Вернуться домой - Чистов Олег
— Иван Семеныч, можно я их сам провожу на вокзал?
Улыбнувшись, комендант ответил:
— Да ради Бога. Возьмешь нашу машину и отвезешь.
После паузы:
— Адресок-то их не забыл?
— Спасибо! — и, смущаясь, добавил: — Конечно, помню.
Вытянув перед собой руки, потянулся всем телом:
— Вздремнуть, что ли, тоже?
Согнул руку в локте, положил ее на стол и уронил голову. В комнате наступила тишина. Комендант смотрел на стриженый затылок парня, слушал детское сонное сопенье и думал: «Господи, как же я соскучился по такой тишине, по детскому сопенью рядом. Вроде все было недавно, а кажется, что прошла уже вечность. Что же ты, проклятая война, с нами делаешь?»
Глава 20
ЭШЕЛОН ИДЕТ НА ВОСТОК
Накрытый несколькими слоями шинельного сукна, глухо задребезжал телефонный звонок. Сунув руку под сукно, комендант снял трубку. Вытянул телефонный шнур на всю длину, отошел подальше от стола. Понизив голос, ответил:
— Слушаю вас.
Слушал, ответил почти шепотом:
— У меня тут мертвый час. Ваши «крестнички», детишки из Ленинграда, приморились немного, спят после обеда, да и мой помощник тоже. Вот поэтому и шепчу. Пусть поспят.
Звонила военврач из госпиталя, просила помочь определить на ближайший эшелон одного из выписанных раненых — ему дали недельный отпуск домой. Узнав, куда старшине надо добираться, комендант даже обрадовался:
— Обязательно помогу, дети ведь, тоже туда едут. Будут вместе ехать, все взрослый пригляд будет. К эшелону мой помощник поедет, все объясню ему, пусть ваш старшина к первому вагону подходит, там и встретятся.
Примерно через час разбудил старшего лейтенанта. Глянул на его помятое лицо, взъерошенные волосы:
— Иди умойся, приведи себя в порядок, будем потихоньку ребят поднимать. Пора собираться.
Пока помощник плескался под раковиной в соседнем помещении, расстелил на столе газету и высыпал на нее весь оставшийся кусковой сахар, завернул. Пододвинул к свертку баночку с остатками меда. Когда в комнату вернулся помощник, отвел его к окну. Стал тихо инструктировать его. Объяснил, что с ребятами должен ехать взрослый дядька — старшина из отпускников, из того же города, куда эвакуировали детский сад.
— Размести их в одном купе, он мужик, говорят, серьезный, пусть приглядывает за ребятней, дорога она и есть дорога. Он город знает, проводит до места. Давай, будем поднимать ребят.
Подошел к дивану, притронулся к Катиному плечу. Девушка сразу проснулась, повернула голову.
— Вставай, дочка, надо собираться потихоньку.
Девушка села на диване:
— Пойду, пока сама умоюсь, а они пусть еще чуток поспят. Сколько у нас времени есть?
— Да не спеши ты, есть еще время.
Умывшись и причесавшись, Катя начала будить малышей. С трудом растолкав их, отправила умываться. Подполковник начал объяснять Катерине насчет их попутчика. Закончил так:
— Я старшего лейтенанта предупредил, и ты, Катерина, на него надави, если что. Не дай Бог поезд придет ночью, город большой, незнакомый, как вы там будете, а он вас обещался до самого места проводить. Так что имей это в виду.
— Хорошо, спасибо вам большое за все-все.
— Да брось ты, нашла за что благодарить. Возьми-ка вот, убери в узелок, в дороге-то кипяток будет, чайку попьете, — пододвинул к ней сверток с банкой.
— Ой, да что вы, зачем, у нас все есть.
— А ну, разговорчики в строю, — шутливо скомандовал комендант. — Собирай все и одевай ребят.
Катя начала помогать детям одеваться, а подполковник повернулся к помощнику.
— Сергей, шоферу-то сказал, чтобы машину прогрел, а то ребятки сейчас с тепла да в холодную железяку?
— Обижаете, Иван Семеныч, конечно, сказал, минут десять уже как прогревает.
— Ну и хорошо.
Провожать отъезжающих пошел до самой машины. Потрепал по головам малышей, прижал к себе Катерину, сказал:
— Ты уж, дочка, поосторожней там, в поезде, война все же идет, народ разный может шататься. Держитесь дядьки-попутчика. Как обустроитесь на месте, черкни мне пару строк, не поленись, чтобы у меня сердце на месте было. Сергей адресок вам оставит.
— Конечно, Иван Семенович, обязательно напишу.
— Ну, давайте!
И чуть не добавил: «С Богом». Но удержался, а может быть, и прошептал вослед отъезжающей машине.
Ранние зимние сумерки окутали городок. На улицах — никого. На окнах домов плотные шторы светомаскировки, ни огонька. Только узкие лучи затемненных фар машины бегут по искрящемуся на морозе снегу.
Приехали на вокзал. Вот здесь было оживленно. Суетились группки отъезжающих, слышались команды военных. У санитарного вагона заканчивали погрузку раненых, отправлявшихся в более дальние, тыловые госпитали. Пыхтел выхлопами пара, изредка отплевывался тонкой струйкой горячей воды черный паровоз. От него пахнуло горелым углем и смазкой. До отправления оставались считаные минуты.
Докуривая самокрутку, у первого вагона их дожидался высокий старшина. Бросил окурок, козырнул старшему лейтенанту, представился. Лет сорок с лишним, пшеничные, с темным пятном от курева, пушистые усы. Присел на корточки перед малышами, весело сказал:
— Что, «огольцы», вместе едем, оно и правильно, довезу вас в целости и сохранности. Вместе-то веселей будет.
Поднялись в вагон. Детвора сразу начала спорить и делить, кто на какой лавке спать будет. Естественно, претендуя на верхние. Забрасывая вещмешок на вторую полку, старшина пресек споры:
— Так, слушать сюда. Днем можете лазать, где хотите, а спать будете вместе вот здесь, — и похлопал по правой нижней полке.
Заметив недовольство на детских лицах, добавил более строго.
— Вон какие худые, запросто поместитесь. Еще не хватало, чтобы с верхней загремели. Это вам не городская электричка, а военный эшелон, так может тряхануть, что не соберешь потом вас. Все понятно?
Под его строгим взглядом детишки притихли, присмирели.
— Если понятно, то размещаемся и поехали.
Начал расстегивать и снимать шинель. Катя с Сергеем стояли в проходе. Достав из кармана гимнастерки листок бумажки, Сергей протянул его девушке.
— Здесь наш адрес с Иваном Семеновичем, как он говорил, не забудьте, напишите, а то он волноваться будет, — и, смутившись, добавил тихо: — Я тоже.
— О чем вы говорите, Сергей, конечно, как только доберемся до места, так сразу и напишу. Бабулькам нашим тоже, они просили.
Слегка покраснев, с еле заметными просительными нотками в голосе парень продолжил:
— Я уже просился на фронт, пока не отпускают, обещали через месячишко. Можно я вам напишу потом, с фронта?
Поднял глаза на девушку. Она радостно улыбалась:
— Конечно, буду ждать!
Эшелон слегка дернулся. Катя протянула ему ладошку, прощаясь. Сергей схватил девичью кисть, слегка пожал, сияющие глаза встретились.
— Побегу я, счастливо вам.
— И тебе, Сергей, счастливо, постарайся уцелеть, пиши, буду ждать.
Уже из тамбура парень громко крикнул:
— Постараюсь, обязательно напишу, жди меня!
Эшелон еще раз дернулся и тронулся, набирая скорость. Опираясь на палку, Сергей старался бежать вровень с вагоном, сколько мог, и все махал и махал одной рукой. Вот таким Катя и запомнила его на всю жизнь.
Николай замолчал. Долго, бесцельно крутил сигаретную пачку в руках, обдумывая что-то. Спросил:
— Рассказывая, я буду отвлекаться, перескакивать в воспоминаниях, мне так легче. Ты не запутаешься, все поймешь?
— Ради Бога, рассказывай как тебе удобно, не запутаюсь.
— Мне было лет двенадцать. Болел ангиной. У нас в детском доме был изолятор для подобных случаев, но тетя Катя меня туда никогда не помещала. При детском доме у нее была небольшая квартирка из двух комнатушек, где она и прожила всю жизнь. Когда я болел, она просто забирала меня к себе, чтобы я не контачил с другими детьми. Четыре-пять дней жил у нее, делал уроки, лечился, а когда болезнь отступала, возвращался в свою группу к ребятам. Естественно, ребята мне завидовали, считали меня любимчиком Екатерины Николаевны. Так оно и было, но других поблажек от нее не было.
