Татьяна Лисицына - Рассказы (СИ)
Она словно окаменела, глаза не отрывались от деревянного изваяния Велеса. Как жесток бог со своими слугами. И что теперь ей делать? Что им делать? Что делать ей со своей любовью к незнакомому, но такому родному мальчику. Любовью, ради которой она решилась… Она чуть не застонала. Ах, мама, мамочка. Как же спасти тебя? Ведь меня наказывает медведица. Меня!
На бывшем капище становилось темно. Владимир, так и не дождавшись ответа, начал собирать ветки для костра, иногда поглядывая на Олесю, которая так и стояла, скрестив руки на груди.
В оранжевых отблесках огня бледное лицо Олеси, окаймленное длинными распущенными волосами, казалось спокойным. Она повернулась к нему.
— Кто ты? Расскажи.
— Темная ночь. Велесово капище в Медвежьем углу, — отрывисто начал он. — Люди спят, лишь один старый волхв «караулит» огонь, подбрасывая в него дрова. Жители Медвежьего угла свято верят, что пока горит пламя — племени ничего не угрожает: оно под защитой Велеса. Но волхв был стар и болен, его сморил сон, от костра остались одни угли. Обычай жесток: провинившегося приносили в жертву.
Олеся закрыла глаза. Своими словами он расчищал ей дорогу в прошлое. То прошлое, куда она не могла попасть самостоятельно.
На темном небе, усыпанном звездами, ярким пятном светится луна. Отталкивая волхвов, которые собирались подвести его к костру, старец сам шагнул в пламя.
Олеся порывисто схватила Владимира за руку:
— Ты не должен этого делать снова! Это уже было! Было!
— Иные души либо остаются с Велесом на Луне и очищаются, либо вновь воплощаются на Земле в мир людей, — он разжал ее пальцы и изменившимся голосом сказал:
— А теперь уходи и оставь меня одного.
— Медведицу послал Велес?
— Бог лесов и животных может принимать любое обличие. Ты что же, правда, не знаешь, кто ты?
— Нет. У меня не получается вернуться в то прошлое, — покачала головой девочка.
— Значит, время еще не пришло. А сейчас уходи! Здесь, — он махнул рукой в сторону, — поднимешься по тропинке наверх. Там автобусная остановка.
Она схватила его за руки, словно пыталась удержать.
— Я не могу оставить тебя здесь одного.
— Велес требует свою жертву, — Владимир мягко освободился и приблизил свое лицо близко к ней. — Ты же хочешь, чтобы твоя мама осталась жива? Я сделаю это вместо тебя. За мной должок. — он выпрямился. — А теперь уходи!
От неожиданно навалившейся на нее слабости Олеся почувствовала себя маленькой и больной. У нее не осталось сил сопротивляться. По решительному лицу Владимира она видела: он сделает, что задумал. Пройдя несколько шагов по тропинке, обернулась. Владимир стоял на коленях перед Велесом, ярко горел огонь.
Убедившись, что он остался один, Владимир достал из рюкзака нож, который он отнял у Олеси. Поцеловал деревянную ручку, которой касались ее пальцы. «Могущественный Велес! Прими мою жертву…». Он полоснул лезвием сначала по левому запястью, потом по правому. Кровь, заливая траву, вновь через тысячелетие питала священную землю, вымаливая прощение у свергнутых богов.
21
По лунному лучу поднимался Владимир к вратам Нави. Быстро пронеслась перед глазами вся его жизнь и пришло понимание, как мало сделано для возвращения лунному богу прежнего могущества. Не выполнил он своего предназначения. Даже Ярослава не смог принести в жертву. А люди русские как молились чужому Богу, так и будут молиться: он оказался слишком слаб, чтобы доказать им, что они не правы.
И вот он в конце пути: голый как червь с обнаженной и сморщенной душой.
— Прости меня, Велес, — его душа на коленях перед высоким стариком в белой длинной одежде. Могучие плечи укрыты медвежьей шкурой, ноги обуты в лапти. Грозен взгляд бога, разъяренного непослушанием своего слуги.
— Как посмел ты преждевременно лишить себя жизни?
Еще больше сжалась душа от прямого вопроса: не простит, не пощадит. Но попросить о ней, попросить, пока еще есть силы. Ведь он теперь уже не тот Велимир, который погубил Олеславу. Он беззащитен, он узнал любовь и может лишь отдавать.
— Я не мог позволить, чтобы она принесла себя в жертву.
— Что???
Грозно сомкнулись за спиной Велеса деревья с вывернутыми корнями. Владимир поежился. Словно, он может мерзнуть без тела. Но это был другой холод, проникающий сквозь душу, убивающий маленькую искру, которая остается после земной смерти.
И он все равно будет просить. Пусть возвращает его Велес на землю хоть червяком. Этой жизнью он закрыл себе путь наверх: не отразиться ему от Луны и не приблизиться к обители Всевышнего.
— Прими мою жертву, — еще ниже подгибаются колени. — Молю тебя, возьми мою душу вместо Вероники.
— Сейчас ты поймешь на какие муки себя обрекаешь, — усмехнулся Велес. — Взгляни на них. Согласен ли ты быть на их месте?
Перед ним два кокона. А в них две души, смятые, как бумажные листы, лишенные силы, движения, лишь тоненькая струйка мысли пробивается сквозь чехол, пытаясь доказать, что в ней еще теплится жизнь.
Владимир подполз к кокону Вероники, понимая, что там, на земле, у тела матери, сидит Олеся и верит. Не так страшна смерть тела, как смерть души.
— Возьми мою душу и верни Олесе мать! — настаивает Владимир.
— Хоть и не выполнил ты поручения, а все же понял основной закон, забытый людьми. — от Нави к Прави движущей силой коловращения является любовь. Любовь, которой на земле стало так мало. — Велес задумался. — Ладно, будь по-твоему, я принимаю твою жертву.
Велес взмахнул рукой, и один кокон упал вниз.
— А что будет с ним? — он указала на другой кокон.
— Если я получу назад свою силу, верну его родителям. Его отец уже получил подсказку. Кома — наказание, придуманное богами. Но разве люди нас слышат? Вместо того, чтобы думать о душе, они заботятся о теле больного. Но довольно отступлений. Пора заняться тобой. Если бы ты исполнил свою миссию, я бы отправил тебя к всевышнему, но тебе придется вернуться, чтобы исправить свои ошибки. И вернуться уже не в теле человека… Это право ты использовал. — Велес захохотал, перевернутые деревья за его спиной затрепетали. — Плата за любовь будет очень высокой.
22
Олеся очнулась от тяжелого липкого сна, не желавшего отпускать ее. На краю постели сидела Алла и тормошила ее.
— Проснись, проснись. Случилось чудо. Маму твою перевели из реанимации в обычную палату. И мы можем сегодня ее навестить.
— Правда? — радостная улыбка девочки разлилась по ее сонному лицу, она протянула руки и обняла склонившуюся над ней крестную.
— Вставай скорее, завтрак уже на столе. Позавтракаешь, поедем в больницу. Медсестра сказала, что ночью твоей маме стало лучше. А я только вчера в церковь ходила, молилась перед иконой святого Пантелеймона… Вот он и помог.
Вчерашнее происшествие навалилось на Олесю. «Ты же хочешь, чтобы твоя мама поправилась. Я сделаю это вместо тебя». Значит, Велес принял его жертву.
— На обратном пути заедем к церковь. Надо поблагодарить святого Пантелеймона.
Олеся, опасаясь, что взорвется и все выскажет Алле, побежала в ванную. Наивная Алла. Богам вовсе недостаточно молитв. Одна жизнь в обмен на другую. Мама поправилась из-за того, что Владимир принес себя в жертву. Сегодня ей было страшно от одной мысли о том, что вчера она собиралась лишить себя жизни. Олеся включила холодную воду, умылась и пришла на кухню. Алла вытаскивала из микроволновки ее любимые горячие бутерброды — сыр, завернутый в тонкий лаваш, намазанный маслом. На тарелках яичница с ветчиной.
— Алла, давай после больницы заедем в одно место? — попросила Олеся.
— И куда именно? — насторожилась Алла.
— Мне нужно поговорить с женой губернатора.
Алла поставила чашку с кофе на стол и удивленно посмотрела на Олесю.
— Что ты еще задумала?!
— Ты все равно не поверишь.
— Разве я когда-то не верила тебе? Я думала, что у нас откровенные отношения, но последнее время ты стала скрытной. Вчера даже не рассказала, где ты была. Пойми, я не слепая, вижу, что с тобой что-то происходит.
Олеся опустила голову: ей было жаль Аллу, она любила ее, но последнее время между ней и другими людьми образовалась пропасть, которая становилась все шире и шире. Она не такая как все, у нее свой путь, который уже предопределен.
— Я не отвезу тебя, пока ты мне все не расскажешь, — настаивала крестная.
Олеся положила вилку на тарелку и оставила ее в сторону. Есть не хотелось, лишь не желая расстраивать Аллу, она заставила себя проглотить немного яичницы и съесть бутерброд.
— Не спрашивай меня ни о чем, ладно? — голос Олеси звучал так, словно она сейчас расплачется.
