Хантер Томпсон - Ромовый дневник
Кружа по Пласа-Колон, я вдруг оказался зажат вслед за грузовиком торговца фруктами — и свирепо ему засигналил.
— Ты, нацист вонючий! — заорал я. — Прочь с дороги!
Настроение окончательно портилось, и даже чувство юмора ускользало. Пора было убираться с улиц.
Я отправился в «Кондадо-Бич-Клуб», где сгорбился над большим стеклянным столом на крыше под красно-сине-желтым зонтиком от солнца. Следующие несколько часов я провел за чтением «Негра с „Нарцисса“», а также за заметками к рассказу о расцвете и упадке «Сан-Хуан Дейли Ньюс». Я чувствовал себя донельзя хитроумным, однако после прочтения предисловия Конрада так перепугался, что забросил все надежды на то, что когда-нибудь стану чем-то, кроме неудачника.
Но только не сегодня, подумал я затем. Сегодня все будет по-другому. Сегодня мы загуляем. Устроим пикник. Раздобудем шампанского. Возьмем Шено на пляж и предадимся дикости. Настроение мгновенно переменилось. Я подозвал официанта и заказал два комплекта для пикника с манго и омарами.
Когда я вернулся в квартиру, выяснилось, что Шено ушла. Не было там никаких ее признаков, никакой ее одежды в шкафу. Зато в достатке там было зловещей тишины и холодной опустошенности.
Затем я заметил в пишущей машинке записку — несколько строк на почтовой бумаге «Дейли Ньюс» с ярко-розовым отпечатком напомаженных губ над моим именем.
Дорогой Пол!
Я больше так не могу. Мой самолет улетает в шесть. Ты меня любишь. Мы сердечные друзья. Мы будем пить ром и танцевать нагишом. Прилетай увидеться со мной в Нью-Йорке. У меня для тебя будет несколько сюрпризов.
С любовью, Шено.
Быстро глянув на часы, я увидел, что уже шесть пятнадцать. Поздно ловить ее в аэропорту. А, ладно, подумал я. Увижусь с ней в Нью-Йорке.
Сидя на кровати, я пил из горла шампанское. Затем накатила меланхолия, и я решил искупаться. Я доехал до Луисы-Алдеи, где пляж был совсем безлюден.
Прибой был высок, и, сбросив одежду и направляясь к воде, я испытывал смешанное чувство страха и рвения. Когда большая волна покатилась вспять, я нырнул и позволил ей засосать себя в море. Считанные секунды спустя меня выбросило обратно к пляжу на самом гребне другой мощной волны, что несла меня вперед подобно торпеде. Затем она раскрутила меня, словно дохлую рыбину, и припечатала к песку так крепко, что спина еще несколько дней болела.
Я держался сколько мог, катаясь на прибое и дожидаясь, пока следующая большая волна выбросит меня обратно на берег.
Когда я закончил, уже стемнело и повылезали мириады сикарах — микроскопических незримых комариков. Ковыляя к машине, я чувствовал вкус крови во рту.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Понедельник был решающим днем, и не успел я толком проснуться, как почувствовал напряжение. Я опять проспал, и был уже полдень. После торопливого завтрака я поспешил прямо в редакцию.
Когда я туда добрался, то обнаружил на лестнице Моберга. Он вдумчиво читал прикнопленную к двери записку. Записка была длинная и путаная, а по существу там говорилось, что газета продана лицу, управляющему имуществом несостоятельного должника, и что все претензии к прежним владельцам будут надлежащим образом рассмотрены «Стейн Энтерпрайзис» из Майами, что в штате Флорида.
Закончив читать, Моберг повернулся ко мне.
— Так нечестно, — заключил он. — Мы должны вломиться и вынести оттуда все, что не приколочено. Мне нужны деньги — у меня всего десять долларов. — Прежде чем я смог его остановить, он ударом ноги вышиб из двери стекло. — Пошли, — сказал он, пролезая в дыру. — Я знаю, где он мелкую наличность держит.
Тут затрезвонил звонок, и я потащил Моберга назад.
— Ты, псих ненормальный, — пробормотал я. — Из-за тебя сигнализация сработала. Надо поскорее отсюда сваливать, пока полиция не явилась.
Мы поехали к Элу и нашли там всю нашу компанию. Сгрудившись вокруг большого стола в патио, журналисты лихорадочно обсуждали ситуацию. Моросящий дождик вынудил их сдвинуться так плотно, словно они замышляли как минимум убийство Лоттермана.
— Вот свинья, — возмутился Моберг. — Он мог бы нам в пятницу заплатить. У него куча денег — я сам видел.
Сала рассмеялся.
— У Гитлера тоже была куча денег, но он никогда по счетам не платил.
Шварц грустно покачал головой.
— Хотел бы я пробраться в редакцию. Мне нужно несколько звонков сделать. — Он многозначительно кивнул. — Международных звонков — в Париж, к примеру. А еще в Кению и Токио.
— Зачем тебе в Токио? — спросил Моберг. — Тебя там убить могут.
— Ты хочешь сказать, это тебя там убить могут, — поправил Шварц. — А у меня там свои дела.
Моберг покачал головой.
— У меня в Токио друзья. А ты никогда друзей не заводишь — мудак ты, Шварц.
— Ах ты грязный пропойца! — воскликнул Шварц, резко вставая. — Еще одно слово — и по морде получишь!
Моберг непринужденно рассмеялся.
— Совсем ты, Шварц, дуркуешь. Гляди не пукни. Шварц быстро обошел вокруг стола и сделал такой замах, словно собрался бейсбольный мячик бросить. Будь у Моберга хоть какие-то рефлексы, он бы успел сто раз увернуться. Но он остался сидеть на месте и запросто позволил Шварцу сшибить себя со стула.
Зрелище вышло классное, и Шварц явно был доволен собой.
— Это тебя кое-чему научит, — пробормотал он, направляясь к двери. — Увидимся позже, ребята, — крикнул он нам. — Не могу с этим алкашом рядом находиться.
Моберг ухмыльнулся и харкнул ему вслед.
— Скоро вернусь, — сказал он нам. — Я должен в Рио-Пьедрас с одной бабой увидеться — деньги нужны.
Наблюдая, как он уходит, Сала грустно качал головой.
— Навидался я в жизни уродов, но с этим никто и рядом не стоит.
— Брось, — сказал я. — Моберг твой друг. Никогда этого не забывай.
Тем же вечером мы отправились на вечеринку в саду, которую давали Союз любителей рома и Торговая палата Сан-Хуана в честь духа американской образованности. Белый оштукатуренный дом смотрелся весьма затейливо — казалось, он расползается во все стороны. Позади располагался сад. В этом саду топталось не меньше сотни людей — в основном в вечерних туалетах. По одну сторону сада тянулся длинный бар, и я сразу туда поспешил. Там уже, в темпе напиваясь, торчал Донован. Он украдкой распахнул пиджак и показал мне засунутый за пояс тесак.
— Вот, смотри, — сказал он. — Мы готовы.
«Готовы? — подумал я. — К чему? Перерезать Лоттерману горло?»
Сад был полон известных толстосумов и заезжих студентов. В стороне от толпы я заметил Йемона, обнимавшего редкостно красивую девушку. Они делили пинту джина и громко смеялись. Йемон напялил черные нейлоновые перчатки, которые я счел зловещим предзнаменованием. «Господи, — подумал я, — эти идиоты уже прошли в Зазеркалье». Мне же этого совсем не хотелось.
Вечеринка была роскошная. Оркестр на веранде снова и снова играл «Сьелито-Линдо». Музыканты придали мелодии безумный темп вальса, и всякий раз, как они заканчивали, танцующие громогласно требовали еще. По неясной для меня причине этот момент запомнился мне отчетливее любого другого в Пуэрто-Рико. Чувственный зеленый сад, окруженный пальмами и кирпичной стеной; длинный бар, полный бутылок и льда, а за ним бармен в белом костюме; пожилая толпа в ярких платьях и смокингах, мирно беседующая на лужайке. Теплая карибская ночь, где время идет медленно и словно бы на почтительном расстоянии.
Кто-то положил мне руку на плечо. Это оказался Сала.
— Лоттерман здесь, — сообщил он. — Мы хотим его прижать.
И тут мы услышали пронзительный вопль. Я посмотрел в другую сторону сада и заметил там какую-то суматоху. Затем раздался еще вопль, и я узнал голос Моберга.
— Осторо-ожно! — вопил он. — Береги-ись!
Я добрался туда как раз в тот самый момент, когда он поднимался с земли. Лоттерман стоял над ним, грозно размахивая кулаками.
— Ты, алканавт вонючий! Ты же убить меня хотел!
Моберг медленно встал и отряхнулся.
— Ты заслужил смерть, — прорычал он. — Умри же как крыса.
Лоттерман весь дрожал, а лицо его побагровело. Быстро подскочив к Мобергу, он снова его ударил. Моберг отлетел на каких-то людей, которые тщетно пытались убраться с дороги. Где-то рядом я услышал смех, а потом чей-то голос произнес:
— Один из парней Эда пытался его на какую-то монету развести. И ты смотри, как он завелся!
Лоттерман бессвязно вопил и колошматил Моберга, отгоняя его все дальше в толпу. Отчаянно призывая на помощь, Моберг наконец наткнулся на шедшего в противоположную сторону Йемона. Йемон отшвырнул шведа в сторону и что-то крикнул Лоттерману. Мне удалось разобрать только «мозги вышибу».
Я увидел, как физиономия Лоттермана перекашивается от изумления. Он стоял как соляной столп, когда Йемон дал ему по мозгам и отшвырнул футов на шесть. Какое-то мгновение Лоттерман дико шатался, а потом рухнул на траву — кровь потекла у него из глаз и ушей. Затем, краешком глаза, я увидел, как некая темная фигура опрометью несется через сад и врезается в эту группу подобно пушечному ядру. Все повалились на землю, но первым на ногах оказалось пушечное ядро — а если точнее, то Донован. На его безумной физиономии сияла улыбка подлинного берсерка, когда он хватал одного из мужчин за голову и разбивал ему морду о дерево. Йемон вытащил Лоттермана из-под другого мужчины и плотными ударами принялся гонять его по саду, используя как боксерскую грушу.
