Владимир Маканин - Асан
Я пью чай… Облака за окном поражают белизной.
Под этими облаками где-то там, подальше, вьется дорога. (Недалеко, в сущности. Чечня невелика.) Там по дороге мчит джип. Знакомый мне джип, за рулем еще более знакомый Коля… Коля Гусарцев. Мурлычет песенку… За его спиной на заднем сиденье мои два шиза.
Олег стискивает ствол и гоняет желваки. Ах, как он сейчас доволен собой! Остались долгу верны!
У Алика автомат, я думаю, на коленях. Своим левым, плачущим глазом Алик сбрасывает слезинки на каждом встряхе машины. Не отслеживая, куда… На каждой кочке. На каждом подпрыге джипа.
Я жду звонка, хотя звонка может и не быть. Коля Гусарцев начеку… Сумеет ли он мне звякнуть? Решится ли?.. Не очень-то тянет звонить, если звонишь, уже мчась по дороге на Ведено.
Лишь в самом начале моего бензинового бизнеса конкуренты-перекупщики меня все-таки однажды кинули. Ровно один раз… Да и то – не на деньги. Это бы им слабо.
Петров… Нет, Петряев… Нет-нет, Петрушин, подполковник. Интендант высокого чина. Прислал девчонку с ефрейторскими лычками и с ней бумагу за лишние три бочки моего бензина. Эти три бочки он, пройда, уже получил вперед.
“И отправь ее завтра…” – разрешил он мне по телефону, с улыбкой в голосе.
Хотя и ждал, я с некоторой растерянностью смотрел теперь на живую оплату. Ефрейтор-блондинка. Едва глянув, я обалдел. Был ошеломлен… Никогда здесь таких не видел… Чтобы живьем. Чтобы в двух шагах.
Однако слишком скоро грянул новый звонок – уже свыше. Уже приказом!.. Срочно отправить связную к генералу Коробейникову. Нет, до утра никак не терпит… Отправить сегодня же, до обеда. И не удерживай ее, майор! У связной важные бумаги…
И бросили трубку. Еще бы!.. Еще бы бумаги у нее не были важные. Такие ноги. Такие глаза!
Мы – двое – были с ней как раз на моей лунной полянке. Отделенные от войны боярышником. И от всего шумного мира тоже. Надежно отделенные… Когда раздался звонок… Я только-только распускал свои перья. Хвост… Показывал ей это чудо – мою полянку. Обрывчик к малому ручью… Луг с разнотравьем. Виды… Все мое и уникальное.
Она молчала. С легкой согласной улыбкой молчала: “Какое лето!..” – вдруг сказала. Я потрогал ее груди. Они были маленькие. Она осталась спокойной. Она даже не задышала заметнее. Только вдруг значаще кашлянула… Потому что уже случился тот звонок. Потому что эти ее грудки уже были не мои. И не ее… И вообще грудки были не здесь.
Грудки уже были у генерала Коробейникова. Мощного. Лысого. Умеющего пить коньяк прямо из горла… Еще и басок густой. Чтобы пугать до смерти прапоров.
Девчушка-ефрейтор тотчас и уехала. А я остался один на один с красотой своей личной и уникальной полянки. Ходил взад-вперед… Ручеек булькал мелкий-мелкий. Полянка благоухала.
ФОРЭВА… Крамаренко вбегает, весь в своих заботах, но счастливый. Привезли автоподъемник.
– Александр Сергеич!.. Додавили мы их.
“Их” – это техбазу штаба.
Крамаренко, не присев, – готов опять бежать:
– Я хочу насчет запчастей. Ребятки с базы нас дурят, Александр Сергеич… Глаз нужен!
– Да остынь ты.
– Ни. Невозможно… Я чего думаю – я попрошу у них запчастей побольше. Выпрошу… И с этим запасцем мы доведем до ума, починим еще и наш сломанный подъемник. Заодно!
– Ну, давай.
– Можно, я их подмажу малость нашей солярой?.. Это ж нам, т-рищ майор, много дешевле выйдет.
Мне не до Крамаренки. Но он прав – два автоподъемника лучше, чем два солдата с хроническим плечевым вывихом.
Килай – довольно безликий на этой дороге пунктик, излюбленное место для засад. Начиная с Сержень-Юрта вся дорога на Ведено из самых опасных… Но в прошлом году (да и в этом) засады случались чаще всего как раз за Килаем. Нет-нет и щеголявший английским словцом, Коля Гусарцев прозвал это безликое место Форэва. Новое имя звучало ласково и женственно. И чем-то смутным слегка волновало! (Возможно, красиво припрятанной опасностью. Тебя обманывали созвучием.)
Однако же пригодилось.
По загудевшему, затрясшемуся мобильнику я вижу, что звонит Гусарцев. Ага!..
Примерно полминуты он молчит. Это тоже их штабной прикол. Только дышит в трубку… Молчком… Наконец подает голос, но не словом, а пением. Вдруг я слышу, он чуть дурашливо напевает:
– Навсегда, навсегда, навсегда-аа-а…
Это значит, Форэву проскочили удачно.
– Молодцы! – говорю я.
– Стараемся!
Я перебрасываю запотевшую трубку в другую руку. При этом гляжу на нее с уважением, даже с восхищением. Как же она, попискивающая, позвенькивающая трубка, облегчает жизнь… Чудо войны!
– А что наши шизы?
– Нормально. Они на заднем, – Гусарцев снижает голос до полушепота. – Дремлют… В обнимку с любимым стволом.
Ну, наконец-то!.. Я вдруг взволнован. Я вдруг соображаю, что уважения заслуживает не только мобильная трубка – но и сам Коля. Заодно, конечно, вспомнилось, как я суров был с ним три дня назад. (В том откровенном разговоре под водку… Или это уже четыре дня?)
– Коля… Хочу сказать… Я благодарен тебе за пацанов.
– Да ладно, Саша.
Он так запросто это сказал:
– Да ладно, Саша.
И больше голос его я не слышал. Уже никогда.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Известие передали по рации… Боевики сожгли федеральную колонну в ущелье Мокром. Ни бензина с нашего склада, ни нашей солярки там, в колонне, не было. Но саму эту небольшую колонну мы не раз удачно использовали. А теперь потеряли… Едва войдя, Руслан бранится, забыв, что бранится на своем языке. Еще и сверкает на меня глазами!.. Но и по-чеченски мне все понятно. Неудача понятна на любом языке… Да что ж за невезение нам!
Обсуждаем.
Я встревожен вдвойне. По этой же дороге, но чуть отставая по времени, вез пацанов Коля Гусарцев… И после Форэвы звонка от него не было.
Вот и Руслан, чуть остыв и сев на табурет, спрашивает:
– От Коли звонка нет?
– Нет.
Новости продолжают поступать. Но разрозненные.
В Мокром устроил засаду и сжег колонну Горный Ахмет… По горским понятиям, он больше свиреп и мстителен, нежели деловит. (В отличие от Гудермесского Ахмета…) И все же засада была на захват! Захваченный федеральный бензин Ахмет наверняка хотел кому-то продать.
Горный Ахмет и его братан. Это они… Но вот оказывается, следом их атаковал наш полувзвод… Был бой… По рации так и сказали – бой. Что за полувзвод?.. Полувзвод лейтенанта Коржацкого? Это еще кто?.. Откуда он там взялся?
Сведения прежде всего от двух боевиков Ахмета, которые из Мокрого бежали. Которые уже среди своих… Рассказали про засаду и бой. Однако почему эти двое бежали отдельно, бежали сами по себе, если у них победа и колонну боевики сожгли? если засада удалась? Про это бежавшие пока что молчок… Зато оба боевика охотно (и достоверно) рассказывают о федеральном полувзводе и о некоем стрелявшем нашем слепце, ранившем брата Ахмета… Ага! Братан Ахмета ранен! Неплохая новость.
Лишь постепенно бой начинает выстраиваться. Но логики боя еще долго нет. Потому что нет победителя.
Надо ждать… Пока нет победителя, всякий бой абсурден. Руслан с этим не согласен, но для меня это дважды два.
И снова подробности. Это уже от уцелевших наших.
В непосредственной близости и даже в виду ущелья Мокрого был, оказывается, загодя расположен взводный ОП. Опорный пункт обычен. Полувзвод солдат скучал и занимался стрельбой по пустым бутылкам… Как раз на дороге Шали-Ведено.
Полувзвод, которым командовал лейтенант Коржацкий, имел, впрочем, боестолкновение с разведкой чеченцев. И притом удачное!.. Можно было считать это некоей предварительной победой… Трое раненых у нас. Двое убитых чеченцев… Итого пять освободившихся автоматов. Жаль, ранен могучий Жора. (Громадных пацанов пули находят быстро.) По счастью, раненых, включая Жору, удалось отправить в Грозный с встречной нашей колонной. Так что нет с собой раненых и есть лишние автоматы. И есть чувство легкой победы. Мало ли?!
Кто-то из бойцов вспомнил, что видел кур в ближайшем селе… Победу надо обмыть. Паленая водка и куры!.. В чеченском селении бойцы Коржацкого выменивают себе за пять автоматов все, что надо: и выпивку, и закуску.
Решают отметить удачу, выставив караул. Садятся кружком… И только один из бойцов, по прозвищу Мудило Мухин, стреляет по бутылкам. Пусть!.. Он любит пострелять.
Меж частыми выстрелами Мухина раздался выстрел, совсем негромкий и как бы отдаленный. Этакий хлопок. Чмок!.. Лейтенант Коржацкий был убит наповал… Если это снайпер, то где он?.. Все вокруг было тихо… Выждали… Конечно, снайпер… В ответ постреляли по кустам… А затем принявший команду сержант с двойной фамилией Борзой-Бабкин велит полувзводу выдвинуться к ущелью Мокрому ближе.
Из переговоров лейтенантика (мелкий, щупленький был этот Коржацкий) сержант знал, что главное в эти дни – само ущелье… Прикрыть!.. Там пройдет колонна! И потому полувзвод опорного пункта должен быть наготове.
