Марек Хальтер - Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь

— Прежде чем продолжить, я хочу получить от свидетельницы кое-какие разъяснения по первичным результатам обыска…

Я ощутил спазм в желудке. Члены Комиссии вскинулись в своих креслах. Маккарти и Никсон, прищурившись, глядели на Марину. Мигом навострили уши! Марина продолжала разглядывать свои руки, будто вдруг позабыла английский.

Вуд одобрительно мигнул.

— Не возражаю, господин прокурор.

— Мисс Гусеева, мы у вас не нашли ни одного письма. Ни единого. Это странно, не правда ли? Каждый хранит хоть какое-то письмишко. У вас что, нет друзей?

Марина его впервые удостоила взглядом. Долгим, растерянным.

— Действительно… у меня нет друзей.

— Прям-таки ни единого?

— Вы же знаете, откуда я приехала. Иностранке не так уж легко завести друзей. Особенно когда люди узнают, что она русская.

— Но вам все-таки помогали…

— Я общалась только с коллегами по работе. Они были со мной приветливы. Но это не друзья… Возможно, я сама виновата. В России ко всем относятся настороженно: еще неизвестно, что этот друг способен выкинуть. И Биробиджан тут не исключение.

— А писательница Дороти Паркер разве не ваша подруга?

Марина не ответила. Казалось, и не собирается.

Ну вот, началось! Кон забросил свой крючок.

Нахмурившись, Марина открыла рот, но не произнесла ни звука. Предчувствуя победу, Кон задал вопрос таким снисходительным тоном, каким пригласил бы старушку на тур вальса:

— Так вы знакомы с Дороти Паркер?

— Да, я…

— В вашей библиотеке обнаружена книга Дороти Паркер, карманное издание с надписью на титуле: «Моей дорогой, такой трепетной Марии, которая всегда может рассчитывать на мою поддержку и ту взаимопомощь, что делает нас, женщин, непобедимыми». Эта надпись датирована 20 сентября 1947-го. Судя по посвящению, книга подарена именно вам, поскольку вы себя называете Марией Эпрон. Я прав?

— Да.

— Вы хорошо знакомы с Дороти Паркер, мисс Гусеева?

— Я с ней познакомилась четыре года назад, когда приехала в Голливуд. Она мне действительно помогла. В частности, советом перебраться из Голливуда в Нью-Йорк.

— Знаете ли вы, что она коммунистка?

— Нет. И я в это не верю! Она мне никогда не говорила ничего такого, чтобы это заподозрить.

— А разве вам неизвестно, что полмесяца назад ФБР допрашивало миссис Паркер и она признала себя коммунисткой?

— Нет.

— Об этом писали все газеты.

— Не читаю газет. Я им не доверяю.

— В Голливуде вы никогда не беседовали с миссис Паркер о политике?

— Никогда. Но мне было известно, что еще до войны она основала Антинацистскую лигу, помогавшую беженцам из Германии.

— Ну, а чем она занималась после? Как же вы могли не знать, если были с ней так близки?

— Вовсе не близки. Она мне помогала, относилась с большой симпатией…

— Вы знали, что она активистка Движения за гражданские права?

— Доти объяснила мне цель этого движения: добиться равенства прав черных и белых.

— И что вы об этом думаете?

— Считаю справедливым. Я сообщила Доти, что в Советском Союзе уже достигнуто полное равноправие. Включая неотъемлемое право каждого сдохнуть в лагере.

— И как на это отреагировала миссис Паркер?

— Рассмеялась.

— Ей было известно, кто вы на самом деле?

— Если вы о моей русской фамилии, то нет.

— Значит, вы ей представились Марией Эпрон?

— Да.

— Почему?

— Сами знаете.

— Потому что тогда надо было рассказать и про гибель агента Эпрона?

— В том числе.

— А также признаться, что вы не еврейка?

— Я к ней обратилась, чтобы она мне помогла найти работу. Это было совсем непросто. В Голливуде сотни актеров жаждут ролей. А Доти там была знаменитостью, писала сценарии для крупнейших киностудий.

— Она помогала в основном евреям, так?

— Нет, вовсе не так!

— Вы, конечно, знаете, что ее настоящая фамилия не Паркер, а Ротшильд…

— Паркер — самая настоящая, по мужу. Доти всегда терпеть не могла своего отца, не желала носить его фамилию. Она мне рассказывала. Да это и общеизвестно, никакой не секрет.

— Выходит, вопреки вашему недавнему заявлению, вы в курсе всех дел миссис Паркер. То есть ее близкая подруга.

— Доти — самый отзывчивый человек из всех, кого я встречала в этой стране. Она помогла мне подрабатывать в Голливуде. Посвятила во все тонкости американской киноиндустрии. А также объяснила, почему я не гожусь для Голливуда. И ввела меня в театральный мир.

— А еще забыли упомянуть об ее щедрости. Переселившись в Нью-Йорк, вы, мисс Гусеева, в течение трех с половиной месяцев проживали в «Волни-отеле», 7-я улица, 23, Верхний Ист-Сайд. Это шикарный дом между 5-й авеню и Мэдисон. Цена проживания — двести семьдесят пять долларов в месяц. Счет, разумеется, оплатила Дороти Паркер.

Кон почуял, что рыбка уже на крючке, пора подсекать. Никсон издал рычание. Маккарти ощерился во всю свою пасть. Впервые с начала слушания Марина покраснела.

— Как вы объясните такую исключительную щедрость?

— Спросите у Дороти.

— Отвечайте на вопрос, мисс, — проворчал Вуд.

— Доти совсем не интересовали деньги. Они ей были не нужны.

— И все-таки вы утверждаете, что вы не подруги? — настаивал Вуд.

— Я вам уже объяснила, что не умею заводить друзей.

— А не потому ли миссис Паркер вам помогала, что вы с ней принадлежали к одной агентской сети, были товарищами по партии?

— Да вы что?!

— Миссис Паркер признала себя коммунисткой.

— А я не коммунистка! Как же я могу быть коммунисткой после того, что они сделали с Майклом?

— Тогда почему вы скрыли от миссис Паркер свою ненависть к коммунистам? Почему не попытались изменить ее взгляды?

— Зачем мне это?

— И вас не смущало, что ваше пребывание в «Волни-отеле» оплачивает коммунистка?

— Я оттуда переехала, чтобы избавить Доти от лишних расходов.

— Только поэтому, а не потому, что она коммунистка?

— Нет!

— И все-таки, почему тогда?

— Повторяю: чтобы не вводить Доти в расходы. К тому же в богатом квартале я чувствовала себя неуютно. Разве этого мало?

— А не потому ли еще, что вы ей солгали, выдав себя за еврейку? В Биробиджане вы ловко всех провели.

— Возможно, и поэтому.

— Или еще и потому, чтобы найти жилье поукромней, более пригодное для шпионажа?

— Чушь!

— Миссис Паркер никогда не упоминала о некоем Отто Каце?

— Нет.

— Это имя вам ничего не говорит?

— Я слышала его в Голливуде. Кажется, он был мужем Марлен Дитрих.

— А вам известно, что его разыскивает ФБР и что он хороший знакомый миссис Паркер?

— Нет.

— А знаком ли вам некий Гарри Голд?

— Нет.

— Так ли?

— Откуда мне его знать?

— А не приходилось ли вам встречаться с некими Мортоном Собеллом и Дэвидом Гринглассом?

— Нет. Никогда о них не слыхала.

— А с неким Джоэлом Барром?

— Нет.

— С Альфредом Сарантом?

— Нет.

— С Уильямом Пёрлом?

— Не знакома ни с кем из этих людей.

— Даже никогда не слыхали о Собелле, Мортоне Собелле?

— Я уже вам сказала.

— Странно, мисс Гусеева, учитывая, что он ваш сосед. Живет в том же доме: Хестер-стрит, 35, Нижний Ист-Сайд. И прямо над вами.

Оборвалось цоканье стенографисток. Воцарилась тревожная тишина. Маккарти и Никсон плотоядно ухмыльнулись. Мундт наморщил свой лоб до упора.

А я… от волнения сломал карандаш, услышав одну из фамилий, которые мне назвал Т. К.

Отложив листок, Кон со значением взглянул на Вуда.

— Господин председатель, этот Мортон Собелл разыскивается ФБР. Скрылся позавчера, 22 июня, предположительно в Мексику. Ведомство генерального прокурора Сейпола, где я сотрудничаю, располагает данными, что он работает на Советы — принадлежит к шпионской сети, многочисленными агентами которой Нью-Йорк просто кишит.

— Я с ним незнакома! — выкрикнула Марина. — Я не общаюсь с соседями, они меня совершенно не интересуют… Ничего себе конспирация, если все шпионы живут в одном доме!

Марина говорила быстро. Слишком быстро. И неразборчиво: акцент усилился. Она уже не владела собственным голосом. Лицо опять выражало страх.

Кон согласился:

— Разумеется, вы правы.

Судя по тону, прокурор был удовлетворен на все сто. Ему в результате удалось добиться главного — возбудить недоверие к Марининым показаниям. Мол, что бы она дальше ни болтала — все сомнительно.

КРАД исповедовала железный принцип: никогда не бывает дыма без огня. Марина Андреевна Гусеева проникла в Штаты, назвавшись чужой фамилией, принадлежавшей убитому американскому разведчику. Еще и выдавала себя за еврейку, поскольку «настоящий коммунист обязан быть евреем». И к тому же по случайности оказалась соседкой шпиона, разоблаченного ФБР. Какие еще нужны доказательства?