Валерий Бочков - К югу от Вирджинии

– А летом, летом было полное раздолье. Отсюда на велике и до озера двадцать минут. Нам, конечно, запрещали. Но… – она снова хихикнула. – Но!

Она резко встала, подошла к окну.

– Меня допрашивали в полиции, – не поворачиваясь, проговорила Хильда, – но я, правда, ничего не помнила. Меня нашли на берегу, без сознания. Я вся была в крови, насквозь, вся одежда, трусы, даже в кедах кровь хлюпала. Но это не моя была кровь, у меня ни одной царапины не было. Это ее, Марты, кровь была. Они потом определили.

Хильда прижала палец к стеклу и стала рисовать скрипучие круги.

– Они, эти полицейские из Мемфиса, мне не верили. А я, правда, помню только, как мы прикатили к озеру, велики бросили. Вода еще холодная была, мы на берегу играли. Потом Марта зашла в камыши, позвала меня, я видела ее платье сквозь траву, синее в горох белый. Ну, я тоже пошла туда, в камыши, а ее нет. Я зову: Марта, ты где? Вот же – откликается – тут я! Слышно, что совсем рядом, я туда иду, а там никого.

Девчонка вдруг замолчала, слышен был лишь мерзкий скрип стекла.

– Они там все прочесали, с собаками. Камыши эти чертовы. Ее не нашли. Это мне потом рассказали, я четыре недели в Ноксвилле лежала, в больнице. В дурке. – Она хихикнула. – Они решили, что я чокнулась, а я просто не помнила ничего. Они говорили – возможны кошмары, зрительные галлюцинации… идиоты. Мне вообще ничего не снится. Кошмары…

Хильда нервно повернулась, подошла к черному зеву камина. Наступила на кочергу, пнула ее ногой.

– А вот папаша, дядя Вилли, тот и вправду слетел с резьбы. Он слышал, как Марта его зовет. Здесь, в доме – голос то с чердака, то из стены. Будто замуровали ее. Он разворотил весь дом, в стенах продолбил дыры, говорил, пусть воздух к ней туда идет, к дочке моей. Тетя Ханна хотела забрать Карла и к родителям уйти… – Хильда запнулась. – Ну, короче, не успела. Дядя Вилли их, а потом себя… Ножом кухонным. Говорили, что кровь через потолок протекла, из спальни. Он их во сне… Там, в спальне.

Полина непроизвольно подняла глаза на темный потолок, девчонка заметила ее взгляд, тоже посмотрела наверх.

– Да нет, отскребли, замазали. Не видно ничего. – Она хмыкнула. – Да толку-то! Никто тут и задаром жить не согласится. Из наших, данцигских.

Повисла тишина. Полина хмуро спросила:

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Ну как? Вы ж тут живете. Может, и вы какие-нибудь звуки из стен слышали? Или с чердака?

– С чердака… – задумчиво повторила Полина и быстро спросила: – А ты и Лорейн… ты и мисс Андик эти истории рассказывала?

– О! Лорейн! – Хильда резко повернулась. – Мисс Андик!

Девчонка возбужденно заходила по гостиной, остановилась на середине, нервно подтянула перчатки.

– Зачем вы спрашиваете про нее? – Лицо Хильды стало злым. – Какое вам дело до Лорейн?

Девчонка неожиданно подняла с пола кочергу и с размаху ударила по каминной решетке. Решетка загудела набатом. Повернулась – безумные глаза с ненавистью смотрели на Полину.

– Лорейн! Завидуете ей? Вам до нее далеко, до этой хитрой жидовочки! – Она отбросила кочергу на пол. – Вы дилетант, ваше кокетство не лучше обезьяньего кривляния! Неужели вы думали, что он клюнет на такую дешевку? Вот Лорейн – это да! Это был класс! Высший пилотаж! Как же ловко расставляла она сети, приманивала жалостными взглядами, прямо Эсфирь! Томная тоска, страждущее сердце, невинная душа: о, приди, мой рыцарь! Спаси и защити, заключи меня в объятья, о, мой Зигфрид! – девчонка, кривляясь, обняла себя. – Сука! Тварь!

Хильда с размаху двинула ногой стул, тот отскочил в угол. Она резко повернулась к Полине, уперла тугие черные кулаки в бедра:

– Где дневник?

Полине стало страшно от взгляда безумных глаз.

– Где дневник? – раздельно произнесла Хильда. – Где?

Полина медленно поднялась, глухо сказала:

– Пошла вон отсюда.

Девчонка не двинулась.

– Где дневник? – повторила она.

– Нет никакого дневника.

– Мисс Рыжик, – Хильда нервно ухмыльнулась. – Вы мне действительно симпатичны. Симпатичны своим простодушием, наивностью… Своими неуклюжими попытками соблазнить его. Неужели вам могла прийти в голову фантазия, что такой человек, как он, – Хильда сделала паузу и ткнула пальцем вверх, – может и вправду заинтересоваться вами? Нет, серьезно?

– Убирайся. – Полина шагнула к ней, девчонка неожиданно толкнула ее в грудь кулаками, толкнула сильно, Полина бухнулась в кресло.

– Дневник! – Хильда наклонилась к ней. – Не зли меня, отдай по-хорошему.

Полина инстинктивно подалась назад, вжалась в спинку кресла. «Это керосин, – догадалась она, – от девчонки воняет керосином. – У Полины вспотели ладони, она впилась ногтями в поручни кресла. Ей стало по-настоящему жутко. – Она ведь просто сумасшедшая, просто сумасшедшая, эта девчонка!»

– Мне смертельно хочется рассказать кому-то. – Хильда проговорила с ласковой угрозой. – Но некому. Глина не в счет, он дебил. Раб. Да и он все знает сам. Давайте я вам расскажу? История занятная, про учительницу. Так что вам точно интересно будет.

Хильда хихикнула, глаза у нее блестели.

– Вы знаете, мисс Рыжик, молитву «Не введи во искушение, огради от лукавого»? Хотя о чем я, вы ж атеистка, – она засмеялась. – Там есть такая строчка: «Ибо сатана рядится в одежды лучезарные». Лучезарные, понимаете? Не черт с рогами и козлиной мордой, а светлый лик, сладкие речи. Вот в каком обличье он приходит. Ведь именно в этом вся бесовская хитрость и есть – подловить твою слабость, которая даже и не слабость вовсе, а скорее добродетель. Ведь не назовешь же слабостью сострадание? Или жалость? Или желание помочь ближнему? Но именно на этом тебя и ловит дьявол, в этом-то и вся лукавость бесовская! Оттого монахи и начинают одолевать свою волю с вещей малых и смешных порой, а кончают полной самодисциплиной, полным одолением воли! Полным контролем воли!

Она сжала кулак и звонко ударила им в ладонь.

– А те, кто без веры в душе, как Лорейн или как вы, мисс Рыжик, вы ж вроде пустой варежки на снегу. Дьявол туда руку – шасть! И крути-верти вами как угодно, хоть так, хоть эдак. – Хильда помахала рукой. – А натура женская, она подла по природе своей, даже у самых искренних – подлость там внутри. Подлость и злость! – Она отрывисто засмеялась. – По себе знаю!

Полина не двигалась, ногти до боли впились в обшивку кресла.

– Я поначалу хотела предостеречь ее, не хотела я ничего делать. – Хильда проговорила тихо, с сожалением. – А потом, я видела, как он к ней относится. Как смотрит на нее. Я не хотела делать ему больно, ведь он… – она запнулась. – Но когда эта сучка решила его окрутить, когда она забеременела…

Лицо Хильды стало жестким, злым.

– Вот хирург, вскрывает нарыв, выдавливает гной. Больной кричит, ему больно. Но хирург знает – это правильная боль, нужная. Без нее не обойтись, без боли этой.

Она замолчала, вдруг отрывисто засмеялась.

– Нет, правда, когда я придумала с этим енотом… – от смеха она даже закашлялась. – Эта дура в полицию звонила! Два раза! У меня был ключ, когда ее не было, я переставляла вещи, тряпки ее раскидывала. Подкладывали ей птиц, Глина им головы отстригал, ножницами. Садист! Такой… такой дурак, – она снова засмеялась. – Под конец у нее точно резьбу сорвало. Как она на урок приходила, вот умора! Я надеялась, что она со страху сбежит… или чокнется и ее в психушку заткнут.

Хильда выпрямилась, посмотрела в окно.

– Она написала ему, что расскажет всем. Придет в воскресенье в церковь, выйдет к алтарю и расскажет. – Хильда поежилась, словно замерзла. – Зря… Я это письмо у него в кабинете нашла… Ну, уж после этого…

Хильда грустно развела руками:

– Ползала на коленях, умоляла меня. Там, наверху. Потом Глина вытащил ее из ванны, привязал к велосипеду. Глина пикап пригнал отцовский. Отвезли ее к озеру.

– Ты что… – прошептала Полина. – Так вы что, ее?..

Хильда печально улыбнулась и кивнула:

– Там, перед камышами, где сосна сломанная, омут там. Глина хотел в камышах бросить, дебил. Говорил, все равно никто искать не будет. Нет, в омуте надежней все-таки. Мы нашли лодку, весел не было, мы руками гребли, – она засмеялась, показала ладошками, как они гребли. – Надежней, в омуте.

Полина сидела как парализованная, у нее вдруг появилось странное чувство апатии, будто это все происходит не с ней.

– Да, кстати, – вспомнила Хильда. – Вот ведь, чуть не забыла…

Не снимая перчатки, она сунула руку в карман, достала что-то, протянула Полине. Та взяла, долго не могла понять, что это: какая-то пластмассовая игрушка, маленькая скрюченная фигурка, похожая на наездника. Она поднесла ближе, разглядела голубой шлем, круглые пилотские очки. Это был летчик, такие входили в комплект моделей военных самолетов, которые они клеили с майором.

Полина рывком выскочила из кресла, толкнула Хильду в грудь, та, охнув, сбила журнальный стол, отлетела к дивану. Полина оказалась в прихожей, трясущейся рукой открыла замок. Распахнула дверь. В проеме кто-то стоял. Этот кто-то сграбастал ее, крепко сжав, поднял, как тряпичную куклу. Ногой закрыл дверь.