Умберто Эко - Маятник Фуко
— А есть что-то общее в двух культах?
— Скажем так: для всех афро-бразильских религий в любом случае характерно, что во время ритуала участники впадают в транс и в их тело входит сверхъестественная сила. На кандомбле — ориша, в умбанде — духи усопших.
— Я забыла свою страну и свою расу, — сказала Ампаро. — Боже милостивый, немножко Европы и немножко исторического материализма — и у меня из головы вытеснилось все. А ведь об этом в свое время мне рассказывала бабушка…
— Немного исторического материализма? — усмехнулся Алье. — Мнится мне, я что-то об этом слышал… Как же, как же, апокалиптическое верование, открытое уроженцем Трира…
Я прижал к себе локоть Ампаро.
— Но пасаран, любовь моя.
— Вот это да, — охнула она.
Алье, вероятно, расслышал наш полушепотный разговор.
— Могущество синкретизма почти что неисповедимо, моя дорогая. Если вам больше нравится, я могу предложить политическую интерпретацию того же самого процесса. Законы девятнадцатого века возвратили рабам их свободу, но в стремлении искоренить следы былого позора были уничтожены любые, в том числе документальные свидетельства времен работорговли. Рабы становятся вольными, но у них нет прошлого. Исходя из этого, они стремятся восстановить хотя бы коллективное самосознание, поскольку родового и семейного они лишились. Этим и обусловлен возврат к корням. Таков их специфический способ противостоять, как выражается ваше юное поколение, давлению верхов.
— Но если вы только что сами говорили, что в дело замешаны эти европейские секты… — возразила Ампаро.
— Моя милая, чистота — роскошь, а рабам достается что дают. Но они мстят. И мстя, захватывают в плен больше белых, чем вы можете подумать. Изначальные африканские культы отличались всеми слабостями, свойственными религиям, были привязаны к месту, к этносу, не имели будущего. Но соприкоснувшись с мифами колонизаторов, они сумели воспроизвести античное чудо: вдохнули новую жизнь в мистерийные культы второго и третьего веков нашей эры, возникшие в Средиземноморском регионе из религии одряхлевающего Рима и из тех древних заквасок, которые бродили в Персии, Египте, доиудейской Палестине… Во времена поздней Империи в Африку попадают огромные заряды средиземноморской религиозности, и Африка их аккумулирует, накапливает, конденсирует. Европу загубило христианство, настоянное на «государственном интересе», в то время как Африка принимала в себя сокровища знания и тихо копила их с древнейших пор, те самые сокровища, которыми во времена египтян она поделилась с греками, а те бессмысленно промотали свое богатство….
28
Есть тело, которое объемлет весь единый мир, и представляй его в круговой форме, ибо это есть форма Всего… Вообрази теперь, что в круге этого тела пребывают 36 деканов, в центре между кругом всеобщим и кругом солнопутья, разделяя эти два круга и как бы ограничивая зодиак, увлекаемые вдоль зодиака с планетами… Смена царей, рост городов, голод, чума, отливы морей, земной трус, ничто из этого не бывает помимо влияния деканов….
Герметический корпус. /Corpus Hermeticum, Stobaeus, excerptum VI/— Да что это за сокровища такие?
— Вы представляете себе, как грандиозна была эпоха второго — третьего веков после пришествия Христова? Не роскошами империи на излете ее владычества, а тем, что попутно расцветало в средиземноморском бассейне. В Риме преторианцы потрошили императоров, а в Средиземноморье звенела слава Апулея, вершились мистерии Изиды, наблюдался великий возврат духовности — неоплатонизм, гностицизм… Благословенные времена, когда христиане еще не захватили власть в свои руки и не начали посылать на смерть еретиков. О дивная эпоха, царствование Нуса,[67] поэзия экстаза, присутствие явлений, эманаций, даймонов и ангельских когорт. Это знание диффузное, несвязное, древнее, как древен мир, оно восходит ко временам ранее Пифагора, к брахманам Индии, к евреям, к волхвам, к гимнософистам и даже к варварам самого крайнего севера, к друидам Галлии и Британских островов. В свое время греки называли этих пришельцев варварами, потому что те бормотали бур-бур, вар-вар, не умели изъясниться, их наречия для изнеженного уха звучали как песий лай. А в ту эпоху, о которой сейчас речь, наоборот, считалось, что варвары гораздо более сведущи, чем эллины, именно потому, что их языки скрытны. Вы думаете, все, кто будет плясать сегодня, знают тайный смысл всех песен и магических имен? К счастию, нет, каждое непонятное слово для них — упражнение для дыхания, мистические вокализы. О, эпоха Антонинов… Мир был полон поразительных совпадений и тончайших подобий, следовало проницать их, проницаться ими, обращаться ко снам, оракулам, волшбе, что позволяло воздействовать на природу и на ее силы, подвигая подобное подобным. Мудрость неуловима, летуча, неподвластна ни одной мере. Вот почему в ту эпоху бог-победитель — это Гермес, изобретатель любых уловок, бог перекрестков и воров, одушевитель писательства, искусства уклончивого и гибкого, покровитель навигации, уводящий вдаль за все границы, туда, где все смешалось на горизонте, бог подъемных лебедок, помогающих отрывать камни от почвы, и оружия, умеющего претворять жизнь в смерть, бог водяных насосов, вздымающих в воздух жидкую стихию, бог философии, которая обманывает и манит… Знаете, где живет Гермес в наше время? Да тут, за дверью, его называют Эшу, он у богов на посылках, посредник, коммерсант, не ведающий различий между злом и добром.
Взгляд его стал лукавым, почти вызывающим.
— Вы считаете, что я слишком свободно перераспределяю богов — как Гермес свои товары? Взгляните на эту брошюру, я купил ее утром в известном книжном магазине в Пелуриньо. Магия и таинства святого Киприана, рецепты, как приворожить любимого или наслать смерть на врага, мольбы к ангелам и Святой Деве. Популярная литература для мистиков черного цвета. Речь идет о святом Киприане Антиохийском, о котором существует огромная литература Серебряного века. Родители хотели, чтобы он был всесторонне образован, познал все, что происходит на земле, в воздухе и морской пучине, они отправили его в самые дальние страны, чтобы он постиг все таинства, понял, как рождаются и разлагаются травы, изучил свойства растений и животных, не те, которым учит естествознание, а те, о которых говорят тайные науки, глубоко скрытые в архаических пропастях и далеких традициях. И Киприан в Дельфах посвятил себя Аполлону, познал таинства Митры, в пятнадцать лет в сопровождении пятнадцати иерофантов он участвовал на Олимпе в ритуале заклинания Князя мира сего, чтобы контролировать его интриги, в Аргосе был посвящен в таинства Геры, во Фригии обучился пророчеству, гепатоскопии, и не было ничего на земле, в море и на небе, чего бы он не знал; его пониманию теперь доступны привидения, любые объекты знаний, любые ухищрения, даже искусство превращения при помощи колдовства писаний. В подземных храмах Мемфиса он узнал, как демоны общаются с земными объектами, какие места вызывают у них отвращение, какие предметы они любят, как они живут во мраке, как противодействуют в некоторых сферах, как умеют завладеть душой и телом и что им дают высшие знания, он постиг память, страх, иллюзии, искусство вызывать землетрясения и влиять на подземные течения… Потом, увы, он обратился в новую веру, но крохи его знаний сохранились. И сейчас мы обнаруживаем их здесь, на устах и в умах этих убогих, которых вы окрестили идолопоклонниками.
— Моя милая, только что вы посмотрели на меня с мыслью: он из «бывших». Но кто на самом деле — вы или я — живет в прошлом? Вы, желающая подарить своей стране все ужасы трудящегося, индустриального века, или я, желающий, чтобы наша бедная Европа снова переняла естественность и веру у детей рабов?
— Господи, — вздохнула Ампаро, — вам хорошо известно, что это только способ, чтобы они сидели тихо…
— Не чтобы сидели тихо, а чтобы и дальше культивировали ожидание. Без чувства ожидания не существует даже рая, не этому ли учили вы, европейцы?
— Вы считаете меня европейкой?
— Важен не цвет кожи, а вера в Предание. Чтобы вернуть чувство ожидания Западу, парализованному благосостоянием, эти язычники, возможно, страдают, но им еще доступен язык духов природы, воздуха, вод, ветров…
— Вы опять хотите нас эксплуатировать?
— Опять?
— Да, и вы должны были этому научиться в восемьдесят девятом году, граф. Это все у нас вот где сидит! — сказала Ампаро, ангельски улыбаясь, и прямой красивой ладонью полоснула себя по горлу.
Я хотел ее всю, с ног до головы.
— Драматично — молвил Алье, доставая из жилетного кармана табакерку и нежно поглаживая ее. — Так вы меня узнали? Но в восемьдесят девятом году не рабы лишались голов, а храбрые буржуа, которых вы, должно быть, ненавидите. Впрочем, граф Сен-Жермен в течение многих веков видел столько скатившихся с плеч и столько возвратившихся на плечи голов. Но вот к нам идет мать святого, иалориша.