Роман Масленников - Самый умный, или Новые бойцы невидимого фронта
– Не знала, вот это да. Интересно, это правда? – С интересом спросила Алина.
– Правда в том, что миром правит прибыль. Какая разница, откуда грести деньги, с улицы Билли Уиллиса или с Пятой Авеню? – Ответил Фридрих Иванович. – Но с Триумфальной комбинация получилась более элегантная.
– Только не говорите, Фридрих Иванович, что здесь опять замешаны деньги. Какие тут могут быть деньги? Площадь закрыли на ремонт по политическим мотивам, чтобы насолить «Несогласным» или кто там бастовал, лимоновцы?
– А ты не думал, дружок, почему твои несогласные бастовали именно на Триумфальной площади? Так вот послушай. Потому, что там скоро будет подземная парковка и второй подземный «Охотный ряд». И строительство надо было начать по политическим мотивам, как в дымовой завесе. Ты думаешь, Ходорковского банкротили тоже по политическим мотивам?
– Ну да. – Михаил еще не успел догнать логическую цепочку, предложенную Фридрихом Ивановичем.
– Ну – ну. Какие еще политические мотивы? Политика – это не сконцентрированная экономика, как принято думать. Политика – это ширма для принятия экономических, точнее даже, бизнес – решений. Экономика – это бизнес конкретных лиц, точнее, групп, а национальная экономика тем более, а экономика города – и подавно. Надо же людям что – то на кухне обсуждать, а то так и будут тихо ненавидеть олигархию и бизнес. А так пусть хаят тупость несогласных, немогущих, нехотящих и прочих лузеров, таких же, как они сами, им подобных. Нацболы и прочие мячики – это марионетки. Им дают творить, печататься, петь, кормить семьи и пожилых родителей, а они – разыгрывают карты всяких «тридцать первых» чисел.
– Да уж, – подвела итог Алина. – Лучше сидеть и молчать, даже не созерцать – здоровее будешь.
Алина затушила сигарету. Михаил посмотрел на нее с удивлением: «Неожиданно».
Назавтра в контору возвращалось руководство.
Девушки такие девушки
Глубокая ночь, Геннадий разгребал какие – то деловые файлы: делать нечего. «Аська» была включена на домашнем компьютере. Одно время Геннадий думал, что дома – то он эти новомодные легкие мессенджеры вроде ICQ и скайпа никогда не установит. «Вот не могу представить – я что – то на моем компьютере делаю: в игру играю или порно – сайтами наслаждаюсь, первую любовь в одноклассниках к сексу склоняю – ну, мало ли! – а тут мне в аську кто – то долбится: «Привет! Как дела?» – «Да пошел ты в жопу» – ведь так не скажешь. А по сути ведь – вторжение в частную жизнь? налицо. И видно ведь, у человека статус «в дороге». Небось, стоит в пробке, делать нечего, пишет всем подряд. И нельзя не ответить – вип – клиент или важный партнер.
Однако же Геннадий Петрович аську завел. И вот в ночи к нему заявилась конкурент – генеральный директор пиар – агентства, волевая девушка, когда – то возглавлявшая крупную пресс – службу то ли в банке, то ли в нефти, то ли в газе. Преуспевала, следила за успехами Геннадия и не упускала случая его «подколоть».
– Привет, как бизнес?
– Хорошо.
– А ко мне тут твоя сотрудница на собеседование приходила.
– Какая именно?
– Пока сказать не могу. Спросила, почему она руководство о своем уходе в известность не поставила.
– Да мне пофиг. У меня все хорошо.
– Ну ладно, пока.
Геннадий хоть и был уставшим, мозги не варили, когда встаешь в шесть утра, и ложишься в два ночи, но, вспомнив летнюю лекцию про женские склоки, он все понял. У конкурентки был чисто женский коллектив, и своих склок, видимо не хватало. Еще бы полгода назад, до лекций Фридриха Ивановича, он бы забеспокоился, начал всех подозревать и, в конце концов, тронулся бы умом и перестал всем выплачивать премии. Он убедился в своей правоте, спросив как – то на одной конференции конкурентку, кто же к ней тогда приходил? Мол, можно говорить, я сменил уже весь женский состав. Конкурентка улыбнулась: «Не помню». Уже это «не помню!» Самая честная и самая грамотная отмазка от любого злодеяния. «Не помнишь, так включи мозги, сука! Или мне помочь?» – так бы разгорелось пламя в голове Геннадия Петровича еще полгода назад. Сейчас же он был спокоен, как смиренный удав.
Политике нет
– Геннадий Петрович, а почему мы не занимаемся политикой? – Спросила как – то по дороге на работу Вера Марковна. Ранним утром ее «пробило» на новые бизнес – идеи.
– Политика? Я бы хотел заняться политикой, потому как она – сконцентрированная экономика, больше денег, больше влияния, больше ценность информации. Шутка ли – намекнешь, что национализируешь банки, и можно скупать акции российских финансовых институтов по дешевке.
«Нет, на таком уровне еще можно заняться – придумывать, кому что говорить, чтобы слово рублем или другой стабильной валютой отозвалось. Но в этом секторе все и так понимают, о чем и как надо говорить. Рассылать пресс – релизы тут бессмысленно – не тот уровень. Достаточно позаботиться, чтобы первые каналы отписались (они и так подконтрольные), плюс основные деловые (всякие эр – бэ – ки, коммерсанты, ведомости – за эксклюзив горло перегрызут), плюс международные (раша тудэй, евроньюз – тоже всегда стойка «дай конфетку» на президента – премьера – правительство)», – размышлял Геннадий. Он предполагал, что возможно, его к таким заказам скоро подпустят, но только как пиар – прокладку, информацию распространять. Если есть, кого нанять, и есть, на что нанять, то почему нет? Вспомнил шутку про советского профессора: «Срать – это умственный труд или физический? Был бы физический – я бы нанял». Вот будем за других в ноосферу срать. Течение утренних мыслей, если едешь без пробок, непредсказуемо. Что ж, посмотрим, всякий новый опыт в профессии всецело полезен.
– В принципе, да. Я согласна. Помнишь лекции? Нам и говорили, что все первые лица – дурилки картонные, говорящие головы, «профессиональные гости», блин. Уж когда выборы были, еще можно было в чем – то где – то как – то себя проявить, потягаться там, с Минтусовым, с Кошмаровым. А сейчас? Хотя, я читала интервью политтехнолога известного, он говорит, что и сейчас работы хватает. – Размышляла, но вслух, Вера Марковна. Продолжила про себя:
«Когда на сцене, то есть политической арене, творится балаган, лучше его даже не смотреть, не то, чтобы режиссировать. Да и режиссировать этих кукол, в общем, неинтересно. Составление черных списков – кому можно, а кому нельзя – занятие не особо пыльное. Но никакого творчества! Хорошо, что мы политикой не занимаемся».
Сегодня Геннадий решил посвятить день литературе. Своей литературе.
6. Застолье.
Ближе к вечеру меня позвали на один из участков, где прямо на улице начиналось какое – то застолье. Сначала я отнекивался, но, увидев за столом бабу Раю, решил, что это хороший повод снова поговорить о Мужике.
– Здравствуйте еще раз, я сегодня весь день до Вас достучаться пытался, – подсаживаясь к ней, сказал я.
– Ой, родненький, я коров стерегла. Намучилась сегодня с ними, сил нет! – она протянула мне стакан с мутной жидкостью.
– Я вот, что еще о Мужике узнать хотел…
– Родненький, давай сейчас об этом не будем. Смотри, тут вся деревня собралась, – она обвела рукой стол, – сиди, знакомься.
Вдруг я вспомнил о странном парне, которого повстречал у покореженных ворот и обратил внимание, что его нет среди собравшихся.
– Этот? А он не коренной.
7. А был ли итог?
Изрядно подвыпив, я завел знакомство с человеком, который представился мне местным художником. Разумеется, он тоже отказался говорить о Маленьком Мужике, однако он не отрицал того, что прекрасно знает, как тот выглядит.
– Я тут кое – какие записи делаю. Сможешь мне там гнома этого нарисовать? – спросил я, заглядывая в сумку.
Художник дал утвердительный ответ, но, к своему удивлению, я не обнаружил в сумке ни тетради, ни даже ручки. На секунду мне показалось, что мои записи догорают в костре, который развели местные. Мы условились, что рисунок Мужика художник сделает в другой день, кроме того, он предложил мне переночевать под его крышей.
8. Вторая ночь.
Я проснулся среди ночи, мучаясь от жажды. К счастью, прямо возле моей кровати заботливый хозяин дома оставил ведро с колодезной водой, а рядом железную кружку. Промочив горло, я уже хотел было снова продолжить сон, как вдруг услышал где – то у входной двери топот маленьких ножек, а затем какую – то возню.
Я вскочил с кровати и выбежал в сени, но никого там не обнаружил. Художник и вовсе не проснулся. Этот эпизод мог взволновать меня куда сильнее, если бы я был в несколько другом состоянии, однако, я не придал этому особого значения и, вернувшись в комнату, снова завалился в кровать. За секунду до погружения в сон, мне показалось, что топот возобновился.
9. Утренний инцидент.
Меня еще ни разу не будили настолько бесцеремонно и неприятно. Сначала меня окатили холодной водой (видимо, из того же ведра, что стояло рядом), затем стащили с меня одеяло, после чего вообще сбросили с кровати на пол. Я напоролся на что – то острое на полу и довольно сильно рассек себе щеку. Удивительно, что я не наступил на это ночью. Резкая боль мгновенно привела меня в чувства. Я обернулся и увидел длинноволосого парня с палкой в руках, который склонился надо мной. «Я же сказал, чтобы ты не засматривался! Я же твой единственный друг!» – проревел он, но тут же был оглушен пришедшим на звуки борьбы художником.
