Николас Блинкоу - Манчестерская тусовка
— Джейкоба и Сары Пауэл сейчас нет дома. Было бы здорово, если бы вы оставили нам сообщение, так что, пожалуйста, сделайте это после звукового сигнала.
Голос такой радостный, чистый и приветливый, но все равно незнакомый. Джейк успокаивал себя тем, что это междугородный звонок, и говорит она не с ним, а с телефонной трубкой — вот целых два объяснения, почему голос кажется таким далеким.
Прослушав кучу сигналов, Джейк дождался самого длинного. И после него неловко начал:
— Я сотру это сообщение, если…
Нет, это ей знать совсем необязательно. Он откашлялся и заговорил снова:
— Если, придя домой, ты услышишь это сообщение, значит, я больше не вернусь. Не знаю, где я буду. Честное слово, понятия не имею, где буду. Но хочу, чтобы ты знала, как сильно я тебя любил. Знаю, ты всегда считала, что я был добрым и внимательным только потому, что это ты мне велела таким быть. Я никогда не срывался на тебя, потому что боялся, что тогда может случиться плохое… и еще потому, что, если бы я когда и сорвался, то не на тебя. Я не хотел, чтобы ты стала моим оправданием. Да, я знаю, иногда тебе было страшно, потому что я так глубоко уходил в себя. У тебя было не так уж много доказательств моей любви. Прости. Дело было вовсе не в том, как я к тебе отношусь. Просто я испытывал равнодушие к самому себе.
Он сказал даже больше, чем собирался, а про то, что ему бы хотелось, чтобы она его вспоминала, решил не говорить. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел, как он тут рыдает, в телефонной будке. Поэтому Джейк повесил трубку.
В чисто техническом плане он был хорошим мужем. Когда у нее не было работы, он держался за прибыльную должность, которую не выносил. Когда она подыскала себе приличное место, он продолжал работать, поскольку ее деньги принадлежали только ей, и он не хотел, чтобы она еще когда-нибудь так волновалась из-за их нехватки, как в те месяцы, пока у нее не было работы. К тому же она и понятия не имела, что он ненавидит казино. Она полагала, что, раз его постоянно повышают в должности за то, что он так хорошо справляется со своей работой, значит, ему там нравится. А про то, что он чувствует по поводу всего остального, он никогда ей не рассказывал.
Когда они поженились, он ее еще не любил. Хотел полюбить, но не любил. Он был ей отчаянно благодарен за то, что она с ним так терпелива и так твердо верит в то, что любит его. А теперь, когда он любил в ней все, ему стоило огромных трудов выразить это словами. Отчасти из-за плохого начала, когда он не вполне ее любил. Но главная причина крылась в том, что случилось за много лет до того, как они встретились.
Месяц назад Джейк как-то выходил из казино часа в три ночи. На ступеньках перед входом в банк вдруг появился человек, который окликнул его по имени.
Джейк оглянулся, поднял голову и увидел, как из темной дверной ниши выходит маленький коренастый мужчина. На нем были рваные джинсы и футболка, а лицо Джейк смог разглядеть, только когда человек вплотную подошел к фонарному столбу.
Это был Кевин Доннелли. Джейк почти в этом не сомневался, разве что совсем чуть-чуть. Человек не был худым — невысокий и довольно крепкий. Футболка чуть ли не трещит на плечах. А еще разница с прежним Кевином была в том, что теперь он носил очки, большие, круглые, в красной пластмассовой оправе, совершенно немодные и для его курносого носа чересчур громоздкие.
Но голос остался прежним — Доннелли произносил слова так, чтобы можно было подумать, будто он такой же веселый и нормальный, как все остальные.
— Здорово, Джейк. Как ты?
Первое, что пришло Джейку в голову тут, посреди улицы, было: «Доннелли рехнулся». Он казался каким-то несобранным, слегка не в себе. По крайней мере, мог бы надеть пальто, ночь стояла холодная.
— У меня кассеты, на которых ты и Холлидей, — сказал он.
Он не угрожал, не пытался что-нибудь с этого поиметь — ничего такого. Но, тем не менее, кассет у него с собой не было. Вообще не было никакой сумки: только он сам в этих своих футболке и джинсах. Может, Доннелли и в самом деле двинулся умом, но не бросать же его здесь, хотя и что с ним теперь делать, Джейк тоже не мог сообразить.
Пускай Доннелли сам решает.
— Я живу тут за углом, — сказал Джейк. — Можем пойти ко мне, я не против, но моя жена сейчас спит. А можем пойти обратно в казино, у меня там есть кабинет.
— Ты женат? — спросил Доннелли. — Ты не голубой?
Джейк не знал, что ответить. Но Доннелли, похоже, как-то опечалился, поэтому Джейк выдавил улыбку и сказал:
— Нет, чувак. Би-туда-сюда.
Доннелли медленно кивнул, как будто бы обдумывая услышанное, но вряд ли такой человек, как он, вообще понимал, о чем речь.
Наконец он сказал:
— Джейк, а ничего, если мы пойдем к тебе? Мне, кажется, надо где-нибудь поспать.
На том и порешили. Кевин Доннелли никого бы не смог провести, не умел скрывать своих чувств. А еще не хотел никому доставлять неприятности. Джейк понятия не имел, как можно этого не хотеть.
Они сидели у Джейка в гостиной и пили чай. Джейк зажег искусственный камин, не спрашивая Кевина, замерз ли тот. Доннелли, похоже, был до сих пор чересчур ошеломлен, чтобы испытывать какие-то ощущения, но, глядя на огонь, на то, как танцуют огоньки пламени по выкрашенным черной краской кирпичам, разговориться легче. Перед зажженным камином вопросы Доннелли из серии «давай познакомимся поближе» казались не такими уж и нелепыми. Он задавал их так, будто вел телевизионную викторину и зачитывал вопросы из области общих знаний. Он спросил Джейка, давно ли тот женат, есть ли у него дети. Ответы Джейка: три года, пока нет. Сара как-то поднимала вопрос о том, что, может, пора бы им обзавестись потомством, но Джейка одна только мысль о детях приводила в ужас — Доннелли он этого, впрочем, говорить не стал. Он вообще не был настроен на доверительную беседу. Кое-как поддерживал разговор, отвечал только «да» или «нет», а когда ни то, ни другое не подходило, выбирал самый короткий ответ из всех возможных.
Доннелли, похоже, не замечал сдержанности Джейка. Слушая его, он кивал и говорил: «Да что ты, правда?» Может, с ним никогда еще никто так откровенно не разговаривал, вот ему и кажется, что Джейк прямо-таки выворачивает перед ним душу.
Очередь Кевина:
— Я жил с парнем, но он был так себе, придурок.
— Придурок?
— Не знаю, что с ним было такое. Все равно он потом от меня ушел.
— Сочувствую.
— Ну, он был придурок.
Джейк подумал: так вон оно что, Кевин — один из тех, кому нужно нечто большее, чем просто ничего. В юности Джейку всегда казалось, что разница между мужчинами и женщинами заключается в том, что с мужчиной совсем необязательно оставаться в дневное время. Закончился секс — и можешь идти своей дорогой. Нет причин чувствовать себя виноватым из-за того, что все так резко оборвалось. Между вами никогда не было ничего более теплого, чем жар двух гарцующих тел. От мысли, что кто-то может желать большего, чем просто грубая физическая связь с другим мужчиной, у Джейка волосы становились дыбом.
Он и сейчас считал, что закоренелый гей отличается от перебежавшего на другую сторону только в одном. На женщин тратится уйма времени и усилий; остаться с женщиной — значит повесить на шею ярмо и попрощаться с независимостью. Это его собственное мнение, так что, возможно, оно гроша ломаного не стоит. Женщины всегда казались Джейку соблазнительными и привлекательными. А когда он научился не торопиться и думать не только о себе, обнаружилось, что женщины еще и сногсшибательно эротичны. Особенно его жена.
Пока они вот так сидели и пытались вести беседу, Джейк подумал, что да, он был прав по поводу Кевина Доннелли: парень так крепко погряз в своей печали, что и в самом деле свихнулся. Хотя с другой стороны — и нельзя сказать, чтобы это только сейчас пришло ему в голову — Джейк сам так близко подобрался к настоящему психозу, что Доннелли его уже не догнать. Ведь он вроде бы все правильно понимает о любви, гомосексуальности и преданности. Но все равно считает, что Доннелли заслуживает чего-то большего, чем жизнь из одного сплошного дерьма, и что для того, чтобы заполучить это большее, ему совсем необязательно меняться.
А впрочем, ведь Джейк — псих. Какой с него спрос?
Кевин Доннелли подошел к главному:
— Что произошло в ту ночь, когда вы с Джонни поехали к легавому?
— Нас застукали.
Он рассказал, как они слишком долго копались. Джонни аккуратно сложил и подписал все кассеты, включил таймер и скотчем приклеил к телевизору записку с объяснением. И только тогда, в эти последние мгновения, до Джейка дошло, что сделал Гэри Холлидей. Он купил молчание Джейка, втянув его в игру.
Доннелли слушал, кивая:
— Да, он всегда так делает. А ты думал, почему ему до сих пор все сходило с рук?
Он сказал, что Джейку не следует винить себя в смерти Джонни. Случилась трагедия, в которой никто не виноват — вот как считал Доннелли, — и прощать здесь некого и не за что. Все это — результат тонко спланированной игры Холлидея. Каким Доннелли был, таким и остался — до того засрали парню мозги, что он до сих пор убежден в том, что его бывший наставник действует на каком-то другом уровне.
