Владимир Соловьев - Апокалипсис от Владимира
Конечно, из данной последовательности жен обязательно выпадают бросившие нас. Здесь любая последующая будет существенно лучше прежней, по крайней мере до момента расставания. Но вообще-то от еврейских жен, как правило, не уходят. И не потому, что они замечательные матери (что бесспорно), прекрасные любовницы (в чем сильно сомневаюсь) или верные боевые подруги (что не дай бог узнать). Причина в ином. Они чемпионки мира по выпиванию мужской крови при расставании. Еврейская жена вместе с ее многочисленными родственниками при разводе устроят тебе такой ад, что бежать из него будет просто некуда. Куда ни пойдешь — обязательно там окажутся ее тети, дяди, племянники и знакомые, смотрящие на тебя со значением. Уж лучше бы сразу застрелили!
Ее папа и мама (не смей, мерзавец, так говорить о моих родителях!) будут нудеть по телефону и при встрече. Доведут до истерики вашу маму и на этом не успокоятся. Будут писать письма протеста в партком, местком, профком, кнессет, Думу, ООН, Кремль, местную газету, на радио и даже на телевидение «самому Андрюшеньке Малахову»! Забудьте о работе и нажитом состоянии. Если вам и удастся вырваться из цепких еврейских лапок, то только голым и в кровоточащих ранах. Бездомным, безработным изгоем общества с тремя приводами в милицию за хулиганку. Всем общим друзьям ваша бывшая позвонит и раскроет глаза — какой вы изверг на самом деле. А под конец, переступив через себя, позвонит этой подколодной змеюке-разлучнице и поведает ей обо всем, в том числе и о случаях недержания мочи в пятилетнем возрасте, о которых вы самонадеянно забыли. Кому вы такой красивый после всего этого будете нужны?
Поэтому пуганый еврей как муж всегда второсортен. Пройдя чистилище развода, он пытается в следующем браке заранее подготовиться к грядущей войне и, как хомяк, прячет имущество, превращая свою жизнь в бесконечное ожидание бури. При этом всегда оказывается не готов. Так что с годами прыть угасает, а похоть находит выход в череде романов на стороне. И уж если евреи и вырываются на свободу, то, как правило, во времена глобальных катаклизмов, когда традиционные иерархические структуры оказываются разрушенными и письма в местком и профком не то что не доходят, но даже не возвращаются адресату — сама почта не работает, и испортить репутацию уже ничто не может, так как и сама-то она никому не нужна.
Только не надо нас принимать за борцов за свободу мужчин! Мы просто самовлюбленные лентяи, предпочитающие виртуальные прожитые жизни изменениям в настоящей. Заметьте, я ни разу не упомянул о таком тяжелом якоре в семейных отношениях, как дети. Ну чем не фактор стабильности? Хотя, с другой стороны, они никуда не денутся и при разводе, ведь им по-прежнему будут нужны деньги и мудрый совет. Тем не менее общеизвестно, что евреи любят своих детей.
Да-да, детей, а вовсе не свежую кровь невинно убиенных христианских младенцев по утрам на голодный желудок. И откуда только эта чушь появилась? Как же тогда жили евреи до появления христианства? Что, не завтракали пару тысяч лет, а потом выделили из своих же рядов апостолов и первых христиан для прокорма? Какими же идиотами надо было быть, чтобы такое придумать? Уж точно еще большими, в это поверит только дитя неразумное размером пятьдесят на пятьдесят сантиметров.
С уверенностью могу сказать, что антисемитизм — это форма душевного расстройства. Ничем иным объяснить маниакальную уверенность в существующем заговоре, к которому евреи подключаются по факту рождения, невозможно. Причем заметьте — к сговорившимся евреям относят любых граждан при наличии у них самого дальнего родственника с любой стороны. Родится ребенок с капелькой еврейской крови, и все — он уже носитель тайного знания и подлый заговорщик. Опровергать все это — себе дороже, при разговорах с душевнобольными логика бессмысленна. Хотя можно попробовать еще разок. Итак, в современной Европе на конец двадцатого века жило аж шестнадцать миллионов прямых потомков Чингисхана. Учитывая, что Авраам жил за тысячелетия до него, несложно понять, что людей без его капельки у себя в крови практически нет. Примите мои поздравления.
Итак, евреи любят своих детей, но скорее умозрительно. Прикольно, что они есть и иногда на нас похожи. Приятно, что ими можно гордиться как продолжением себя, и замечательно, что они могут принести стакан воды и сходить за газетой. Здорово. Как очень точно заметила одна умная еврейская девочка в разговоре со своими родителями: «Папа любит, когда мы с мамой дома, но в соседней комнате». Это очень точное определение.
Воспитательный процесс ограничивается выделением финансов и личным примером. Сходить с детьми куда-то, где ими можно похвастаться или и без них интересно — еще куда ни шло, но выполнять тяжелую работу по воспитанию на ежедневной основе — увольте, это не для нас. При этом мы детей обожаем. На расстоянии, изредка подходя к карапузу и делая «козу». Интерес к ним просыпается позже, когда они становятся личностями, способными осознать, как им повезло родиться именно в этой семье, от такого замечательного отца, и умеют поддержать беседу точными и ненавязчивыми фразами.
При этом необходимо учитывать, что при всей легкой циничности данного подхода мы разительно преображаемся, когда возникает реальная угроза семье. Болезнь или враги вызывают к жизни механизмы мобилизации, и на ваших глазах амебоподобный, безответственный отец превращается в решительного бесстрашного стратега, разрабатывающего эффективный план действий и немедленно его реализующего. Сюсюкающий еврей — редкость, но могучий воин, скинувший личину зашуганного и испуганного ботаника — вполне обыденное явление.
ГЛАВА 31
Удивительно — как люди умудряются жить и заниматься обычными делами, когда сравнительно недалеко от них, всего в паре часов лета, мучительно гибнет древнейшая цивилизация? Уже через несколько дней после нашего не самого удачного визита к Даниилу жизнь вошла в прежний размеренный ритм. На наши шеи развязно взгромоздилась истосковавшаяся по чужому горбу рутина. Приходилось решать множество задач, о которых мы раньше даже подумать не могли. Во многом стал понятен груз, прежде лежавший на плечах большевиков: взять власть еще полдела, вот как распорядиться — это вопрос!
Неожиданно возникли вопросы экономики и политики. Хотя мы и заручились полным пониманием со стороны Кремля, со временем выяснилось, что и он не всесилен. К сожалению, существует множество вопросов, на которые не найти ответа в Библии. Передать функцию разъяснения было некому, так что пришлось нам самим разгребать кучу запросов от органов власти разного уровня. К счастью, для этой работы идеально подошел Никита — вот уж где его таланты проявились полностью. Особенно он любил вопросы землеотводов и разрешений на строительство в Москве. Поначалу его решения пытались блокировать местные начальники, но Никита нашел довольно эффективный способ убедить их в собственной правоте. Собрав весь кагал в здании Моссовета, он воздел руки к небу и потребовал, чтобы волосы тех, кто принимает решение за взятки, покинули головы своих хозяев. А для пущей убедительности добавил: «И пусть кожа почернеет у них и у тех, кто принимает решения в интересах своих родственников!» Очевидно, что после этого все московские чиновники стали донельзя узнаваемыми людьми. Зрелище из негров-муниципалов с зеркально лысыми головами некоторое время забавляло всю столицу, но по просьбе Путина я все же вернул им прежний облик. Повременив пару дней из вредности. После этого все проблемы с коррупцией в Москве оказались решены.
Никита оказался совершенно незаменим и в разрешении бесконечных коммерческих споров, которыми я категорически не хотел заниматься. Да ко мне и не обращались после одного довольно комичного случая. С этим сумасшедшим графиком я уже не помню когда, но точно совсем недавно, раздается звонок. Звонит Слава Сурков. Чувствую по голосу, что в комнате он не один.
— Владимир Рудольфович? — говорит он. — Привет, как дела? Как Эльга, все ли нормально?
Одним словом, обычная вежливая прелюдия. Активно поддерживаю беседу и жду развития событий.
— Знаешь, тут у меня сейчас Миша Фридман, — через некоторое время выдавливает из себя Сурков, — и у него к тебе есть один короткий разговор. Ты не мог бы уделить ему минут десять-пятнадцать?
Я не стал спрашивать о том, кто такой этот господин Фридман. Я и так знаю — банкир, нефтяник, один из самых богатых людей страны. Не могу сказать, что встреча с ним входила в мои планы, но никакого повода отказывать Суркову я не видел. Так что решили встретиться, но от предложения заехать в банк я отказался категорически — остался ждать у себя в Апостольском приказе. Не прошло и пятнадцати минут, как мне доложили, что гость в приемной. Я попросил проводить его ко мне.
