Дон Делилло - Падающий
Он и не заметил, как поранился. Его поранил кто-то из братьев, не иначе, случайно, в схватке, и он приветствовал кровь, но не боль, которая становилась нестерпимой. И тут он припомнил кое-что давно забытое. Припомнил мальчишек-шиитов на поле боя при Шатт-эль-Араб. Увидел, как они появляются из окопов и из-за редутов и бегут по болотистой равнине к позициям противника, разинув рты в смертном крике. Он черпал силы в этой картине — видел, как пулеметы косят их, волну за волной, сотни, а за ними и тысячи мальчишек, полки смертников, шеи обвязаны красными платками, под платками — пластмассовые ключи от дверей рая.
Произнеси священные слова.
Запахнись поплотнее.
Смотри в одну точку.
Душу свою неси в руках.
Он был уверен, что может заглянуть прямо в башни, хотя сидит к ним спиной. Он не знал, где сейчас самолет, но был уверен, что может видеть затылком и сквозь сталь и алюминий самолета: продолговатые силуэты, контуры, формы, фигуры — все материальное — ближе, еще ближе.
Благочестивые предки перед битвой плотно запахивали одежду. Предки дали имя пути, которым теперь идут они. Возможна ли лучшая смерть?
В ближайшие секунды простятся все грехи твоей жизни.
В ближайшие секунды между тобой и вечной жизнью не будет никаких преград.
Ты просишь смерти, и вот она пришла — придет через несколько секунд.
Он затрясся. Толком не понял отчего — это самолет или только он сам? Качался взад-вперед на кресле, мучаясь от боли. Услышал где-то в салоне шум. Боль усиливалась. Он слышал голоса, восторженные возгласы из салона или кабины — неясно, откуда. На кухне что-то свалилось со стола.
Он пристегнул ремень.
Со стола на кухне, с той стороны прохода, свалилась бутылка, и он смотрел, как она катается туда-сюда, бутылка из-под воды, пустая, описывает дугу в одну сторону и перекатывается обратно; смотрел, как бутылка завертелась быстрее, а потом скользнула по полу за миг до столкновения самолета с башней, жарко, запах керосина, пожар, и взрывная волна прокатилась по зданию, вышибла Кейта Ньедекера из кресла и швырнула на стену. Он обнаружил, что пытается войти в стену. И только уткнувшись в нее носом, уронил телефон. Пол из-под ног выдернули, он потерял равновесие, сполз по стене.
Увидел, как по коридору скачет стул, в замедленном темпе. Померещилось, что прямо на глазах потолок покрылся рябью, приподнялся и покрылся рябью. Он закрыл голову руками и сел на корточки, уткнувшись лицом в колени. Сознавал: вокруг происходят колоссальные сдвиги и еще что-то, не столь масштабное, незримое, вещи ползут или скользят, — а еще звуки, которые не имеют отношения ни к одному материальному предмету: это трещит и стонет глубинная структура мира.
Шевелилось под ним, а потом зашевелилось со всех сторон: энергично, вопреки всей логике. Башня шатается. Ага, теперь ясно. Башня начала отклоняться влево, кренилась долго, и он приподнял голову. Раздвинул колени, высунул голову, чтобы прислушаться. Попытался не дергаться, попытался сделать вдох, попытался прислушаться. Там, за дверью в коридоре, он увидел, если не померещилось, человека на коленях, в первой, еще полупрозрачной волне дыма и пыли фигуру в позе глубокой сосредоточенности, с откинутой головой, в пиджаке, надетом наполовину, свисающем с плеча.
Вдруг он почувствовал: башня больше не клонится. Крен казался вечным и немыслимым, и он сидел и вслушивался, однако через какое-то время башня стала медленно выпрямляться. Он не знал, куда завалился телефон, но слышал голос с того конца провода — все еще здесь, где-то там. Увидел: по потолку побежала рябь. Со всех сторон воняло, чем-то знакомым, но чем же?
Когда башня, пошатываясь, наконец-то вернулась в вертикальное положение, он отжался от пола, вскочил на ноги, шагнул к двери. Потолок в дальнем конце коридора застонал и разверзся. Слышалось отчетливо: потолок напрягся, потом разверзся, сверху что-то посыпалось: панели, перегородки. Коридор заволокло гипсовой пылью, раздались голоса. Что бы ни происходило, в памяти ничего не задерживалось. Он чувствовал: все накатывается и проваливается в пустоту, которая разверзлась внутри него.
Человек никуда не делся — стоял на коленях в дверном проеме кабинета напротив, напряженно размышляя о чем- то, сквозь его рубашку проступала кровь. Лицо знакомое: он то ли клиент, то ли поверенный; и они переглянулись. Не выразить, сколько значили для них эти взгляды. В коридоре перекликались. Он взял с вешалки свой пиджак. Потянулся и взял пиджак с вешалки на двери, толком не понимая зачем, но и не ощущая нелепости этого действия: напрочь забыл, что такое нелепость.
Пошел по коридору, на ходу надевая пиджак. Люди двигались к выходам, навстречу ему, шагали, откашливались, помогали другим. Перебирались через обломки, с суровой целеустремленностью на лицах. По лицам было видно: все понимают, как далеко до уровня земли. С ним заговаривали — один или двое, — а он кивал в ответ или не кивал. Заговаривали с ним и глядели. Вон, идет: думает, что без пиджака никак нельзя, идет не туда.
Воняло керосином: теперь он распознал, вонь сочилась с верхних этажей. Он добрался до кабинета Ромси на том конце коридора. Внутрь пришлось протискиваться. Перелез через стулья, разбросанные книги, опрокинутый каталожный шкаф. Увидел обнаженные балки, шпренгели на месте потолка. Кружка, из которой Ромси пил кофе, разбилась у него в руках. Он все еще держал обломок чашки, продев палец в ручку.
Только на Ромси он не походил. Он сидел в своем кресле, склонив голову набок. Его ударило чем-то большим и тяжелым, когда обвалился потолок, или даже раньше, при первом спазме. Лицо уткнуто в плечо. Крови мало — так, ерунда, — мало.
Кейт заговорил с ним.
Присел рядом на корточки, взял его за руку и смотрел на него, разговаривал с ним. Из уголка рта Ромси потекла струйка — что-то наподобие желчи. Как выглядит желчь? Он увидел отметину на его голове, вмятину, след от зубила: глубокий, обнажена влажная плоть с нервами.
Кабинет был маленький, импровизированный: выгородка в углу, вид на полоску утреннего неба. Он ощутил близость мертвых. Это чувствовалось в клубах пыли.
Он смотрел, как человек в кресле дышит. Дышит. Выглядит как инвалид, парализованный от рождения, голова на вывернутой шее уткнулась в плечо, круглые сутки в кресле.
Где-то наверху пожар: горел керосин, из вентиляционной решетки валил дым, а потом дым появился за окном, сползал по фасаду.
Он разогнул указательный палец Ромси и вытащил обломок кружки.
Поднялся на ноги, окинул его взглядом. Заговорил с ним. Сказал, что не может вывезти его отсюда на кресле, хоть оно и на колесиках, потому что везде обломки, выпалил быстро, скороговоркой, обломками завалило дверь и коридор, говорил быстро, чтобы и мысли не медлили.
Сверху посыпалось всякое: предмет за предметом, по одному, валились из дыры в потолке, и он попытался выволочь Ромси из кресла. Потом… что-то снаружи… промелькнуло в окне. Сначала промелькнуло, и только потом он это увидел и невольно обмер, глядя в пустоту, поддерживая Ромси под мышки.
Он не мог отделаться от этой картины: нечто на расстоянии двадцати футов, миг, когда мимо окна что-то пролетело боком, белая рубашка, вскинутая рука; не успел разглядеть — скрылось. Теперь обломки падали дождем. По этажам катилось эхо, прямо перед носом рвались провода, всюду витала белая пыль. Он стоял, пережидал, не отпуская Ромси. Разбилась стеклянная перегородка: что-то свалилось, загремело, и стекло, вздрогнув, лопнуло, а потом не выдержала стена позади.
Потребовалось время, чтобы приподняться на локтях и выползти. На лице точно пылала сотня пожаров, каждый с булавочную головку, стало трудно дышать. Он отыскал Ромси в дыму и пыли, лежащего ничком в руинах, истекающего кровью. Попытался приподнять его, перевернуть, обнаружил, что левая рука не слушается, но все-таки сумел повернуть, частично.
Хотел взвалить Ромси к себе на закорки, подталкивая тело локтем левой руки, правой подтягивая за ремень: попытался подхватить его, приподнять.
Начал поднимать, почувствовал щеками тепло: от крови на рубашке Ромси, крови, смешанной с пылью. Ромси подпрыгнул в его объятиях. В горле у него что-то забулькало, внезапно, полсекунды, полуудушье, и тут откуда-то хлынула кровь, и Кейт отвернулся, все еще стискивая рукой ремень. Ждал, пытался дышать. Посмотрел на Ромси: тот немного откатился в сторону, руки и торс обмякли, лицо нездешнее. Все, чем был Ромси, распалось вдребезги. Кейт вцепился в пряжку ремня. Стоял и смотрел, а Ромси открыл глаза и умер. Тогда-то он и задумался, что тут, собственно, происходит.
По коридору летели бумажки, шелестя на ветру, который врывался в здание, видимо, откуда-то сверху.
В офисах по обе стороны, еле различимые, — мертвецы.
Он вылез, перебравшись через обломки рухнувшей стены, и медленно пошел на голоса.
