Марлена Штрерувиц - Соблазны
Хелена ехала по Верингерштрассе мимо "Народной оперы". Свернула на Гюртель и перестроилась, чтобы свернуть налево. За ней остановилась машина дорожной полиции. С включенной мигалкой. Хелена попыталась уйти влево. Но там не было места. Потом загорелся желтый свет. Хелена тронулась. Свернула налево. Полицейская машина — за ней. Она перестроилась в правый ряд. Увидела полицейского, евшего у киоска сосиску. Полицейская машина продолжала висеть на хвосте. Хотя могла бы обогнать. Хелена тронулась так быстро, как только смогла. Думала, что полиция все равно обгонит ее. Смотрела только вперед. Сзади завыла сирена. Она взглянула влево. Полицейская машина ехала рядом. Ей сделали знак остановиться. Хелена свернула на ближайшую парковочную площадку. Полицейский остановился перед ней. Вышел из машины. Мигалка продолжала крутиться. Подбежал полицейский от сосисочного киоска. Полицейский из машины надел фуражку. Подошел к их машине. Глядел сверху вниз на Хелену. Потребовал документы. Хелена начала их искать. Руки дрожали. Катарина сказала: они же в кармане на дверце. Обычно. Там их Хелена и обнаружила. Вышла из машины. Не хотелось, чтобы этот тип совал голову в окно. И не хотелось говорить с ним при детях. Полицейский проглядел документы. Велел показать знак аварийной остановки. И аптечку. Почему ее остановили, спросила Хелена. В чем дело. Она спрашивала того полицейского, что пришел от сосисочного киоска. Он продолжал жевать. Ничего не ответил. Посмотрел на своего коллегу. Другой полицейский потребовал от Хелены назвать свой адрес. И. Он не обязан называть причину задержания. Он может ее задерживать сколько его душе угодно. Хелена сунула руки в карманы своих льняных брюк. Собирается ли она платить штраф. Или же выписать ей квитанцию. Хелена ответила, что не станет платить, пока не знает за что. "Тогда — квитанцию". Она же ничего не нарушала. Полицейские с ухмылкой переглянулись. Сказали: вот интересно. Хелена вытянула у полицейского из руки свои права и свидетельство о прохождении техосмотра. Он заметил это лишь тогда, когда она клала их в сумочку. "Это вам не поможет", — сказал он. Вызывающе глядя на нее. Он был очень молод. Много моложе Хелены. Хелене хотелось его убить. Одним ударом. Чтобы он упал. Тогда бы она могла посмотреть на него сверху вниз. И уйти. Хелена сказала: "Если уж вы — должностное лицо, тогда вам следует прекратить грызть ногти". Она демонстративно взглянула на его руки. Мужчина покраснел. Сжал блокнот и ручку так, что побелели пальцы. "До свидания", — произнесла Хелена и села в машину. Ей показалось на миг, что полицейский на нее бросится. "И что стряслось?" — спросили девочки. "Мы победили", — отвечала Хелена и тронулась. Полицейскую машину пришлось объезжать. Ей долго не удавалось вклиниться в поток автомобилей. Она смотрела на полицейских. Как они говорят друг с другом и садятся в машину. Как крутится мигалка. Потом ей удалось проехать мимо них. Она даже не поглядела направо. Это нам дорого обойдется, подумала она. Решила пойти с дочками съесть мороженого. Но те устали. Они хотели прямо домой.
Третьего сентября Хелена позвонила в контору доктора Лойбля. Дозвониться до него удалось не сразу. Секретарша все время говорила, чтобы она перезвонила через двадцать минут. Потом сказала, что ей перезвонят. Хелена не могла сказать, что не берет трубку. Не подходит к телефону. Никому не открывает. Поменяла замок. Что боится, как бы не появился муж и не предъявил претензий, на которые она не знает, что ответить. Что ее преследуют. Она еще раз сказала секретарше, что ей настоятельно необходимо поговорить с доктором Лойблем. Хелена сидела у телефона и ждала. Дети ныли. Хотели на улицу. Одни. Им было очень весело все то время, пока Хелена не спускала с них глаз. Но это надоело. Они были теперь уверены, что мать всегда с ними, и хотели свободы. Дочки болтались по комнатам. Прислушивались, не слышно ли чего из бабушкиной квартиры. Как ни в чем не бывало спрашивали, нельзя ли им к бабуле. Зазвонил телефон. Хелена отправила дочерей из комнаты. Они не хотели уходить. Она накричала на них. Они неохотно пошли к двери. Хелена взяла трубку. Пупсик. Хелена утратила дар речи. Не могла выдавить ни звука. Пупсик сказала, им необходимо поговорить. Она все понимает. Но поговорить непременно надо. Хелена с трудом подбирала слова. Она не видит никакой необходимости. И. Кроме того. У Грегора сдали нервы. Пусть она будет очень осторожна… "У Грегора? — переспросила Пупсик. — Он же в Таормине. Он же до семнадцатого в Таормине". Хелена сидела. Трубка — в руке. Ее словно парализовало. От ярости. От стыда. От унижения. Он в Таормине. Она — на Ланнерштрассе. Или на городском пляже Старого Дуная. И девочки с ней. Если бы не ее сестра, они вообще не выехали бы из города. И. Все страхи напрасны. Грегор вообще не имел в виду осуществлять свои угрозы. Даже этого они не стоили. Она не стоила. Пупсик спросила, не сможет ли она прийти вечером в "Санто-Спирито". Или в "Теленка". Хелена ничего не отвечала. Не могла. Пупсик сказала: "Тогда в десять в «Старой Вене»". Хорошо?" И повесила трубку. Хелена продолжала сидеть у телефона. Когда позвонил доктор Лойбль, она не знала, что ему сказать. Не могла же она сказать адвокату, как боялась, что ее муж похитит детей. А он-то предпочел уехать в Таормину. И ведь она могла сразу разузнать это. Теперь. Постфактум она поняла, что могла. Она сказала адвокату, что постоянно ощущает угрозу со стороны мужа. Заплакала. Доктор Лойбль отечески говорил: "Не волнуйтесь. Сударыня. Я все улажу. Большой привет вашему уважаемому отцу. Вы ведь не сказали мне, что ваш отец — председатель суда Вольффен. Это честь для меня. Целую ручки. Привет родителям. Как только дело двинется, я дам знать". Хелена откинулась на спинку дивана. Послала дочек за покупками. Они весело умчались. Пусть-ка купят большую упаковку шоколадного мороженого. Хелена не вставала.
Вечером Хелена подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Кожа на скулах натянулась. Круги под глазами. Углы рта опущены. Словно она усмехается. Брови подняты. Хелена ясно видела, где морщины скоро пересекут ее лоб. Она решила поехать. Чтобы все наконец выяснить. Особенно тщательно привела себя в порядок. Дочки могут побыть одни. Им вообще пора привыкать к этому. Если что-нибудь стрясется, они всегда могут сбегать за бабушкой. Или позвонить ей. Хелена поехала в центр. У нее было чувство, словно она выходит в первый раз после долгой болезни. Дорога до центра показалась ей очень длинной. Перед "Теленком" Хелена попала в объятия Хаймовича, начавшего свой вечерний обход кафе. Он приветствовал ее. Прижав к своему животу. Спросил, что она поделывает. Обернулся к двум девушкам, выходившим из "Теленка". Так что отвечать Хелене не пришлось. Она пошла дальше. Раздумывала, стоит ли на самом деле идти в "Старую Вену". О чем ей говорить с Пупсиком? Упрекала себя в бесхребетности. Загадала: если на следующем углу она шагнет на мостовую левой ногой, то идти не надо. Можно повернуться и уйти. Если же правой — то идти придется. Она шагнула левой ногой и пошла в "Старую Вену". Там почти никого не было. Слишком рано. Для большинства. Пупсик сидела слева у окна, в углу. Хелена села напротив. Выглядела Пупсик как всегда. Волосы короче. Не так сильно завиты. Ей шло. Она выглядела мягче. Не так эксцентрично, как с локонами а-ля Медуза Горгона. Загорела. Вся в веснушках. Помолодела. Хелена заказала бокал вина с минеральной водой. Пупсик пила минералку. Нет. Она больше не пьет. Ее вылечили. Она начнет все сначала. Все. И одной из предпосылок тому — Хеленино отпущение. Пупсик так и сказала: отпущение. Как в церкви. И Хелена должна принять ее благодарность. Пупсик говорила быстро и торопливо. Без передышки. Хелене не нужно было отвечать. На ее нелепые претензии. Так Пупсик не говорила еще никогда. Так сентиментально. Пупсик положила свою руку на Хеленину. Ее психотерапевт. Ну тот, в Швейцарии. Там. Где она была. Он дал ей такое задание. У нее целый список таких заданий. И вот эти две вещи. Благодарность и отпущение. Они особенно важны. Хелена даже не представляет себе, как много они говорили о ней. О ней. Белой лани. Терапевт потребовал, чтобы она всем, с кем общалась, дала имена животных. Хелена вытащила свою руку из-под Пупсиковой. И какое же имя она дала Грегору? "Зеленый лев. Естественно", — отвечала Пупсик. Потом обхватила Хеленины руки. Сжала Хеленины руки, в которых был бокал. "Это было только один раз, — сказала Пупсик, — честно!" Хелена не чувствовала своего горла. Знала только, что оно болит. Испугалась, что больше не сможет дышать. Пупсик говорила дальше. Быстро. Весело. Хелена всегда была права. Она соберется. Будет работать. Серьезно займется живописью. И тому есть веские причины. Сейчас у нее есть кое-кто, также работающий в сфере искусств. Не изобразительных. Но. Музыка и живопись. У них ведь очень много общего. И речь идет о совершенно особенном человеке. Хелена его не знает. Наверное. Или все-таки знает. Она однажды видела его в "Санто-Спирито". Но давно. Она сама-то совершенно случайно… "И я снова получила шанс. Понимаешь? Больше не будет. Нужно использовать его сейчас. Но ты должна сказать, что не сердишься на меня. И что все будет как раньше. И что мы опять сможем все-все рассказывать друг другу. Ты прекрасно с ним поладишь. Я знаю. Мы найдем тебе кавалера. И будем все вместе ходить повсюду. И все прочее. Что ты об этом думаешь? Это ж с ума сойти как здорово, правда? Вот посмотришь, я все начну сначала. Но прежде ты должна сказать, что не сердишься. Я больше не буду напиваться. Ты же знаешь. Все прочее тоже. Это ведь оно виновато. Я бы этого никогда не сделала. Будь все иначе. Ведь правда. Ты должна мне поверить. Хелена. Ты по правде должна мне поверить". Хелена сидела. Попыталась высвободить руки. Пупсик крепко их сжимала. Она должна сказать, что все в порядке. Пупсик пристально глядела Хелене в глаза. Крепко держала ее за руки. Железной хваткой. В телесериале он бы вошел сейчас в дверь. Или же нет? — мелькнуло у Хелены в голове. Имеет ли Пупсик в виду Хенрика? Или еще кого? Отчего бы не спросить. "Послушай. Констанца", — начала Хелена. "Пожалуйста! — повторяла Пупсик. — Пожалуйста!" Все сильнее сжимала Хеленины руки. Умоляюще. Тонкое стекло дешевого бокала, в котором подавалось вино, треснуло. Осколки вонзились Хелене в ладони и пальцы. Уцелели лишь скрещенные концы пальцев. Хелена прошептала: "Пупсик, пусти меня". — "Пожалуйста!" — чуть не кричала Пупсик. Хелена произнесла: "Ну разумеется. А теперь пусти меня". Она оттолкнула Пупсика. Держала руки над столом. Кровь, осколки и пролитое вино. Кровь капает. Вино потекло на пол. Кровь потекла сильнее. Пупсик закричала. Хелена ничего не чувствовала. Начала вытаскивать из кожи тонкие осколки стекла. Методично. Сначала правой рукой из левой. Потом левой — из правой. У столика остановился официант. Пупсик вскочила и дико глядела на стол. Подошли другие посетители. Хелена услышала, как спрашивают, нет ли тут врача. Хелена взяла у официанта салфетку. Нет ли у него еще? Тот поспешно принес вторую. Хелена обернула салфетками руки. Кровь пошла по-настоящему. Яркая. Хелена встала. Перекинула через плечо сумочку. Пошла из кафе. Руки обернуты салфетками. По Бекерштрассе к Иезуитенкирхе. Хаймович шел от "Теленка" в сторону "Старой Вены". Снова поздоровался с ней. Оглушительно. Пупсик стояла перед "Старой Веной". Она крикнула: "Хелена". Потом еще и еще. Хелена шла прочь. Крики Пупсика она слышала до Академии наук. Шла Хелена автоматически. Вести машину было трудно. Она могла удерживать руль лишь самыми кончиками пальцев. Салфетки все время разматывались, и кровь закапала всю машину. Хелена ехала на второй передаче, поскольку переключить передачу было невозможно. Доползла так до дому. Выключила телефон. Сорвала со стены домофон. Повисли обнаженные провода. Зато никто не сможет позвонить. Хелена залила руки дезинфицирующим средством. Боль — невыносимая. Режущая и дергающая. Хелена не узнавала своих рук. С трудом перебинтовала их. Проснулась Барбара. Подкралась к приоткрытой двери ванной. Заглянула. Хелена попросила ее помочь. Барбара ее забинтовала как следует. У нее это очень хорошо получилось. По Хелениным подсказкам. Но она побелела. Хелена попросила помочь ей раздеться. Девочка ни о чем не спрашивала. Она расстегивала молнии. Пуговицы. Осторожно стягивала с рук рукава. Помогла Хелене надеть ночную рубашку. Барбара принесла аспирин и воду. Хелена с удовольствием выпила бы чего-нибудь крепкого. Но в доме ничего больше не было. Теперь Барбаре пора в постель. И большое спасибо за помощь. Она не знала бы, что делать. Без нее, сказала Хелена. Но Катарине нужно рассказать обо всем очень осторожно. Она так легко пугается. Барбара укрыла Хелену. Хелена положила руки ладонями вверх на подушку. Рядом с головой. Как младенец. Руки вверх.
