Екатерина Завершнева - Сомнамбула

наша беседа просвечивает, как обмелевшее облако, и далеко внизу видны дома, где мы могли бы жить, бесконечные сады, полные яблок и птиц, цепочки лодочек в заливах, медные шпили, многолюдные площади, липы, каменные лестницы, по которым летит розовый цвет

от этих запахов у меня кружится голова, кружится, как будто это ты поднял меня на руки

сон в ночном поезде

я уезжаю на юг в переполненном вагоне, мимо несутся выгоревшие поля, теплая земля для нас с тобой везде, где мы захотели бы остановиться

провести день ночь

открытая ладонь земли выбирай

Там я буду совершенно счастлива выйду на вокзальную площадь

дальше троллейбусом мимо ангарского перевала

на побережье маленький фанерный домик

с железной кроватью рукомойником и марлевыми занавесками

буду ждать тебя или другого

и очень скоро станет ясно

что я впервые никого не жду

и это наконец-то буду

именно я

На черно-белых фотографиях, где тебе немного за двадцать, — палатка, утреннее солнце, ружье. Охота теперь редкое развлечение. Тихие плавни, подводный плеск, непродолжительное одиночество, из которого можно выйти только с трофеем, под трубы и литавры, иначе никак. Озеро позади бликует, снимок чуть передержан, поэтому у тебя совсем юное лицо. Не верю своим глазам — ты позируешь фотографу. Ты, который никогда никому не позировал, — любитель прихвастнуть, мальчишка с папиным ружьем. Уравнение сходится, ты и я — молодые, немножко глупые

это от счастья, я уверена

что ты читал стихи наизусть даже с выражением и ночью выходил из палатки посмотреть на звезды. И ты помахал мне рукой оттуда.

Это удивительная возможность перейти на ты во времени, когда меня еще нет. Ты становишься знаменитым, а я учусь говорить. Ты усаживаешь детей на плечо, а я разглядываю сверху высокий, колеблющийся мир. Ты смотришь исключительно новости и читаешь только газеты — я узнаю, что такое стихи, и навсегда совпадаю с тобой тем черно-белым утром, которое рассеивается над озером, превращаясь в золотой дым сентября.

Так случилось, что я не увидела его больше,Гладила его шелка и думала —Даже не стану прощаться.Теперь я здесь, и двигаюсь в толще воды,И город сдавил мне виски — ржавчина стен и пыль,А он все так же недвижим, чёрен и зелен,Шёлков и горек.

Ты спросишь, а что же твой сон — он сбылся?Но так же, как спящий уверен, что спитИ этим щитом он укрыт от дождя,Так и я до смешного уверена — сон растаял,Прозрачное тело открыто для стрел и камней,И слух достает из недр заброшенных раковинБелые ленты прошлых снов,            исчезающие на глазах.

Последние дни были просто придуманы мною,Иначе как объяснить владычество серой краски —Холодные дожди,      глянец гранита,            запахи камышей —Так глаз, устроенный извлекать радость из света,Вдруг на мгновенье хочет черноты      и видит ее.

Я просыпаюсь, когда ты начинаешь говорить со мной.

Думаешь — хорошо, что не слышит,Что по глазам не прочтет,Что тысячи городов непрозрачны для взгляда,Улыбаешься — она просто спит,Не смеется, не удивляется.

Верно — когда я слышу твои недневные слова,Знаю, это — не что иное как сон.

Закрою глаза и вижу —Сухие стебельки на серой скале,Дальше и вниз — полмира,И тот плоский камешек,На который опустилсяЕще невиданный в царстве теплаПутешественник,Маленький желтый лист.

Берешь руку, гладишь пальцы,Как будто это может прибавить тебе реальности,Касаешься шеи,Чтобы увидеть движение жизни под скорлупой,Чтобы еще раз узнать — как это,Когда твой мир без людей      вдруг оказывается населен.

Пусть оно побудет пустым,Пусть пьет туман и ветер,Пусть движется сразу по всем отметинам круга,            оставаясь в центре,Пусть не знает наверняка, кто внутри него            только что поселился,И примеряет к его ровному пульсуХод своих сокровенных вещей.

Откуда ты узнаешь, что я есть, когда я далеко,

Ведь память — это не-мой голос?

Хочу увидеть и длить то новое чудо,

Когда ты вычитываешь кого-то из безликих строк,

И это действительно я.