Джозеф Хеллер - Вообрази себе картину
Выйдя на свободу, Гертджи снова назначила брата поверенным и предъявила Рембрандту претензию касательно денежного обеспечения за этот год.
Рембрандт попробовал снова упечь ее, но безуспешно.
По нашим сведениям, вскоре она умерла.
А Рембрандт в год ее освобождения завершил трогательное, находящееся сейчас в Роттердаме полотно «Титус за своим столом», картину, относительно которой Шварц пошутил, что она вполне могла бы называться «Титус, пишущий завещание», если бы не то обстоятельство, что Рембрандт сам написал завещание за мальчика.
У четырнадцатилетнего Титуса было меньше, чем у Рембрандта, причин для вражды с семейством Саскии. Завещание называет Рембрандта единственным наследником, исключая из раздела имущества всех его родственников по матери и запрещая какой бы то ни было третьей стороне вмешиваться в касающиеся наследства дела.
Поскольку авторство завещания Титуса нельзя надежно приписать Рембрандту, мы исключаем этот документ из канона его литературных трудов.
Несколько позже в том же году Рембрандт предпринял кое-какие шаги, вероятно ужаснувшие тех, у кого он назанимал денег два года назад с обещанием выплатить долг по истечении двухлетнего срока.
Он арендовал зал и принялся избавляться от своего имущества, выставляя его на публичную распродажу. Нам неизвестно, что именно он продал и сколько выручил денег. Нам известно, что он не воспользовался этими деньгами для уменьшения долга за дом.
В мае 1656 года он перевел дом на Титуса.
Думая защитить дом от кредиторов после финансового краха, приближение которого он предвидел, Рембрандт наивно недооценил политические возможности бургомистра Витсена, склонившего Долговой суд аннулировать притязания Палаты по делам сирот, продать дом и полностью выплатить ему причитающееся, а остаток средств заморозить в интересах Титуса.
Всего через два месяца после перевода дома на Титуса Рембрандт подал прошение касательно «cessio bonorum», то есть добровольной передачи его имущества кредиторам вследствие понесенных им ущербов и потерь, написав, что причиной его неплатежеспособности стали «потери, кои он претерпел в сделках, равно как и ущербы и потери, понесенные им на море». Это была чистой воды отписка. Деловое банкротство считалось почтенной формой разорения и обеспечивало банкроту значительно большую личную неприкосновенность. Он избежал тюрьмы, но остался без гроша.
Кажется совершенной фантастикой, что в год таких бедствий он завершил не только «Урок анатомии доктора Яна Деймана», но и завораживающего «Иакова, благословляющего сыновей Иосифа», чье мощное построение и поразительные, безупречные тона сливаются в совершенном настроении несказанного покоя. Ни один отец не глядел на сыновей с большей заботой и лаской, чем Рембрандтов Иосиф; слепой Иаков, руку которого направляет божественное провидение, благословляет младшего сына, Эфраима, между тем как старший, Манассия, и жена Иосифа, Асенефа, завершают вертикаль геометрической группировки фигур.
Темой этой сцены является наследство.
Картина завершена в год банкротства.
«Урок анатомии доктора Яна Деймана» является, в отличие от «Доктора Тюлпа», истинным произведением искусства, в котором Рембрандт на свой манер соединяет контрасты Караваджо со свободным мазком и атмосферой Тициана и иных венецианцев. Кое-кто уверяет, что здесь не обошлось также без Рафаэля и Леонардо.
Устрашающие цвета идеальны. Покойник выглядит настоящим. Вентральная полость вскрыта и опорожнена. Крышка черепа аккуратно срезана. Большая часть картины обгорела. То, что осталось неповрежденным, изображает труп человека, казненного днем раньше за попытку ограбить мануфактурную лавку и обнажившего нож при аресте.
В Амстердаме человека могли казнить за кражу пальто и пригласить в ратушу после того, как он украдет состояние.
Реестр имущества Рембрандта, выставленного после его банкротства на публичную распродажу, включает среди сотен прочих вещей принадлежавшие ему бюсты Гомера, Сократа, Аристотеля и шестнадцати римских императоров, три рубашки, шесть носовых платков, двенадцать салфеток и три скатерти, а также некоторое количество воротников и манжет, о которых сказано, что они находятся в стирке. На распродажу было также выставлено более семидесяти его картин и более сотни рисунков.
Аукцион состоялся в пору наихудшего экономического спада, какой кто-либо мог припомнить.
Все живописное собрание Рембрандта, включая семьдесят картин и более сотни рисунков, пошло за 2516 гульденов. Шесть сотен дали его рисунки, а на долю семидесяти картин и всего прочего осталось чуть больше 1900 гульденов, то есть всего-навсего в четыре без малого раза больше, чем он получил за одного только Аристотеля.
Акции голландской Ост-Индской компании также стремительно падали.
Дом был продан с аукциона за 4658 гульденов, и в том же году Рембрандт закончил величественный автопортрет, пребывающий ныне в «Коллекции Фрика» в Нью-Йорке, портрет, на котором он, облаченный в роскошную меховую накидку и вызолоченную мантию, сидит в кресле, будто на троне, сложив ладони на серебряном набалдашнике трости, которая вполне могла оказаться скипетром, и выглядит так же царственно, как, вероятно, выглядел сам мистер Генри Клэй Фрик, король стальной индустрии, и уж никак не менее пышно, чем, скажем, Фрик, Корнелиус Вандербилт, Генри Форд, Джон Пирпонт Морган и Лоренцо ди Медичи, вместе взятые.
Вам бы и в голову не пришло, что перед вами банкрот.
Четыре картины Рембрандта, выданные им в обеспечение долга в сто шестьдесят гульденов, были выставлены судом на продажу и принесли чуть больше девяноста пяти.
Правила гильдии живописцев запрещали художнику, чьи картины попали на распродажу, когда-либо вновь продавать в Амстердаме произведения искусства.
Это правило Рембрандт сумел обойти с помощью Титуса и Хендрикье, подписав контракт, в котором он определялся в служащие компании по продаже картин и прочего, основанной этими двумя: ему оплачивались стол и кров и выдавалась вперед малая сумма на житейские расходы, которую запрещалось использовать на оплату долгов, он же исполнял за это должность советника и обязывался передавать фирме все новые работы, какие исполнит до конца своих дней.
Они жили в доме на Розенграхт в Йордане, где квартирная плата составляла двести двадцать пять гульденов в год.
Нам неизвестно, как был получен от дона Антонио Руффо второй заказ. Однако в 1661 году, когда «Аристотель» уже находился в Мессине, туда прибыл и Рембрандтов «Александр».
За всю свою жизнь не слыхал Аристотель столь яростной ругани! Воздух гудел от мерзостных непристойностей и ужасных посулов сицилийской мести. Несколько дней все вокруг расхаживали вооруженными. Свирепый племянник с рапирой, склонный вспыхивать по всякому поводу, злобно поглядывал на Аристотеля и орал, что он и ему отрезал бы яйца.
Со временем синьор Руффо оправился от потрясения и призвал к себе писца.
Из более чем двухсот картин его коллекции, образованной произведениями лучших мастеров Европы, негромко диктовал он, стараясь сохранять спокойствие, ни одна не походит на эту, состоящую из четырех пришитых один к другому кусков. Швы выглядят просто ужасно. Ясно, что картина изначально представляла собой голову Александра, которую Рембрандт решил нарастить до поясного портрета, прикроив к ней недостающие куски.
В возмещение ущерба, причиненного столь дурной работой, синьор Руффо намеревается оставить у себя «Александра» и взять предлагаемого «Гомера» за двести пятьдесят гульденов вместо пятисот запрошенных. В противном случае он угрожает вернуть «Александра», ибо никто не обязан держать у себя картину столь дорогую и притом столь плохо исполненную.
Рембрандт, чьи картины, будучи выставленными на распродажу, принесли в среднем значительно меньше тридцати гульденов каждая, выказал в ответе своему готовому заплатить пятьсот гульденов покровителю все что угодно, кроме смирения. Это последнее из литературных произведений Рембрандта, какими мы располагаем, дошло до нас лишь в переводе.
Я весьма удивлен тоном, которым мне сообщают об Александре, столь превосходно исполненном. Уверен, что в Мессине не много отыщется ценителей искусства. В добавление к этому Ваша Милость жалуется и на цену, и на холст, но ежели Ваша Милость пожелает отослать картину обратно за собственный счет и на свой страх и риск, я готов написать другого Александра. Что до холста, то я обнаружил, что он несколько маловат, уже во время работы, отчего и оказалось необходимым увеличить его длину, однако если повесить картину так, чтобы свет падал на нее должным образом, то никто совершенно ничего не заметит.
Если при этом Александр удовлетворит Вашу Милость, то все в порядке. Если же Ваша Милость не пожелает сохранить сказанного Александра, то наинизшая цена за новую картину составит 600 гульденов. А за Гомера 500 плюс стоимость холста. Расходы, разумеется, будут производиться за счет Вашей Милости.
