Василий Аксенов - Желток яйца
— Да вы, наверное, молодой человек, подозреваете меня в монархических взглядах? — Его «О» в этот вечер были округлы и подчеркнуты, как вся «деревенская литература». — А все-таки, молодой человек, этот кусочек золота на самом деле — сувенир вашей героической революции!
Ну, что за волшебное слово! Едва услышав слово «революция», гости стали собираться вокруг полковника: мадам Абажур, профессор Хуссако, достопочтенный Генри Тоусенд Трастайм, эсквайр, со своей новой помощницей… Какое возбуждающее, ей-ей, афродизиакальное слово!
— Это кольцо — память моей матери, которая щипала красных бойцов во время гражданской войны, а сделано оно из монеты, данной моей матери раненым буденовцем, а происходило это в глубоком тылу Белой армии…
Всегда, когда скрытый монархист повествовал эту полностью фальшивую и несколько похабную историю, он чувствовал себя, как тяжелый налим, выскользающий из сети. С другой стороны, всякий раз, как история завершалась, он испытывал странное удовлетворение, некое сладкое бодрое пощипыванье: уте-е-ек, опять у-у-тек! Подлый грязный лгун, думала Марта, стоя неподалеку с превосходной дипломатической улыбкой на устах, бледных, словно листья колхозной кукурузы.
Все зааплодировали дивному советскому джентльмену, все, включая трио новых приятельниц Жукоборца, то есть трех сестер трех разных человеческих рас, Милиции Онто-Потоцки, Глории Чэмберлен и Иэн Уоу, которых он представил коллегам как членов вашингтонской интеллектуальной богемы, немного в стиле Бертольда Брехта; или, так сказать, Старый Стокгольм. Штатное трио Тройного Эл, Пинки, Рози и Монти Блю, было в восторге: О, Брехт! О, да!
Теперь у нас есть время для риторического вопроса? Кто когда-либо превзошел Либеральную лигу в ее приверженности к принципам терпимости? Гордо и триумфально мы можем ответить утвердительным отрицанием: никто!
Появление, рука об руку, Джима Доллархайда и Урсулы Усрис на лягушачьем вечере Кондо дель Мондо оказалось немедленным подтверждением приведенного выше молниеносного лирического отступления. Никто из гостей не был шокирован некомплектностью их туалетов, то есть обрывками странных одеяний, болтающихся на их великолепных телах. Наоборот, все были в восторге от изобретательности и оригинальности молодых людей, а птица Гласности, Филларион Фофанофф, открыл объятия и сказал, что он просто умирает от желания слиться с ними, с двумя его ближайшими душами в мире, раствориться в них и вознестись к чистому экстазу, без всяких осадков.
Камнями по воронам, подумала Урсула, похоже, что проклятые русские начисто лишены чувства ревности!
Что касается спецагента Доллархайда, то он был просто захлестнут чувством цельности и причинности (состояние ума и души, известное под кодовым именем «счастье»). Ну, как вам это нравится, сама позвонила, сказала, что жаждет повторить встречу Леди Стальная Пятка и Маэстро Паганини! Ему казалось, что он танцует вальсы и мазурки в духе Русской Романтической Поэзии, он готов был уже бряцать воображаемыми гусарскими шпорами, выпивать до дна бутылки вина «Кометы», мчаться опрометью то к одной, то к другой группе дискутирующих лягушатников… спорить до зари о чем угодно… почему бы не о Достоевском, братцы?… Почему бы не о Марксе, сестренки?…Почему бы не о потерянных рукописях, дамы и господа? Вдруг, внезапно, как гром среди ясного неба, его пошали к телефону.
— Келькьюн ву телефоне, месье, — сказала Филиситата Хи-срарчикос, держа трубку в своих длинных пальцах арфистки. — Же круа ке вуз алле инвите вотр ами а нотр петит суаре, не-с-па? Уверена, что вы пригласите вашего друга на нашу маленькую вечеринку, не так ли?
Русский имперский гусар быстро исчез в побрякивающих шпорами па-де-де мазурки, тогда как контрразведчик ФБР ощетинился по тревоге. Кто мог сегодня вечером выследить его в Кондо дель Мондо? Старший агент д'Аваланш? Какой-нибудь тип привидений? Фантомы литературы, истории, археологии? Валькирии, наконец?
Густой бархатный голос, спокойный, но не без некоторых драматических извивов, принадлежал человеку, которого Джим решительно исключал из своего списка предположений. «Ради всей цивилизации, умоляю вас, мистер Доллархайд, покинуть на минуту вашу вечеринку», — произнес генерал Егоров.
Они встретились на углу улиц «М» (»Метрополь») и Двадцать Третьей (улицы 23-го залпа). Этот перекресток недавно трансформировался из затхлой параши южного захолустья в деловой район мировой столицы с тремя величественными отелями в чисто постмодернистском стиле, с толпой, жужжащей в космополитической абракадабре, а также с лимузинами, постоянно разгружающими очаровательный груз длинноногих и мини-юбочных посетительниц дорогих нумеров-с.
В этот раз наш корифей гастрономии был одет в белый комбинезон и твердую пластмассовую каску, что делало его похожим на подлинного члена того класса, чье счастье было главной заботой его организации.
Он пригласил Джима в маленький фургончик с надписью на борту: «Маляры по радуге и К°». Они сели на скамейки напротив друг друга, между ними оказалось три ведра краски. Синяя, красная и белая, Заметил Джим. Есть в этом какой-то смысл?
Мясистая рука легла на костлявое колено спецагента:
— Подошел решающий момент истории, мой друг! Интересно, все они так склонны к дешевой театральщине?
— Без ложной высокопарности, сынок, скажу тебе: перед нами момент истории!
Извольте, я уже его «сынок»!
— Мы должны действовать быстро и решительно, иначе история плюнет в рожи двух слабаков, двух соскососов, которые не смогли для нее пошевелить и пальцем!
Нельзя не оценить этот мастерский оксиморон, сопровождаемый усмешкой, хотя нельзя и не поставить под вопрос уместность пребывания мародерской лапы на молодежном колене.
Егоров продолжал:
— Дело в том, что я на девяносто процентов убежден, что суперструктура, о которой мы говорили пару недель назад, в настоящее время находится здесь, в Кондо дель Мондо. Мои многомесячные попытки напасть на ее след вдруг привели к неожиданным результатам. Мы не можем себе позволить упустить такой шанс! Главная проблема состоит в том, как выделить суперструктуру из тридцати пяти любителей лягушачьих ножек. В чьем теле она путешествует?
— В чьем теле путешествует суперструктура? — пробормотал Джим. — Да вы впадаете в мистицизм, генерал.
— А как мне этого избежать, спецагент, — горячечно прошептал Егоров. — Оглянитесь! Разве вы не видите вокруг взрыва мистицизма? Хотел бы я послать на большой фулуфуй все школы позитивной мысли, в том числе разгребанный Институт марксизма-ленинизма, с теми фактами, что я недавно собрал в пользу негативной мысли. Ты только подумай, Джим-лапуля, обычное дело внедрения агента в столицу потенциального противника превращается в череду кошмаров, в вакханалию монстров среднего размера! — А чего мы можем ждать завтра? Позволь мне сказать тебе, Джим, как мужчина мужчине, что последствия нашей халатности могут превзойти самое дикое воображение, перепахать тут все поперек борозды. Прошу прощения за прямой перевод…
— Что нам нужно делать? — спросил Джим. Егоров вздохнул с облегчением.
— Слава Богу, что есть такой парень, как вы, Джим. Слушай, ты возвращаешься на вечеринку и плотно наблюдаешь всех присутствующих. Тем временем я буду давить на суперструктуру средствами, которые я сейчас имею в своем распоряжении. Как только ты заметишь, что кому-то стало не по себе, что кого-то затрясло или законвульсировало, ты немедленно сообщаешь мне об этом по уоки-токи…
— Простите, генерал, но почему вы выбрали меня для такой деликатной операции? Насколько я знаю, у вас есть свои люди в Кондо дель Мондо, — невинно спросил Джим.
— Ненадежны, — проворчал Егоров. — Один погряз во вздорном монархизме, другая — старомодная коммунистическая халява, третий — просто дурацкий просчет нашего руководства, и я не собираюсь держать в секрете своего отношения к такому небрежному отбору наших заокеанских оперативников! Что касается четвертого… хм… думаю, что хватит… в общем не па кого положиться…
— Значит, я здесь — это единственный человек нашей профессии и сторонник либеральной цивилизации, которому вы можете доверять, и мы, стало быть, коллеги, да? — улыбнулся Джим.
— Ну, разумеется, — серьезно кивнул Егоров.
Джим усмехнулся. Что за миражи тут развешивает этот дюжий, хитрый мужик? О'кей, в соответствии с традициями наших праотцев, тех всадников пустыни, что всегда скакали к не-ведомым горизонтам, пойдем на риск сотрудничества, однако прежде всего проверю товарища генерала нашим личным сверхсекретным испытательным устройством, то есть левым мизинцем. Он осторожно удалил мясистую жабу генеральской руки со своего колена, а затем вонзил свой сверлящий палец в генеральское пузо.
