Ричард Мораис - Путь длиной в сто шагов
Одна из моих бухгалтеров, Максин, с волосами, уложенными в узел на макушке, радостно улыбнулась мне, пока я топал по ступеням, и только собиралась, похоже, сказать мне что-нибудь милое и кокетливое, но в этот момент Мехтаб, сидевшая за столом в глубине комнаты, спросила:
– Разве вы не закончили баланс за предыдущий месяц? Господи, Максин, поторопитесь.
Максин обернулась к моей сестре и резко воскликнула:
– Вы мне дали его два дня назад, Мехтаб. Сначала передаете мне документы с опозданием, а потом напускаетесь на меня. Это нечестно. Закончу так быстро, как только смогу.
Я втянул голову в плечи и помахал им обеим рукой, потом быстро зашел к себе в кабинет и захлопнул дверь.
Наконец-то оставшись в одиночестве, я рухнул на вращающееся кресло за письменным столом.
Несколько минут я смотрел на коллекцию старинных кулинарных книг, принадлежавшую мадам Маллори. Этот бесценный архив она завещала мне, и теперь он занимал у меня половину кабинета, от пола до потолка. Потом смотрел на заметки Огюста Эскофье, наброски великого повара к обеду в ресторане «Савой» 1893 года, которые я купил на аукционе «Кристи», – они в аккуратной рамке стояли на моем столе. Я посмотрел на забавную благодарственную записку, начертанную рукой президента Саркози; она висела у двери рядом с почетным дипломом «Эколь отельер де Лозанн». Я смотрел на все эти дорогие моему сердцу предметы, всегда доставлявшие мне такую радость, и все равно не мог укрыться от действительности.
Руки у меня дрожали.
Мне было нехорошо.
Глава пятнадцатая
– Я в ярости. Просто в ярости.
Мадам Верден, шокированная собственной горячностью, быстро переключила свое внимание на кофейный столик и налила нам дымящегося чаю из фарфорового чайника, некогда принадлежавшего ее бабке. Она сидела на краешке белого шелкового дивана, украшенного изысканно вышитыми райскими птицами. Разгневанная женщина в облаке черного шифона сидела так, будто проглотила аршин; ее волосы были убраны в замысловатый кокон из скрученных тонких прядей, как если бы повар поднес паяльную лампу к сахарной голове и вплел в ее волосы тончайшие карамельные нити.
Через застекленные двери за спиной вдовы мне был виден пышный сад – камелии, дубравник и голубика, – и я прилагал все усилия к тому, чтобы очаровательный вид за ее плечом не отвлекал меня. Однако я должен сознаться, что не преуспел – зяблики и белки сновали вокруг птичьей кормушки, а стайка монархов порхала вокруг лиловой дымки буддлеи. Все это было гораздо притягательнее унылой гостиной мадам Верден, где так остро ощущалась смерть Поля, где был такой холодный каменный пол и приглушенное из-за траура освещение.
– Я никогда не прощу его и, когда Господь призовет меня, на небесах заставлю Поля заплатить за то, что он сделал. Обещаю вам, мой невозможный муж получит от меня хороший выговор. Или еще что похуже.
Костлявыми белыми пальцами она старалась удержать ручку чайника.
– Один кусочек или два?
– Два, и молока, пожалуйста.
Вдова подала мне чашку, налила себе, и в течение нескольких неловких минут мы сидели молча. Единственным звуком в комнате было позвякивание серебряных ложечек, которыми мы оба молча помешивали чай.
– Они все еще не уверены в том, как все случилось? Он не оставил записки? Она потом не нашлась?
– Нет! – горько сказала мадам Верден. – Завещание составлено несколько лет назад, а предсмертной записки не было. Может быть, он покончил с собой. А может быть, и нет. Мы, видимо, никогда не узнаем об этом точно.
Я сжал губы. Старомодная манера изъясняться, которой придерживалась мадам Верден, всегда казалась мне нарочитой попыткой дать друзьям Поля понять, что она была более «высокого» происхождения, нежели ее муж, самостоятельно выбившийся из низов.
– Но мне кажется, я знаю, почему Поль умер.
– Знаете?
– Да. Его убили инспектора «Го Мийо» и мишленовского справочника. Его кровь на их руках… Если полиция установит, что Поль покончил с собой и мне откажут в выплате страховки, я подам на них в суд и отсужу все до последнего сантима. Я уже консультируюсь со своими адвокатами.
– Простите, я не понимаю.
Мадам Верден какое-то время смотрела на меня без всякого выражения, потом поставила чашку с блюдцем на салфеточку рядом с подарочным изданием о садах этрусков. Она наклонилась вперед и потерла ладонью столик, как если бы нашла на нем влажное пятно.
– Ну, мсье, – наконец сказала она, – вы, похоже, единственный из друзей Поля, который не знал, что в следующем выпуске справочника Полю собирались оставить только две звезды. За день до смерти ему позвонил репортер из «Фигаро» и попросил прокомментировать эту новость. И до того, конечно, ходили слухи, но репортер подтвердил наши худшие ожидания: мсье Барто, генеральный директор «Справочника Мишлен», лично одобрил решение его инспекторов. Таким образом, прямо или косвенно, но именно это совершенно неоправданное и вздорное решение Барто и его комитета и привело к смерти Поля. В этом я уверена. Он был бессилен против их оценки. Видели бы вы его в эти последние недели, после того как «Го Мийо» отобрал у него четыре балла. Он был просто уничтожен. Совершенно потерял надежду. И знаете, как только опубликовали новый рейтинг «Го Мийо», посещаемость ресторана сразу же упала. Как подумаю об этом, так прихожу в ярость. Но вы увидите. Я преподам «Го Мийо» и этому типу Барто пару уроков. Я считаю, что они лично виновны в смерти Поля.
– Я не знал. Мне так жаль.
В комнате опять воцарилось молчание.
Однако изогнутые брови мадам Верден, тонко подрисованные карандашом, и просительное выражение ее лица показывали, что она хочет, чтобы я сказал еще что-нибудь, и я, волнуясь, добавил:
– Конечно, критики были абсолютно не правы. Без сомнения. Если я могу чем-то помочь, пожалуйста, скажите. Вы знаете, как я восхищался Полем…
– О, вы так добры. Да. Дайте подумать… Мы собираем мнения его коллег. Часть подготовительной работы перед подачей жалобы.
Но ее поджатые губы явственно давали понять, что мои две звезды еще не делали меня достаточно влиятельным лицом для выполнения такой важной задачи и что у нее была относительно меня какая-то другая мысль.
– Но я не думаю, что это будет наилучшим применением вашим талантам, – наконец сказала она.
Я взглянул на часы. Если я уйду в течение десяти минут, то попаду в час пик, но все равно успею в ресторан к вечерней смене.
– Мадам Верден, я полагаю, что вы пригласили меня сюда по какой-то конкретной причине, правда? Говорите свободно. Мы друзья, и вы должны знать, что я хочу оказать услугу Полю. Что бы это ни было, если, конечно, это в моих силах…
– Я действительно пригласила вас не просто так. Вы очень проницательны.
– Говорите.
– Мы будем проводить панихиду по моему покойному мужу.
– Конечно.
– Таково было желание Поля. В своем завещании он оставил четкие инструкции, в которых говорится, что он хочет пригласить на обед после своей смерти сто друзей. Он даже выделил деньги на специальном счету, предназначенные для проведения этого обеда. Вы, должно быть, знаете, что Поль всегда был немного странным человеком, и мы должны интерпретировать слово «друзья» свободно. Список гостей, приложенный к его завещанию, – это в действительности просто справочник французской высокой кухни, там все лучшие повара, гурманы и критики. Все они приглашены проводить его в последний путь, несмотря на то что большинство из них он терпеть не мог… Честно говоря, довольно странная идея.
Маска слетела с ее лица, и горе, вызванное трагической смертью ее мужа, вдруг захлестнуло Анну Верден. Несколько мгновений она молчала.
– Скажите мне, разве приглашают всех своих врагов на собственные похороны? Я просто не понимаю этого. Это какое-то стремление порисоваться, уже находясь на том свете. Но я не знаю. Просто не знаю. По правде говоря, я никогда по-настоящему не понимала мужа, ни при жизни, ни после смерти.
Тогда, в первый и единственный раз, я увидел то, что скрывалось под внешней холодностью этой женщины. Растерянное выражение ее лица, боль, которую она испытывала от своего непонимания, – все это глубоко тронуло меня, и я инстинктивно потянулся к ней через столик, чтобы пожать ее руку.
Ей это не понравилось совсем, потому что она тут же отдернула руку, испуганная этим телесным контактом, и стала искать у себя в рукаве носовой платок, чтобы скрыть смущение.
– Однако это последнее желание Поля, и я его исполню.
Она промокнула уголки глаз, высморкалась и сунула платок обратно в шифоновый рукав.
– Итак, в своей инструкции по проведению панихиды Поль хочет, цитирую: «…чтобы моими проводами занимался самый талантливый шеф-повар Франции».
