Михаил Елизаров - Pasternak
Взошло солнце, туман чуть поредел, но теплее не стало. Испарения озер как термические фильтры остужали солнечный свет. Зловеще шелестели жухлые стебли на склонах. Затем пространство котловины словно накрыли колпаком из мутного стекла, затих ветер, и плотным пологом нависла незыблемая тишь.
При взгляде на Сущность Льнов вдруг понял, что случайный оптический обман усадил ее на электростолб, совпадающий по зрительной линии с трубой завода. Ракурс из соседнего окна показывал, что Pasternak расселся на далекой трубе, и Льнов содрогнулся, подумав о гигантских размерах демона.
— Скоро начнется… — сказал священник.
Льнов повернулся к Любченеву:
— Сколько у тебя пуль к рогатке?
— Два полных кармана… — тихо сказал Любченев.
— И больше ничего, никакой бомбы?
— Н-нет, — запинаясь ответил Любченев, глядя в пол, — вы… ты не говорил, что нужно… Есть одна, еще не готова…
Но Льнов уже повернулся с вопросом к Нечаеву и не слышал последних слов Любченева.
— Я всегда руками справлялся. Или вот — кистень. У меня в шар серебро залито, для тяжести… — сказал Леха.
— А ты что думаешь? — Льнов посмотрел на Цыбашева. — Чем будешь отбиваться?
— Осталось несколько копий. Можно в подвал за книгами сходить, я успею еще пару обточить…
За стенами пронесся вдох многотысячной толпы. Льнов и Нечаев кинулись к окнам. Обозримое пространство котловины дрогнуло, приблизившись на шаг к зданию. Войско Pasternaka двинулось на штурм.
3
— Поздно копия делать! — крикнул Льнов. — Есть еще какие-нибудь входы в дом?
— Нет, — собравшись с силами, ответил священник, — только один. И дверь входная железная. Стены здесь крепкие …
— Внизу из бетона, а верх из кирпича, — отозвался Леха. Он успел сбегать вниз и раздобыть лопату с обломанным черенком.
— Мы не должны подпускать их близко, — Льнов перевел «Хеклер-Кох» на одиночную стрельбу, — дверь хоть и прочная, но в рыхлой стене недолго продержится!
Нечаев подошел к верстаку, обтер тряпкой лопату от налипшего песка и включил точильный станок. Вначале туго, а потом все убыстряясь, завращалось колесо, сверкая алмазным вкраплением. Нечаев подставил стальную кромку под камень. Посыпались оранжевые искры, взвыла сталь, словно от радости, что ей уготован не только копательный труд, но и битва.
Часто защелкал маленький «Хеклер-Кох». Шесть человек первой шеренги повалились на землю. Любченев достал рогатку и вложил заряд, прицелился. Хлопнула тетива. Взрыв словно выщипнул из груди нелюдя красные, с ребрами, ломти, раскидал их.
— Целься между головами, Любченев! — скомандовал Льнов, наблюдавший за результатом выстрела.
Любченев натянул рогатку. Следующий взрыв подобием кровавого фейерверка разнес головы сразу нескольким наступающим. Всякий новый выстрел его мальчишеского оружия делал в идущей толпе кровавые пробоины. Смертельно щелкал пистолет-пулемет Льнова.
Священник приблизился к окну. Неумолимый ход шеренг не замедлился ни на секунду. Звякнул упавший на пол пустой магазин. Льнов рванул из-за пояса второй. Любченев вытащил последний заряд из правого кармана. Снова щелкнула тетива, и взрыв отшвырнул к дальним рядам две завернутых в капюшоны головы с кровавым хвостами, как у комет.
Цыбашев почувствовал ликование демона, рассевшегося на заводской трубе. На краю котловины обозначилось движение, и новые, ранее невидимые, солдаты Pasternaka ступили на склоны, возмещая потери. Шеренги шаг за шагом приближались.
Льнов стрелял не переставая, в надежде, что тела завалят подходы к двери. Любченев доставал один за другим снаряды и посылал в гущу толпы.
Раздались глухие удары человеческой массы, сотрясающие стены.
— Дверь долго не выдержит! — крикнул Нечаев, взмахивая лопатой, окаймленной сверкающей линией острия.
Цыбашев отпрянул от окна:
— Здесь нельзя оставаться, отсюда некуда отступать. В подвалы нужно уходить… Хотя это только отсрочка, они со временем достанут нас и там.
— Вниз, — коротко бросил Льнов.
Любченев подхватил свой рюкзачок и побежал вслед за Льновым и Нечаевым.
Когда трое скрылись на лестнице, двинулся священник. Отступив от окна, Цыбашев почти упал и схватился рукой за верстак. Потом, опираясь на его край как на костыль, подволакивая ногу, вышел в коридор и там прислонился к стене. Каждый шаг доставлял ему сильнейшую боль, от которой то и дело мутнело сознание.
По крикам Нечаева он понял, что железная дверь уже начала поддаваться натиску нелюдей. Цыбашев собрал силы и двинулся дальше.
4
Таран из концентрированной мощи тысяч тел упрямо долбил в двери. С каждым ударом крошился обветшалый кирпич в стенах, выталкивая шурупы, на которых держались железные петли.
Цыбашев помутненным взором видел, как мимо него пробежали Льнов и Нечаев, потом вернулись, с натугой волоча вниз по ступеням тяжеленный верстак, чтобы привалить им вход.
В появившуюся щель между стеной и дверью как пауки лезли чьи-то руки, и Нечаев отсекал их лопатой. Льнов вытащил секиру, более действенную в предстоящем рукопашном бою.
Трещины шли по кромке дверного проема. Очередной тяжелый удар обвалил его, и лишенная опоры дверь съехала вниз по крыльцу. Вход перекрывал только лежащий поперек верстак, в который уже уперлись ноги врагов.
Напрасно Нечаев и Льнов сносили головы стоящих по ту сторону верстака. Через минуту они сражались уже с фонтанирующими кровью мертвецами, которых двигала сила напирающих сзади товарищей. Топор и лопата уже не могли до них дотянуться.
Нелюди отодвинули преграду от входа и стали неторопливо расползаться по коридору. Дальше держать оборону на этом участке было невозможно и бессмысленно.
— Льнов, отступаем в подвал! — крикнул Нечаев.
Любченев напоследок послал несколько снарядов в толпу и бросился за Льновым.
* * *На лестнице показался священник. Коридор уже был захвачен врагами, перекрывшими ему путь в подвал. Помещение заполнили черные рериховцы. Слепой сатанист развернулся с вытянутой рукой и как указателем ткнул ею наверх, где стоял Цыбашев. От общего потока, стремящегося к подвалу, отделилась небольшая группа. Нелюди деревянными негнущимися шагами начали подъем по ступеням.
Любченев застыл в дверях, ведущих в подвал. Он уже не мог вести стрельбу так, чтобы случайно не зацепить своих.
Льнов работал секирой, разваливая наступающие фигуры, непобедимые своим вязким натекающим количеством.
Цыбашев понял, что пробиться к остальным у него не хватит сил. Подступала смерть, и ее нужно было встретить достойно.
Нечаев увидел друга:
— Отец Сергий!
— Уходите! — крикнул с лестницы Цыбашев, вытаскивая копия.
— Держись, отец, я сейчас! — крикнул Нечаев. Сжимая в одной руке лопату, а в другой кистень, он бросился в толпу, нанося во все стороны сокрушительные удары.
Так сильна была эта ярость, что вокруг Лехи образовалась пустота, вымощенная истекающими телами. За несколько секунд он совершил, казалось, невозможное, проделав путь от подвала к лестнице. Шипастый шар, врезавшись в слепое лицо сатаниста, высек из него кровавые искры. Свистящие удары лопаты раскроили черепа стоящим на ступенях.
Льнов оглянулся на черный проем подвала:
— Держи вход, Любченев!
Он кинулся на помощь Лехе. Свободное пространство, вырубленное мужеством Нечаева, постепенно затягивало подкреплениями снаружи. Льнов перевел «Хеклер-Кох» на автоматическую стрельбу. Это был последний магазин.
К поредевшим рериховцам присоединились трупно-синие кришнаиты с голыми как бубны черепами. Появились неизвестные Льнову нелюди, в полувоенной форме, с крошечными крестиками на погонах.
Поддавшись магическому обману этого деревянного непротивления врагов, Льнов позволил себе подпустить одного из них слишком близко. Глаза лысой твари вспыхнули болотным огнем, распахнулся рот, проросший узкими, как нити слюны, клыками. Льнов ударил снизу секирой: стальной полумесяц вспорол жилистое горло кришнаитской нечисти.
Священника и рериховцев разделяли две ступени. Цыбашев прыгнул вниз на врагов, метя сразу в двоих. Копия с хрустом пропороли грудины, выдавливая из них кровавые выплески. Все трое упали, скатываясь вниз.
Леха поднял Цыбашева, взвалил бессильное тело на плечо и начал обратный спуск. У входа в подвал раздавались взрывы. Враги пробились уже туда, и Любченеву приходилось тратить драгоценные заряды, неэкономно уничтожая нелюдей по одному.
— Помоги, Льнов, — крикнул Леха, на которого наседали сразу несколько врагов, — отнеси отца в подвал, а я прикрою вас.
Льнов дал последнюю длинную очередь, бросил на пол умолкнувший пистолет-пулемет и, подхватив освободившейся рукой священника, побежал с ним к подвалу. Сзади раздался жуткий вой вступающих в схватку трезвенников.
