Ларс Хусум - Мой друг Иисус Христос
Йеппе радуется
У Йеппе в голове не укладывалось, что Иисус стоит на кладбище Тарма. От этого известия глаза у него полезли на лоб. Молчаливая пауза затянулась на полминуты – мы стояли и ждали, не имея возможности продвинуться вперед. Иисус явно был раздражен, что я потащил Йеппе с собой, но сам я отчетливо понимал, что поступаю правильно. Я откашлялся и сказал:
– Она умерла, не обремененная чувством вины. Ты гордишься мной?
Иисус как-то отсутствующе кивнул – его внимание было сосредоточено не на мне.
– Йеппе, ты как? – спросил он басом.
– Дерьмово.
– Но так и должно быть после убийства.
Йеппе нервно посмотрел на меня, пытаясь понять, не я ли успел ему наябедничать, но я никогда бы на такое не пошел. Иисус поспешил успокоить нас:
– Никто об этом не узнал. Ты ведь не специально это сделал и теперь раскаиваешься. Да, Йеппе?
Он закивал головой как ненормальный.
Естественно, Иисус не мог не заметить его боль. Он подошел к нему очень близко и обнял его голову своими лапищами. Голова Йеппе почти исчезла в его огромных ладонях, Иисус притянул его к себе:
– Кто я?
Йеппе ответил без промедления:
– Ты Иисус. Я больше не хочу так мучиться. Обещай, что я больше не буду испытывать эти муки.
Иисус посмотрел на меня:
– Николай, могу я побыть с Йеппе наедине?
Я был поражен, ведь Иисус принадлежал мне, но возражать не стал, потому что я сам притащил Йеппе с собой. Я отошел на пару сотен метров и сел на лавку ждать. Ждал я долго, пока у меня не замерзла задница. Тогда я встал и пошел к ним. Но Иисуса уже не было, а Йеппе чему-то тихо радовался.
– А где Иисус?
– Ушел.
– Куда?
Йеппе пожал плечами, и я раздраженно выругался. Он не мог уйти, не поговорив со мной. Вот придурок. Вдруг я заметил, что Йеппе обнимает меня сзади. Его голова уперлась мне в спину, он стиснул меня, как бы подчеркивая, что это особенные объятия.
– Я люблю тебя как друга.
Забавно.
– Но ты и есть мой друг.
Я говорил это уже много раз.
– Нет, я не это имею в виду. Я люблю тебя как друга. Я больше не влюблен в тебя.
Я затих. Кажется, у меня даже сердце биться перестало.
Я осторожно убрал с себя его руки и в недоумении повернулся к нему. Мы стояли лицом к лицу, и он вдруг взял меня за шею и поцеловал. Это был сильный и страстный поцелуй, между прочим, не такой уж плохой. Не знаю, почему я тут же не оттолкнул его, а позволил себя поцеловать.
По дороге домой Йеппе улыбнулся:
– Я больше никогда не стану тебя целовать. Не бойся. Теперь буду целовать Велика.
– А тебе кажется, что, если ты начнешь целовать Велика, он нормально отнесется к этому?
Продолжая улыбаться, он покачал головой:
– Да, я думаю, ему понравится.
И тут до меня дошло.
– Но ты ведь никогда не целовал его?
– Нет, но он меня целовал.
Дома я с любопытством таращился на Велика. Он выглядел как-то иначе, чем всегда. Стал похож на педика. Я услышал разговор Йеппе с Марианной.
– В каком смысле? Я не верю.
– Он был там. Я сам с ним разговаривал.
– Я в это не верю.
– Он настоящий, – упрямо настаивал Йеппе.
Вечером, когда Карен с Каем ушли домой, мы сидели в гостиной с Марианной, как вдруг из комнаты Велика донесся какой-то рев. Мне стало дурно: я понял, что это за звуки, но Марианна была не в курсе, и она тут же поторопилась заглянуть к нему, удостовериться, что он не наложил на себя руки. Я попытался остановить ее, но слова застряли у меня в горле. Она подошла к двери, опустила ручку, и в этот момент у меня в голове пронеслось: «Только бы дверь была заперта» – но нет! Она вскрикнула, захлопнула дверь и повернулась ко мне в глубоком шоке. А затем широко улыбнулась. Она попыталась рассказать мне о картине, которая предстала перед ее глазами, но я не пожелал слушать.
Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
Спустя полчаса из комнаты вышел вспотевший Йеппе. Он масляно улыбался, а Марианна танцевала вокруг него.
– Как круто, как круто, как круто. – Она обняла его, взъерошивая его колючие волосы. – И как же долго у вас это уже продолжается?
– То, что ты видела?
– Да.
– Это было впервые, хотя целуемся мы уже давно.
Он вышел на кухню выпить воды.
– У вас не найдется сигаретки?
Я выудил из кармана пачку сигарет и кинул ему.
– Спасибо. Пойду к Велику, – сказал он, похотливо улыбаясь.
С этого момента я не мог заставить себя посмотреть в глаза Велику или Йеппе. От этого дома становилось мрачнее, но меня тошнило всякий раз, когда я слышал рев Велика.
Он вовсе не Иисус
Через несколько дней мы гуляли с Марианной. Мы держались за руки, то и дело останавливались и целовались, и болтали обо всем на свете. Вдруг она спросила:
– Ты счастлив?
Я не решался ответить ей: понимал, что если скажу «нет», ей будет неприятно.
– Еще нет, но я никогда не был так близок к счастью, как теперь.
Она кивнула:
– А я счастлива.
Отлично. Рад слышать.
– Ты меня любишь?
Тут я ответил сразу:
– Да, очень.
– Так почему же тогда ты не счастлив?
– Потому что мне нельзя быть счастливым.
– Нельзя? Кто сказал?
Я немного удивился, что она меня не поняла.
– Я сказал.
Она расстроилась:
– Ты – все, что мне нужно. Мне не нужно ни от кого никакого разрешения. – Затем она помолчала и добавила: – Йеппе рассказал о своей встрече с Иисусом. О том, что он действительно существует. Большой парень в сандалиях.
Она пыталась поговорить об этом и раньше, но никак не могла подступиться.
– Да, Йеппе нужно было с ним пообщаться, но я не думал, что Иисус превратит его в гомика.
– Тебе это кажется странным?
– Мне это кажется отвратительным.
Она пришла в возбуждение. Она не имела в виду Велика и Йеппе, и вообще любовь. Я поспешил признать, что был не прав. Это я просто слишком чувствительный. Не кажется ли мне странным, что мне дает советы какой-то мужик в сандалиях? Я принялся защищаться:
– Он не обычный человек, Иисус.
– Нет, он человек, называющий себя Иисусом.
– Ты никогда прежде такого не говорила.
– Раньше считала тебя сумасшедшим. Но мне кажется, намного хуже, когда ты советуешься с сумасшедшим.
Мы немного прошли молча. Я не злился, потому что понимал причину, почему она так говорит. Мне казалось, что и она меня понимает. Она остановилась и прижалась ко мне:
– Я не хочу тебя расстраивать, Николай.
Я наклонился и поцеловал ее:
– Я не расстраиваюсь, но он для меня значит очень много.
– Он не Иисус.
– С чего ты взяла?
– Потому что Иисус добивался бы, чтобы ты поверил в Бога, а ты вообще ни во что не веришь.
Когда мы вернулись домой, Йеппе и Велик сидели в гостиной. Велик обнял Йеппе одной рукой. Я никогда не видел Йеппе таким умиротворенным. Я подошел и скинул его ноги с дивана, чтобы освободить себе место.
– А ты знаешь, что сначала он влюбился в меня?
Ситуация стала еще более неловкой. Вошла Марианна и уселась у моих ног. Мне пришлось извиняться. Мы больше не могли жить в таком составе. Я взял в руки ладони Марианны, чтобы немного успокоиться.
– Мне жаль, что я был придурком. Хорошо, что вы нашли друг друга. Просто я чувствую себя лишним.
Марианна слегка сжала мои руки. Велик и Йеппе промолчали.
Мы уже легли, но еще не успели заснуть, как вдруг к нам постучался Йеппе. Я поспешил открыть. Ему хотелось что-то мне сказать. Я приготовился к самому плохому. Когда он сказал, что они съезжают, я невольно заплакал. Я даже уже не услышал, что они переезжают к Велику. Я думал лишь о том, что теперь они исчезнут и я лишусь двух своих преданных друзей. Йеппе и Марианна вдвоем пытались успокоить меня, но я плакал и плакал, от чего Йеппе тоже расклеился, и Марианне пришлось утешать нас обоих. Минут через десять я осознал, что друзей у меня не станет меньше. Просто они станут возлюбленными и отделятся от нас. Они хотели переехать к Велику, его дом все равно пустовал. Я обрадовался, что они по-прежнему будут рядом, и с облегчением обнял Йеппе. Когда мы вновь улеглись, Марианна сказала:
– Теперь мы можем ходить целыми днями голышом. – И скользнула под одеяло. Пожалуй, я был благодарен Йеппе и Велику за то, что они съезжают.
Каждую ночь я на мгновение просыпался и тихонько трогал ее, чтобы убедиться, что она крепко спит. Мои прикосновения никогда не тревожили ее сон: кажется, лежа рядом со мной, она могла проспать торнадо. Моя рука гладила ее спину, я сползал вниз и целовал бабочку, а затем вновь закрывал глаза. Я просыпался по утрам с сознанием того, что мы с Марианной делим на двоих что-то особенное, но это нельзя назвать счастьем. Или…