Александр Любинский - Виноградники ночи
Потом исчезло все — даже обои поменяли. Но вид из окна остался тот-же: поле, Коломенская колокольня на горизонте. Только вдоль шоссе выросло безобразное строго-функциональное здание Онкологического центра.
Дочка иногда просыпалась, звала. Таня вставала, брала ее на руки. Качались тени по стенам, сквозь занавески пробивался свет фонаря. Мы переехали сюда с Петровки — все же, собственная комната. И ничего, что пьяный валькин сын орет в коридоре, а его жена, расплывшаяся после родов как квашня, люто ненавидит нас — ничего, ничего, мы молоды и сильны, мы любим друг друга, и сплачивает нас — ожидание будущего.
Снова заморосил дождь. Марк вышел на маленькую площадь, поднялся вверх к отелю «Семирамис». Из ярко освещенных окон ресторана, расположенного на первом этаже, доносилась музыка. Джаз-банд играл что-то протяжно-томное. Марк пересек улицу, свернул в мощеный булыжником проулок, вышел к Азе. Слева, в свете круглой желтой луны проступали на дне ущелья очертанья монастыря. Интересно, что видел из окна своей кельи Руставели, когда, наконец, добрался до этого места? Успокоилась ли его душа? И, может быть, в смертный час следила за ним зависшая над горами все та же огромная желтая, подернутая поволокой зимнего тумана, луна?
Завыла сирена в Старом городе. Звук взметнулся вверх — сорвался вниз до утробного рыка — умолк. Похоже, в этом городе всегда — комендантский час. После взрыва англичанке увеличили число патрулей… Но по ветвящимся улочкам их всегда можно обойти.
Марк остановился… Самое время навестить Руди. Хватит откладывать! В такт ускоренным бодрым ударам сердца пересек Азу, двинулся едва различимой тропой вдоль ущелья под пристальным взглядом луны; добрался до окраинных домов, вошел в парадное; поднявшись на второй этаж, нажал на кнопку звонка.
Тишина… Снова надавил, уже сильней… Дверь распахнулась — так резко, что Марк едва удержался от желания отпрыгнуть в сторону: на пороге стоял высокий белокурый красавец. Рубашка на груди была расстегнута, обнажая мощный торс. Мгновенье — и рот растянулся в широкой улыбке.
— А вот и вы, наконец… Добрый вечер! — отступил назад, склонив в легком поклоне голову. — Проходите… Вот сюда.
И Марк оказался в маленькой уютной кухне. За столом у окна в легком домашнем халате сидела Ребекка.
— Добрый вечер! — Марк приподнял шляпу. — Я не помешал?
— Разумеется, нет, — проговорил хозяин. — Что будете пить?
— Чай. И погорячее. На улице холодно.
И Марк сел за стол напротив Ребекки, с напряженным вниманием разглядывавшей его.
— Давно хотел с вами познакомиться, — говорил между тем Руди, ставя перед Марком большую чашку с крепким чаем, — но как-то все не получалось… Давайте сюда вашу шляпу… Вот так… И располагайтесь поудобней.
— Мы где-то уже встречались? — Марк пригубил обжигающе-горячий чай… Поставил чашку на стол.
— Нет… Но Ребекка рассказывала о вас… Правда, Рива? Мы частенько вас вспоминаем.
— Руди опустился на стул между Марком и Ребеккой.
— Послушайте! — проговорил Марк, обернувшись к Руди, — объясните, к чему весь этот спектакль?
— Какой спектакль?
— Поджог, убийство!
— А… Вы об этом…
— Вы хотите, чтобы вся полиция города бросилась по нашему следу?
— Нет-нет! Вы неправы!
Подавшись вперед, Руди заглянул Марку в глаза.
— Мы работаем профессионально и не оставляем следов. Наша цель — добиться максимального эффекта минимальными средствами. Больше шума. И минимум потерь с нашей стороны.
— Но они всполошились. Повсюду заслоны. Усилен комендантский час! Вы этого добивались?
И, среди навалившейся, давящей тишины:
— Мы делаем дело! А ваши игры только мешают!
Отодвинув стул, Руди поднялся. Прошелся по комнате, остановился перед Марком:
— Вы не хотите крови и жертв?
— Я хочу, чтобы англичане почувствовали, что они лишние на этой земле! Да, мы жертвуем собой. Но за правое дело!
— А вы, оказывается, романтик… — проговорил Руди и улыбнулся.
Он стоял перед Марком и молча разглядывал его.
— Предыдущий план, по-видимому, нужно отменить, — сказала Ребекка, — они здорово укрепились.
Ненакрашенная, бледная, с небрежно заколотыми волосами, она выглядела вполне на свои годы.
— Да… — Марк снова пригубил чай. Осторожно опустил чашку. — Они откуда-то пронюхали.
— Это араб, черт подери! Он работал на англичан и передавал им информацию! Его нужно было уничтожить! — выкрикнул Руди. Взял со стола пачку сигарет, отошел к окну. Отвернувшись, закурил…
— Послушайте, — проговорила Ребекка. — Через две недели Рождество… Можно напасть на ресторан, где они отмечают! Самый подходящий момент… Будет много офицеров.
— А что… Это неплохая идея, — сказал Марк, — есть одно заведенье. Неподалеку отсюда, у въезда в Мошаву Яванит. Ресторан в здании отеля «Семирамис».
— Да. Там тоже празднуют…
— Тебе, дорогая, виднее, — Руди снова опустился на стул. — Ты туда и пойдешь.
— И пойду! Надо будет устроить так, чтобы все офицеры собрались в какой-то момент в одном месте зала… Например, организовать игру… Или чествование… Я беру это на себя.
Молча двое мужчин смотрели на нее.
— Ты не должна подставляться под пули, — проговорил Руди.
— Уж постараюсь!
Марк закружил по кухне.
— До Рождества осталось не так уж много времени… Успеем подготовиться? Сколько у нас людей?
— Двадцать три. Но на дело можно взять не больше десяти…
— Этого достаточно!
— Думаю, да… Встретимся здесь через два… нет, три дня. В это же время. И все обговорим окончательно. Я подготовлю план.
Марк подошел к Руди, протянул руку:
— Прекрасно! Вижу, вы умеете работать.
Руди поднялся, на мгновенье ладони их сомкнулись…
— Приятной ночи.
— До свиданья, — сказала Ребекка.
Она сидела в той же позе, слегка наклонившись над столом.
Марк снял с вешалки шляпу, прошел по коридору… Дверь была незаперта. Вышел на неосвещенную лестницу. Придерживая пальцами обжигающе-холодное железо перил, спустился вниз…
Зрачок луны уменьшился, переместился вправо — вот-вот закатится за поросшие жестким кустарником веки холмов. Пустыми переулками Рехавии Марк вышел к Агриппас. Неподалеку от рынка еще работала фалафельная. Две накрашеные девчонки в коротких плащах, подрагивая от холода, пересмеивались с водителем такси, чья видавшая виды «эмка» с желтыми шашечками на кузове стояла рядом. Марк купил порцию теплой швармы, обильно заправленной хумусом и салатом. Девчонки закудахтали сильней. Церемонно откланявшись, Марк двинулся прочь; свернул в проулок, ведущий к Яффо. У перекрытого заграждением входа на рынок под бледным светом фонаря маячили два силуэта с острыми абрисами винтовок. Марк свернул на Невиим, и когда дошел до дома № 52, от швармы уже ничего не осталось.
Отца Владимира поселили отдельно в квартирке в центре города, рядом со старым арабским кладбищем. Отец Владимир иногда появлялся у Генриха, исхудавший и грустный. Генрих как-то обмолвился, что у отца Владимира пост, скоро — Рождество. Даже жалко его было — очень уж он страдал.
Яков составил бумагу с обращением к властям и отнес ее в присутственное место, размещавшееся в одном из зданий бывшего Русского подворья, за собором, о коем и шла в бумаге речь. Яков долго бродил по тускло освещенному коридору, тыкаясь то в одну, то в другую дверь. По-видимому, раньше это был странноприимный дом: комнатки все были одинаковые — маленькие и узкие. Наконец, после получаса блужданий среди особ женского пола, оглушительно стучащих на пишущих машинках, Яков наткнулся на мужчину, судя по нашивкам, капитана армии Его Величества — пожилого и толстого. По-видимому, за долгую службу во всех концах империи он уже отвык чему-бы то ни было удивляться. Капитан взял бумагу, (каковая по требованию Генриха была написана кратко и по возможности ясно), внимательно прочитал ее и заявил, что не видит препятствий возобновлению церковной службы, поскольку разрешение на возвращение данного объекта в собственность Русской православной церкви уже имеется. Но… что это за Русское Палестинское общество? Оно где-то зарегистрировано? Пока нет — отвечал Яков, но только скажите, где и как. Мы — мигом! Устало вздохнув, капитан написал поверх бумаги, в какую инстанцию обращаться, и даже перечислил все требуемые документы. С туземцами всегда так — одни проблемы и головная боль.
Уже на выходе, почувствовав чей-то взгляд, Яков обернулся — в нескольких шагах от него стоял бледный монашек в черной рясе. Кажется, уже видел его… Но где? И вдруг вспомнил, словно на белом листе проступил водяной знак: монашек следовал за ним из комнаты в комнату — то ли человек, то ли тень… Уже не оглядываясь, Яков дошел по Эмек Рефаим до конторы. Плевать он хотел на эти шпионские игры! Тем не менее назавтра, (поскольку Генриха на месте не оказалось), Яков, докладывая, сообщил и о монашке. Генрих фыркнул и раздраженно выкрикнул, что «надо торопиться, поторапливаться надо!», хотя Яков был совсем не при чем.
