Герман Садулаев - Таблетка
– Какой клей, бабушка?
– Рыбий клей! Они за нашими ловцами рыбьи потроха собирали. Мужики пойдут на Терек, рыбы наловят, тут же разделают, потроха в кусты. А русалки уже там – хватают да тащат.
– Зачем же им потроха?
– Вот балбес! Я же говорю. Они ещё мак собирали. И с тех потрохов да из мака варили клей. Наварят и лижут. Только то не еда им была, а дурное снадобье. А человеку тот клей есть нельзя. Бывало, покушает наш станичник рыбьего клею да станет сам не свой. Срам не прикрывает, в церкву не ходит, землю не пашет. И ничего ему больше не нужно, только клей тот сосать. Хуже пьяницы! Сам, как русалка, станет. Или в город уйдёт.
– Вот чудно-то как! А откуда же те русалки взялись?
– А ниоткуда. Они тут всегда жили, впредь нас. Это мы взялись. Кто с России пришёл, кто с Украины. Пришли да побили русалок, всё племя вывели. Они хоть и сильны, но ни веры у них, ни оружия. Так, голые аблезяны.
– Обезьяны, бабушка.
– Что?
– Ты неправильно говоришь – аблезяны. Нет такого слова в русском языке. Правильно надо говорить – обезьяны.
– Ишь ты, засранец! Бабушку взялся учить говорить по-русски! Сам-то русский штоль? Раульивич!
– Ну и что, что Раульевич? У меня в школе по русскому языку пятёрка! И по литературе.
– Ну, раз ты такой вумный, не буду тебе ничего рассказывать, поди сам всё знаешь…
Бабушка обижается, но это в шутку. И отца моего она любит. А уж отец-то души в тёще не чает. Не как в анекдотах.
– Ну, бабушка! Я же так только сказал. Имя чудное – аблезяна. Но у тебя не ошибка, а диалект. Фольклорная ценность.
– Слов-то умных нагородил! Небось, навыдумывал.
Бабушка вроде бурчит, но, видно, довольна осталась. Задумалась и досказывает:
– Старые люди говорили, что раньше были у тех русалок и сёла, и пашни и города с большими базарами. Сильная держава была! Да рыбий клей погубил. Клей тот – вроде как волшебство, но обманное. О чём человек задумает, клей слизывая, то ему и чудится, будто есть оно.
– А это, бабушка, как?
– А так. Вот хочет кто одежду нарядную. Ему бы садиться да шить. А слизнёт клея – и кажется ему, что он весь в парче да шелках. В зеркало глянет, собой любуется. А люди вокруг, те, что клея не пробовали, видят, что человек тот – голый. Или коня захочет, клея глотнёт, и мнится ему, что есть конь. Возьмёт хворостину и мчится по полю, сам себя по пяткам хлеща, как оглашённый. И даже что про еду – понюхает только клей, и кажется ему, что сыт, и рыбы поел, и мяса, и хлеба свежего, и вином запил – живот пучит, сам шатается! Да только голод ведь не обманешь. Когда совсем не есть, клей нюхать, то если и спухнешь, так с голоду. Ведь только те русалки хоть как-то живы оставались, которые яблочки ели или что ещё. Но пахать перестали, дома строить. Даже рыбу ловить разучились! А вот уменье своё, как клей варить, не потеряли и никому не рассказывали.
– Как же они рассказали бы, если и говорить не умели?
– Потом не умели, но раньше могли. Как же без речи у них государство держалось бы? А всё равно, рыбий клей у русалок всегда был большой секрет. Он же их и сгубил. Перемёрли от плохого питания, от непогоды, от войн. Вот клея накушается, вообразит у себя меч в руках и машет им, машет. А наш казак смеётся, видит, что машет русалка пустой рукой. Подойдёт да прирежет.
– Что же казаки были такие злые?
– Да как иначе? Те русалки только место зря на земле занимали. Скот пугали, сады ломали, а ещё приставали к добрым христианам с прелюбодейскими намерениями.
– Как они… приставали?
– Мал ты ишшо, чтобы знать.
– Расскажи, бабушка. Так расскажи… без подробностей.
– Ну как, для примеру, если то русалка мужик, то встанет поперёк улицы, девкам нашим путь загородит. Да весь надуется, рожи корчит. Он-то думает, что весь разодетый, в штанах с лампасами, черкеске с газырями, при папахе и шашке в ножнах, да в седле коня доброго, чисто гарный казак! Клея-то наглотался. А девки видят – голый мужик, и срам выпирает так, что прости Господи! Девки бежать, он за ними, бежит, мудями гремит! Ну, тут казаки выйдут из хат, которые тем девкам отцы, братья да женихи, и зарубят нечестивца срамного.
– О как!
– А если русалка баба, то пойдёт к казакам, когда те невод тянут или чем другим полезным заняты, и ну кочевряжиться! Оно понятно, клей лизнула, в воду поглядела – чистая принцесса, в шелках-жемчугах, фатой прикрытая. А сама, бесстыдница, голая, и по ноге у неё течёт. Казаки, те, конечно, которые в вере слабы, губы вывалят. Да казачки за ними следили. Подзатыльников казакам надают, а нехристь кочергами излупят, в Терек загонят да утопят в омуте.
– Какая жестокость!
– Это не жестокость, внучок. Этожисть. Вот так помалу и извели всех русалок.
– Ну, бабушка, ты понарассказывала! Такого ни в одной книжке нет. Особенно где про русалок. Это больше на снежного человека похоже! Почему же вы их русалками звали?
– Да как почему? Они-то сами мычали да рычали только. Хы-хы, зы-зы да ры-ры. Имени своего не знали. А разве это порядок? Надо же, чтобы у всякой твари было какое-то имя…
Заключение
В одну из бессонных ночей в мою дверь постучали. Всё правильно, звонок не работает. Я открыл сразу, не спрашивая, кто. Я знал. Кто ещё мог ко мне прийти? Да ещё в такое позднее время.
– Ну что ж, проходи и садись, Мак!
– Меня зовут Максимус. Только она могла называть меня Мак. Но она ушла. Как и все остальные.
Он вошёл и присел на край разобранной кровати.
– Хочешь, я её верну? Или сделаю так, чтобы она не уходила?
Я сел на крутящееся кресло перед столом с компьютером, на котором набирал свой текст.
– Нет. Всё правильно, я должен остаться один.
– Чего же ты хочешь?
– Ты должен ответить мне на вопросы. У меня скопилось много вопросов. Как ты меня нашёл?
Он усмехнулся и молча показал мне мою собственную визитку. На визитке было отпечатано только одно слово: «Создатель».
– Я чувствую, что дело идёт к концу. Ты загадал слишком много загадок. Нагрузил меня всеми своими сомнениями. Теперь ты должен дать правильные ответы.
– Спрашивай.
– Можно, я закурю?
– Нет. Ты бросил. Итак, какой будет твой второй вопрос?
Не обращая внимания на мои слова, он достал сигарету из пачки, щелкнул серебряной зажигалкой и затянулся.
– Начну с самого простого. Белые и чёрные хазары, славяне и русы, эльфы и прочая сказочная поебень: элита действительно чем-то природно отличается от обыкновенных людей? Они другие, по расе, крови, чёрт знает чему ещё или это такие же гопники, как и мы с тобой, просто ухватившие фортуну за хвост?
– И да, и нет. Противоречие кажущееся. Каждая элита вынуждена для сохранения своего господства одновременно решать две противоположные задачи: доказывать своё тождество с покорённым народом и своё отличие от него. Первое – для того чтобы уверить население, что печётся о его интересах, будучи плоть от плоти народной. Второе – чтобы обосновать, почему именно она занимает это место, а не любые другие гопники. От того и все расхождения в источниках. Они фиксируют моменты, когда элита, из соображений ситуации, делала акцент то на одном, то на другом утверждении.
– Ладно. Вопрос из другой области: любит ли меня Бог?
– «Господь ни к кому не испытывает ни любви, ни ненависти, хотя так может показаться».
– Почему-то я не сомневался в том, что ты будешь отвечать именно так.
– Как – «так»?
– Никак. В том-то всё и дело.
– Это Веданта-сутра. К ней написано большое количество комментариев.
– Я вижу, ты заканчиваешь ещё один.
– «Веданта» значит «конец знания». Конец всего знания. После Веданта-сутры любая книга может быть только комментарием к ней.
– Вернёмся на грешную землю. На нашу землю. Всё материальное, что только использует человек, сейчас выращивают и собирают в странах «третьего мира». А все идеи и грёзы производит по-прежнему «первый мир». От «второго мира» осталась одна Россия. И Россия не делает ничего. Только ест и спит. Ест чужую пищу и грезит чужими снами. Как долго это может продолжаться? Пока не кончатся нефть и газ? И что будет дальше? Меня беспокоят судьбы России.
– О, это ещё не самое страшное, поверь мне! Главное, чтобы тебя не беспокоила печень или зубная боль.
– Очень смешно.
– Вовсе не смешно. Когда болят зубы – совсем не до смеха. Лично я предпочёл бы самое сильное беспокойство о судьбах России среднему беспокойству от пульпита или пародонтоза. Я уже не говорю о расстройстве пищеварения. Вот что действительно осложняет жизнь.
– Не строй из себя доктора. Ты всего лишь создатель.
– Хорошо сказано. Но так уж тут создано, что никакой России и нет. Что, по-твоему, Россия? Этот пустырь?
– Пустошь.
– Эта пустошь была тут до того, как ей дали имя – Россия. И когда России не будет, эта пустошь продолжит существовать, можешь за неё не беспокоиться. Если она окончательно вымрет, её заселят другие люди и дадут ей другое название. Тебе так важно название? И потом, ты же не русский, с чего вдруг тебя так беспокоит Россия? Где именно она у тебя болит?
