже переодевшись в светское и отдыхая на диване. У полыни оказалось крайне неприятное побочное действие: желудок мой совершенно расстроился, слегка успокоившись лишь с приходом родителей. Перед ними и исполнил я, сгорая от гордости, свое первое произведение - на следующий же день беспощадно высмеянное Петром и Георгием, после чего и выброшенное в мусоропровод.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Если прищурить глаза, чтобы не видеть одутловатости лица и сухих морщин на руках, сжимающих раскрашенную люминесцентной краской лиру, то выходящий на подиум Златокудр Невский, с той же живописно растрепанной шевелюрой, что тридцать лет тому назад, в том же хитоне, кокетливо расшитом по мотивам Пикассо, в сущности, покажется тем же мальчиком, что и в годы нейлоновых плащей и первого искусственного спутника земли. Исаак же Православный уже годам к тридцати казался едва ли не семидесятилетним - да и вел себя, в сущности, как и полагается старику, теряющему с годами как навыки физической опрятности, так и романтическую привычку воспринимать любую драму в качестве трагедии.
